Гай Кей - Тигана [litres]

– Для побежденного у тебя злой язык, – холодно ответил сенцианец. Смех прекратился. – Откуда ты, если так резво издеваешься над мужеством других людей?

– Из Тригии, – спокойно ответил тот.

– Из оккупированной Тригии, – злобно поправил сенцианец. – Побежденной Тригии. С барбадиорским губернатором.

– Мы пали последними, – возразил тригиец чересчур вызывающе. – Борифорт продержался дольше, чем все остальные.

– Но он пал, – отрезал сенцианец, теперь уверенный в своем преимуществе. – Я бы не спешил так с рассуждениями о чужих женах. После всех историй, которые дошли до нас о том, что здесь вытворяли барбадиоры. И еще я слышал, что большинство ваших женщин не так уж сопротивлялись.

– Закрой свой грязный рот! – оскалился тригиец, вскакивая. – Закрой, не то я заткну его навсегда, лживый сенцианский бродяга!

Поднялся страшный шум, громче, чем раньше. Эточио попытался восстановить порядок и яростно зазвонил в колокольчик над стойкой бара.

– Хватит! – проревел он. – Успокойтесь, не то вы все сейчас вылетите отсюда!

Это была суровая угроза, и все смолкли.

В наступившей тишине снова раздался сардонический смех кардунского воина. Он уже встал с места. Бросил монеты на стол в уплату по счету и, все еще смеясь, оглядел зал с высоты своего роста.

– Видите, что я имею в виду? – пробормотал он. – Все эти спички-мизинчики тычут друг в друга. Вы этим всегда занимались, не так ли? И полагаю, что так будет и впредь. До тех пор, пока здесь не останется ничего, кроме Барбадиора и Играта.

Он подошел к бару за своим оружием.

– Ты! – внезапно окликнул его сероглазый тригиец, когда Эточио подавал воину его кривую саблю в ножнах.

Карду медленно обернулся.

– Ты умеешь пользоваться этой штукой так же хорошо, как своим языком? – спросил тригиец.

Губы карду раздвинулись в жестокой улыбке:

– Раза два она становилась красной.

– Ты сейчас на кого-нибудь работаешь?

Карду оценивающим, надменным взглядом окинул говорившего:

– Куда ты направляешься?

– Я только что изменил свой план, – ответил тот. – В Феррате ничего не заработаешь. С их двойной пошлиной. Думаю, мне придется отправиться дальше. Я тебе заплачу обычную цену за охрану, мы поедем на юг, в горные районы Чертандо.

– Там неспокойно, – задумчиво пробормотал карду.

Лицо тригийца насмешливо скривилось.

– А зачем ты мне понадобился, как ты считаешь? – спросил он.

Через секунду карду улыбнулся в ответ.

– Когда едем? – спросил воин.

– Уже уехали, – ответил тригиец, поднимаясь и расплачиваясь по счету. Он забрал собственный короткий меч, и они вышли вместе. Когда открылась дверь, в комнату на несколько мгновений ворвался ослепительный солнечный свет.

Эточио надеялся, что после их ухода разговоры утихнут. Но этого не произошло. Юноша у бара пробормотал что-то насчет объединения в единый фронт – замечание, которое было бы просто безумным, если бы не было таким опасным. К несчастью – с точки зрения Эточио, во всяком случае, – это замечание услышал торговец шерстью из Феррата, а публика в зале к тому моменту была уже настолько взбудоражена, что тему стали развивать.

Это продолжалось весь день, даже после ухода парня. И в тот вечер, уже при совершенно других посетителях, Эточио поразил сам себя, вмешавшись в спор о знатности предков между астибарским торговцем винами и еще одним сенцианцем. Он сказал то же, что говорил карду – насчет девяти тонких пальцев, которые сломали по одному, потому что они так и не сумели сжаться в кулак. Этот аргумент ему был понятен; в его собственных устах он звучал разумно. Он заметил, что мужчины закивали еще до того, как он закончил говорить. Это была необычная реакция, она ему льстила: на Эточио редко обращали внимание, разве что тогда, когда он кричал, что таверна закрывается.

Ему очень понравилось это новое ощущение. В последующие дни он поднимал этот вопрос всякий раз, когда представлялся случай. Впервые в жизни Эточио начал завоевывать репутацию думающего человека.

К несчастью, однажды летним вечером его услышал барбадиорский наемник, стоявший у открытого окна. Они не отняли у него лицензию. К тому моменту уровень напряженности по всей Ладони был очень высок. Они арестовали Эточио и казнили на колесе возле его собственной таверны, засунув ему в рот отрубленные кисти рук.

Но к тому времени уже очень многие слышали эти рассуждения. Очень многие в ответ на услышанное утвердительно кивали.

Дэвин присоединился к остальным примерно в миле к югу от таверны на перекрестке, на пыльной дороге, ведущей в Чертандо. Они его ждали. Катриана ехала на первой повозке одна, но Дэвин вскочил на вторую и сел рядом с Баэрдом.

– Кипят, как кастрюля с кавом, – весело сказал он в ответ на насмешливый взгляд Баэрда из-под приподнятых бровей. Алессан ехал верхом рядом с повозкой. При нем был меч, как заметил Дэвин. Лук Баэрда лежал в повозке, за его сиденьем, достать его можно было одним быстрым движением. Дэвин несколько раз за шесть месяцев имел возможность убедиться, насколько быстро Баэрд это делает. Алессан улыбнулся ему, он ехал с непокрытой головой в ярком свете послеполуденного солнца.

– Как я понимаю, ты немного помешал в этой кастрюле после нашего ухода?

Дэвин ухмыльнулся:

– Много мешать не понадобилось. Вы двое теперь разыгрываете эту сцену, как профессиональные актеры.

– Ты тоже, – заметил герцог, ехавший по другую сторону от повозки. – Особенно я сегодня восхищался твоим праведным гневом. Мне показалось, что ты вот-вот в меня чем-нибудь запустишь.

Дэвин ему улыбнулся. Белые зубы Сандре ослепительно сверкнули на фоне невероятно черной кожи.

«Не ждите, что вы нас узнаете», – сказал Баэрд, когда они расставались в лесу Сандрени полгода назад. Так что Дэвин был подготовлен. Но не в достаточной степени.

Преображение самого Баэрда сбивало с толку, но было довольно умеренным: он отрастил короткую бородку и убрал подложенные плечи из камзола. И стал не таким массивным, как Дэвину сначала показалось. Он также каким-то образом изменил цвет волос: из ярко-желтых они стали темно-каштановыми – по его словам, приобрели естественный цвет. Глаза его теперь тоже стали карими, а не ярко-голубыми, как раньше.

Однако преображение Сандре д’Астибара было полным. Даже Алессан, который, очевидно, за долгие годы должен был привыкнуть к подобным вещам, тихо присвистнул, когда увидел герцога в первый раз. Поразительно, но Сандре превратился в стареющего чернокожего воина из Кардуна, страны за северным морем. Люди этого типа, как слышал Дэвин, часто встречались на дорогах Ладони лет двадцать-тридцать назад, в те дни, когда купцы ездили только большими компаниями, а кардунские воины с их грозными кривыми саблями пользовались большим спросом для защиты от грабителей.