Гай Кей - Тигана [litres]

Он находится на острове. Видел Брандина Игратского. Что он скажет Баэрду? Тонкий кинжал у него на поясе стал тяжелым, как меч. Та женщина оказалась гораздо красивее, чем он ожидал. Дэвину пришлось дать ему голубое вино, он никак не мог в это поверить. Он только что ударил незадачливого, ни в чем не повинного человека так сильно, что сломал ему кости на лице. Наверное, я действительно ужасно выгляжу, подумал он, если даже Эрлейн так сдержанно со мной говорит. Они собираются на войну в Сенцио. «Это то, чего я хотел», – повторил он про себя.

– Эрлейн, мне жаль, – сказал он, рискнул сказать, пытаясь выбраться из своей печали.

Он был готов к едкому ответу, почти хотел его услышать, но Эрлейн сначала вовсе ничего не сказал. А когда заговорил, голос его звучал мягко.

– Я думаю, пора, – были его слова. – Спустимся поиграть? Это поможет?

«Это поможет?» С каких это пор его люди – даже Эрлейн – чувствуют необходимость его опекать?

Они снова спустились в зал. Дэвин ждал их на импровизированной сцене у дальней стены «Триалы». Алессан взял свою тригийскую свирель. Правая рука болела и распухла, но это не могло помешать ему играть. Музыка была нужна ему сейчас, очень нужна. Он закрыл глаза и заиграл. В переполненном зале все замолчали, слушая его. Эрлейн ждал, его руки неподвижно лежали на арфе, и Дэвин ждал тоже, давая ему время, чтобы он мог улететь ввысь в одиночестве, устремиться к той высокой ноте, когда можно очень ненадолго забыть все: растерянность, и боль, и любовь, и смерть, и тоску.

Обычно, когда Альенор поднималась на крепостную стену замка на закате, она смотрела на юг, наблюдая за игрой света и сменой красок в небе над горами. Но в последнее время, когда весна повернула к лету, которого они все ждали, Альенор стала подниматься на северную стену и ходить взад и вперед мимо амбразур, словно стражник, или, облокотившись на холодный шершавый камень, смотреть вдаль, кутаясь в шаль от холода, все еще наступавшего после захода солнца.

Будто могла проникнуть взглядом до самого Сенцио.

Шаль была новая, привезенная из Квилеи гонцами, о появлении которых заранее предупредил ее Баэрд. У гонцов были послания, которые, если все сложится правильно, могли перевернуть вверх дном весь мир. Не только Ладонь – и Барбадиор, в котором, по слухам, умирал император, и Играт, и саму Квилею, где Мариус мог погибнуть именно из-за того, что он делал для них.

Гонцы из Квилеи заехали сюда по пути в форт Ортиц, чтобы, по обычаю, засвидетельствовать свое почтение хозяйке замка Борсо и передать ей подарок от нового короля Квилеи: шаль, окрашенную в цвет индиго – цвет, который почти невозможно встретить на Ладони и который, как ей было известно, носили в Квилее только самые знатные люди. Очевидно, Алессан много рассказывал Мариусу о ее участии в его делах все эти годы. И это было хорошо. Кажется, Мариус Квилейский был одним из них; собственно говоря, как объяснил Баэрд в тот день, когда Алессан уехал на перевал Брачио, а потом дальше на запад, Мариус был во всем этом ключевой фигурой.

Через два дня после отъезда квилейцев у Альенор появилась привычка совершать весенние прогулки верхом, которые случайно уводили ее так далеко от дома, что она пару раз оставалась ночевать в соседних замках. И в этих случаях передавала особые послания некоторым особым людям.

«Сенцио. До дня летнего солнцестояния».

Вскоре после этого в замок Борсо приехали торговец шелком, а потом певец, который ей нравился, и привезли слухи о крупной переброске войск барбадиоров. Дороги совершенно забиты наемниками, марширующими на север, сказали они. Она лукаво и озадаченно подняла брови, но в эти вечера позволила себе выпить больше вина, чем обычно, и потом по-своему вознаградила обоих мужчин.

Сейчас, на закате, стоя на крепостной стене, она услышала сзади шаги. Альенор их ждала.

Не оборачиваясь, она сказала:

– Ты чуть не опоздала. Солнце уже почти село. – Что было правдой: краски в небе и на легких, подсвеченных снизу облаках потемнели, розовый цвет сменился красным и пурпурным, доходя почти до цвета индиго, как у шали на ее плечах.

Элена вышла на парапет.

– Простите, – невпопад сказала она. Она всегда извинялась, потому что все еще чувствовала себя неловко в замке. Она ступила на дорожку для стражи рядом с Альенор и посмотрела вдаль, на сгущающуюся тьму над весенними полями. Ее длинные желтые волосы разметались по плечам, их концы шевелил легкий бриз.

Предлогом ее появления в замке было то, что она стала новой фрейлиной Альенор. Она привезла в Борсо двух своих малышей и немногочисленные пожитки через два дня после окончания дней Поста. Посчитали удачной идеей устроить ее здесь задолго до того времени, когда это будет иметь значение. Как ни удивительно, по-видимому, могло действительно наступить такое время, когда ее пребывание в замке будет иметь значение.

Томаз, высокий пожилой воин карду, сказал, что одному из них необходимо остаться здесь. Томаз, который явно не был выходцем из Кардуна и также явно не желал открыть, кто он такой на самом деле. Это Альенор не волновало. Главным было то, что Баэрд и Алессан ему доверяли, а в данном вопросе Баэрд полностью полагался на мнение этого смуглого человека с впалыми щеками.

– Кого вы имеете в виду, говоря «одному из них»? – спросила Альенор. Они собрались вчетвером: она сама, Баэрд, Томаз и та рыжая девушка, которой она не нравилась, Катриана.

Баэрд долго колебался:

– Ночных Ходоков, – в конце концов ответил он.

При этих словах Альенор приподняла брови, но этот маленький жест был единственным, что могло выдать ее изумление.

– Правда? Здесь? Они все еще существуют?

Баэрд кивнул.

– Это у них ты был вчера ночью, когда уходил из замка?

Через мгновение Баэрд опять кивнул.

Катриана заморгала от удивления. Она умна и довольно красива, подумала Альенор, но ей еще многому предстоит научиться.

– И что ты там делал? – спросила Альенор Баэрда.

Но на этот раз он покачал головой. Она этого ожидала. С Баэрдом нельзя было переступать границы, но ей нравилось испытывать их на прочность. Однажды ночью, десять лет назад, она точно узнала, где проходят его личные границы, по крайней мере в одной сфере. Как ни удивительно, с тех пор их дружба стала еще крепче.

Теперь он неожиданно улыбнулся:

– Ты могла бы, конечно, всех их разместить здесь, не только одного.

Она изобразила на лице легкое отвращение, притворное лишь отчасти.

– Одного достаточно, благодарю. Если это соответствует вашим замыслам, каковы бы они ни были. – Последние слова она адресовала старику, замаскированному под кардунского воина. Цвет его кожи был подобран очень хорошо, но она знала о методах маскировки Баэрда. За эти годы они с Алессаном появлялись здесь в самых разных обличьях.