Ольга Болдырева - Тёмные души [litres]

Из «Женского дома» я вышел только под вечер. Несмотря на желание проведать Амизи, пару часов просидел на подоконнике, дошивая снегирьков. Крестики закончились, и теперь мне предстояло обратным швом обрисовать птицам клювы, оперение и линии ветки, на которой и сидели яркие красавцы. За вышивкой мысли успокоились, и детская, совершенно необоснованная обида поутихла. Я тихо напевал под нос мотив баллады на староэльфийском, руки двигались уже как-то сами, только взглядом отмечал точки следующих проколов. И было настолько легко и упоительно, что я в очередной раз порадовался, как по случайности увлекся вышивкой, которая, оказывается, приносила столько удовольствия и умиротворения.

Вытащив законченную работу из пялец, я поцокал языком. На канве отчетливо виднелись пятна кахфе, и цвет ткани отличался от первоначального – за прошедшие недели она запылилась и запачкалась. Да и заломов было много. Так что перед тем, как кому-то показать свою первую вышивку, ее предстояло хорошенько выстирать и отгладить.

Оставив в памяти галочку узнать у Альды, как именно стираются вышитые работы – мне не хотелось, чтобы нитки полиняли или что-то повредилось, – я положил ткань на кровать и, расправив закручивающися уголки канвы, принялся собираться.

Выбравшись на улицу Святого Георгия, я уже крутил головой в поисках свободного экипажа, как меня окликнул знакомый голос.

– Кериэль! – Прижимая к груди несколько старых свитков, ко мне быстрым шагом приблизился служитель Освин. – А я как раз думал, как бы тебя найти! Ты давненько не заходил к розам – они скучают по тебе.

Подумав о чудесном саде, который Оскарби устроил за своим костелом, я сразу заулыбался.

– Извини, большое упущение с моей стороны. Но в последнее время слишком много всего происходит вокруг, – повинился я. – Ты хотел мне передать привет от роз? Или еще что-то?

Оскарби спохватился, что застал меня во время вызова экипажа.

– А, ты же спешишь… Просто я заглянул в библиотеку епископата, – служитель закатил глаза, – даже не спрашивай, как на меня смотрел архивариус, когда я озвучил, что мне нужно. Но мне удалось найти несколько любопытных трактатов на тему ритуалов разъединения Триединого. Помнишь, ты спрашивал про ребра?

У меня перехватило дыхание, и я, по-иному посмотрев на свитки в руках у Оскарби, махнул уже подъехавшему экипажу, что больше не нуждаюсь в его услугах. Со стороны возницы донеслась пара нецензурных определений в адрес эльфов, которые сами не знают, что им нужно. Но мне было все равно. Даже здоровье и безопасность леди Мосфен, о которой я беспокоился весь день, отошли на второй план.

А вдруг Оскарби действительно нашел что-то важное?

– Уже не спешу! Я весь внимание!

Церковник беспокойно огляделся, народу на улице было много. Кто-то спускался к порту, кто-то, наоборот, шел от него. Люди и нелюди толкались у маленьких магазинчиков, пили кахве в небольших ресторанчиках, чуть ниже играла группа музыкантов, собрав вокруг себя любопытных слушателей.

– Может, не здесь? – робко предложил служитель Освин. – Тема не самая приятная, и я не хотел бы, чтобы кто-то не так понял мои слова.

Мне было, признаться, все равно. Всегда можно сослаться на расследование (а так оно и есть). Но если Оскарби неудобно и хотелось бы найти более подходящее место, то я не собирался возражать.

– Пойдем тогда розы проведаем, я как раз их полью, – предложил служителю, сверившись с расположением клонящегося к закату светила.

– Лучше просто домой, – улыбнулся Оскарби, – поливом теперь Гента занимается. Говорит, ей полезно упражняться… Боюсь, если вы приметесь поливать мой сад вдвоем, он потонет.

– Гента – молодец, – одобрил я старания колдуньи. – Тогда сейчас возьмем что-нибудь на перекус и двинемся к вам.

Это «к вам» прозвучало как-то странно, будто бы с подтекстом. И, судя по тому, как смутился Оскарби, так показалось не мне одному. Я даже собирался извиниться, но заметил, что служителю пришлось по душе это случайное «объединение». Пусть оно было только на словах.

Купив по пути сладких лепешек с медом, кунжутом и изюмом, мы добрались до маленького фиолетового дома колдуньи.

– У нее еще занятия, – пояснил Оскарби, вытащив небольшой ключ. – Скоро практика по бытовой магии у Генты закончится, потом она польет сад и присоединится к нам. Как раз успею пересказать самое неприятное.

Мы разулись в прихожей. Служитель любезно кивнул на стул у окна небольшой кухоньки и засуетился по хозяйству, ставя чайник и разогревая угощение. Я же, устроив подбородок на сложенных кистях, любовался горшками с фиалками, которые заняли весь подоконник. Цветам явно нравилась уютная атмосфера дома, и они пышно и ярко цвели.

– Все настолько плохо? – Я кивнул на свитки.

– Потом сам прочитаешь подробности и оценишь. Специально для тебя и забрал документы из хранилища, а то вдруг упустил какие-то важные детали. Я основное перескажу из того, что понял. – Служитель поставил передо мной чашку с крепким мятным чаем, блюдо с лепешками, а сам сел напротив и задумался, подбирая слова.

Я Оскарби не торопил. Раз уж не получилось у меня сегодня доехать до Амизи, значит, так было нужно. И вполне можно провести вечер в такой приятной компании. Еще и Гента скоро придет – покажу колдунье какое-нибудь несложное заклинание.

– У Генты так много чашек… – неожиданно сообщил церковник, – и совсем не бывает гостей. Я не очень общительный, но мне бы хотелось, чтобы как-нибудь выдался повод наполнить их все. – Служитель Освин отпил из своей кружки и наконец перешел к свиткам.

– Самое неприятное, что ритуал вовсе не сектантский. – Поймав мой изумленный взгляд, Оскарби натянуто улыбнулся. – Представь себе мое удивление и разочарование! Это очень древняя легенда. В свитке один из монахов, приплывших из Старого Света, пишет, что слышал ее от своего учителя, а тот – от своего. Якобы на вопрос послушника, отчего же в мире происходит столько бед и страдают невинные, старый отшельник ответил, что божества устают от слияния и раз в несколько тысячелетий жаждут снова обрести свое «я». Вроде как это необходимо. Ритуал разъединяет Триединого и помещает сущности в подготовленные для этого особые сосуды. Чтобы божества прошли нашими дорогами, посмотрели на мир нашими глазами, выплакали наши слезы. А когда отведенное смертным телам время заканчивается, творцы снова объединяются, и наступает золотой век. Триединый изживает боль и несправедливость, наказывает грешников и дарует царствование смиренным.

– Звучит не так уж и плохо. – Я задумчиво облизал испачканные в меду пальцы и потянулся за салфеткой. – Пока не понял, в чем проблема и почему эта легенда забыта.