Сергей Лукьяненко - Наваждение. Лучшая фантастика – 2022 [сборник litres]

– Привет, – сказал в трубку. – Нет, скоро не получится… Нет, никак… Дела у меня. Да, дела. А дорогой и любимый, я думаю, обойдется без твоей помощи… Тогда делай, как хочешь… Как хочешь, говорю, делай, если уж ты решила… Да… А это уже похоже на шантаж, моя дорогая… Не надо меня грузить. Вот не надо… Вот-вот. Именно так… Пока. – Жваков бросил трубку – если бы мог, именно бросил бы, – и заковылял по коридору к своей палате.

Навстречу ему той же походкой ковылял человек с загипсованной левой ногой.

Жваков вошел в палату. Конфликт принципов там подходил к своему завершению.

– А вот хрен вам и от мертвого козла уши! – выкрикнул человек со второго ряда свое, видимо, окончательное слово.

– У меня есть довод, с которым вы будете вынуждены согласиться, – спокойно произнес Ираклий. Он достал из своей сумки желтую карточку и показал человеку.

По всему было видно, что это не просто карточка.

– Прошу извинить, уши были от мертвого осла, – уже спокойно произнес человек. И продолжал, помедлив: – Да, вы правы. Есть юридический принцип: незнание не освобождает от ответственности. Следовательно, то обстоятельство, что я не знал о стоимости услуги в момент ее оказания – я не ошибусь, если употреблю слово «стоимость» и слово «услуга»? – не освобождает меня от выплаты вознаграждения, возмещения, компенсации или иным способом поименованной суммы. Вы удовлетворены?

– Вполне, – сказал Ираклий. – Приложение я вам сейчас поставлю.

Двенадцать человек ворочались на своих кроватях. Со спины на левый бок и обратно. Гиря, привязанная к правой ноге каждого, не позволяла большего. Можно было еще по-разному сгибать в колене левую ногу, что давало дополнительно какую-то степень свободы, можно даже представить – комфорта.

Заснуть Жвакову не удавалось. Он подумывал о том, чтобы отстегнуть проклятый груз, но одиннадцать соседних человек ворочались со спины на бок, и Жваков решил не сдаваться. Деды терпели и нам велели, вспомнилась народная мудрость.

И заснул наконец.

Он проснулся, как ему показалось, первым. Одна кровать во втором ряду, однако, пустовала. Чувствуя потребность опорожнить мочевой пузырь, он проделал необходимые манипуляции и вышел в коридор. Человек из второго ряда был там – и запах, запах крови, который Жваков почувствовал раньше, чем успел что-нибудь увидеть, – человек сидел на коленях, откинувшись спиной к стене. Обеими руками человек сжимал нож – что-то из медицинского инструментария. По полу растекалась лужа крови. Человек совершил сеппуку, понял Жваков, все-таки совершил человек. А ведь говорил человек, что он не японец.

Жваков подошел ближе, вдыхая запах крови – хорошо знакомый, незабываемый с недавнего времени запах. Длинные волосы почти закрывали лицо человека. В зубах он сжимал ленту мини-принтера, на которой было напечатано:

ПРОСЬБА НЕ РЕАНИМИРОВАТЬ

И ниже:

ПРИГОДНЫЕ К ИСПОЛЬЗОВАНИЮ

ВНУТРЕННИЕ ОРГАНЫ ПРОШУ

ПЕРЕДАТЬ В ФОНД ОДД

Фонд Общества добровольных доноров, понял Жваков.

– Не хотел идти на эту голосовалку, но все идут, а делать здесь все равно нечего, – сказал Бакин.

– Аналогично, – произнес Жваков.

В аудитории сидели двадцать два человека. У одиннадцати, сидящих справа, правая нога была закована в гипс до колена. А у одиннадцати, сидящих слева, в гипс до колена была закована левая нога. Каким образом палата левой ноги лишилась одного человека, было неизвестно. Про второе сеппуку ничего не было слышно.

Изменения телесные влекут за собой изменения в манерах, и двадцать два человека от нетерпения били о пол загипсованными пятками, словно копытами.

В аудиторию вошел человек, и стало тихо.

Человек подошел к белой доске. У человека в руке был фломастер. Человек поднял руку с фломастером, и на доске появилось изображение мозга – два полушария с извилинами.

– Это человеческий мозг, – сказал человек, – а в мозгу есть лобные доли коры, – человек показал фломастером, – которые суть та часть человеческого мозга, которая делает его человеческим мозгом.

– Это профессор? – тихо спросил Жваков у Бакина.

– А кто же еще? – тихо ответил Бакин.

– А не хиросиг ли он в каком-нибудь смысле подобно тому чуваку, за которого мы голосовали в прошлый раз?

– Возможно, – сказал Бакин.

– Во второй половине двадцатого века, – сказал человек у доски, – профессор Б. Ф. Поршнев – Борис Федорович – утверждал, что лобные доли – это принимающий аппарат внушения, а именно с развития аппарата внушения, способности внушать и быть внушаемым, начался путь от первобытного троглодита к тому, что мы сейчас называем человеком разумным.

– Хочется почему-то называть его именно так, пока мы не убедились в обратном, – сказал Жваков.

– Человека разумного? – уточнил Бакин.

– Нет, хиросига.

– Не возражаю, – кивнул Бакин.

– Впрочем, в начале было слово, – сказал профессор, – которое возникло именно как орудие внушения. Центр речи, кстати, находится в тех же самых лобных долях. Слово, сказанное одним человеком, несло веление, которому другой не мог не повиноваться. Недаром «слушаться» означает «подчиняться». И эта функция внушения – суггестии – оставалась единственной функцией слова задолго до того, как слова приняли форму осмысленной речи. Не будучи осмысленными, они были реально похожи на некие заклинания – анторак бдык урбык урбудак будык гиба габ гиба габ! – Последние слова он выкрикнул в пространство и несколько раз подпрыгнул, а после того продолжал уже нормальным голосом: – В память этих времен осталось выражение «заклинаю тебя», хотя, разумеется, тогда не могло существовать ни слова «заклинаю», ни местоимения «ты» со всеми его склонениями. Только урбыдуг антогас салих алимат хак хак!

– Наверное, у него в плане создание какого-то гаджета в помощь суггестору, – предположил Бакин.

– Возможно, как-то действующего на лобные доли, – высказал предположение Жваков.

– И вот, – продолжал професор, – если один человек – на данный момент суггестор – говорит другому свое велительное «бдык», то другой понимает это как команду «прекрати», если что-то делает в этот момент, или команду «нельзя», если собирается что-то делать, или команду «делай как я», если в этот момент что-то делает сам суггестор, или команду «дай мне», если держит что-то в руке. И вроде достаточно одного велительного «бдык», но не единым бдыком, не единым бдыком. За бдыком урбык, за урбыком будык, и где бдык с урбыдугом, там и анторак с антогасом, и на всякий бдык находится свой урбудак, и бдык бдыку брык, и урдубык урдубуку не бардудак.

– Вот настоящий хиросиг, – сказал Жваков, – а тот, прошлый, был не такой.