Сергей Лукьяненко - Наваждение. Лучшая фантастика – 2022 [сборник litres]

На деревянных ногах Гаврила обернулся. Посреди горницы стояла его сестра.

Юная, красивая, такая, какой он помнил ее до болезни.

– Оля? – опешил Гаврила. Кто-то на границе сознания заколотил в рынду, замахал флажками, выдал в эфир SOS, но приятная теплая волна закрутила, смяла впередсмотрящего, накрыла с головой.

– А я тебя жду, – улыбнулась девушка. – Узлов вот навязала, – подняла она глаза к потолочной балке. – Это же ты меня научил. Как с армии вернулся. Помнишь, Гавря?

Гаврила сморгнул накатившие слезы и посмотрел наверх.

Там, на люлечном ушке посреди потолка, висела петля.

Петр плеснул остатки керосина на крыльцо, закрутил по-хозяйски крышечку на канистре, убрал в рюкзак.

– Готово? – спросил Петр у Григория. Тот протянул бутылку. Петр пощупал торчащую из горлышка тряпку, неодобрительно цокнул. Смочил ее получше и подставил под зажатый в ладонях Григория огонек. Тряпка словно нехотя занялась, зачадила.

– Скажешь чего? – посмотрел Петр на командира. – Ну, нет так нет. Земля тебе пухом, Гаврила. Колпак тебе дымом. – Петр размахнулся и что есть силы швырнул бутылку, метя в окно. Горящая бутыль описала дугу в темнеющем воздухе и вспыхнула, разбившись о пол комнаты. Огонь загудел, взметнулся к потолку, выпустил широкие языки наружу, облизал резные наличники.

Григорий перекрестился.

Желтое пламя поедало пряничный домик изнутри.

– Пойдемте, – тихо сказал Евсей.

Шли молча. Серые колосья ржи сменились кустарником. Потом вдоль дороги поплыли островки подлеска.

Часа через три дорога сменилась раскисшей колеей, а затем и вовсе пропала. Уткнулась в болотистую низину.

– Гляди-ка, комары! – Петр хлопнул себя по загривку. – Вот ведь живучие твари, даже Колпак им не указ.

– Нам тоже не указ, – мрачно возразил Григорий, выдирая сапог из чавкнувшей жижи. – Батя, давай к тому холму, и заночуем. А то увязнем тут к едрене-фене.

Пока разжигали костер, пока пекли нарытую картоху, Евсей, уронив голову, молча пил последнюю водку. Братцы даже не заметили, когда он уснул. Уснул как был, сидя.

Первое, что услышал Евсей по пробуждении, было смачное Петрово:

– И биться сердце перестало!

Евсей с трудом разлепил ресницы.

В кирпичном рассвете фигура Петра казалась призрачной. Он, не шевелясь, смотрел на восток. Там, за идущим вдаль пшеничным полем, высился холм. Игрушкой на нем красовался пряничный домик.

Тот самый.

Когда они вошли в пустынный двор, то убедились: все осталось на месте. И колодец с кадушкой, и качели, и брошенные грабли. Грушевое дерево все так же кутало тенью низкий столик.

В горнице все так же болтался в петле Гаврила.

Во рту у Евсея пересохло:

– Воды дай, – он протянул руку.

– Кончилась, – сухо, шершаво обронил Григорий. – Я сейчас наберу.

Когда снаружи заскрипел колодезный ворот, Евсей пошатнулся. Оперся о покрытый олифой дверной косяк. Петр подхватил Евсея под локоть и вывел на улицу, усадил ослабшего Атамана на завалинку.

– Надо сжечь, – осипшим голосом произнес Евсей. На лавке лежало маленькое круглое зеркальце. – Еще раз.

– Так соляры больше нет, – потер ухо Петр. – Закапывать придется.

– Сжечь, – упрямо повторил Евсей и уставился на него невидящим взглядом.

– Батя! – взорвался Петр. – Соляры ж, говорю…

Григорий вцепился в край колодца и громко фыркнул.

Прыснул, залился тонким визгливым смехом.

– Соляры! – хохотал он, утирая слезы, выдыхая и рыча. – Со! Ля! Р-ры!

Перед ним стояла колодезная кадка, полная керосина.

Лазар никогда не покидал пределов города и потому не мог до конца осознать, насколько странное это место. Конечно, он читал книги о шумных мегаполисах, купающихся в неоновом свете, или о деревеньках, окруженных зелеными просторами. Маленький лобастый телевизор транслировал фильмы и сериалы, в которых к пушистым облакам взмывали небоскребы, плескался голубой океан, а по пляжу бежала невероятной красоты девушка в красном бикини. Океан, купальники и широкие площади столиц были для Лазара такой же фантастикой, как холмы Средиземья.

Начнем с того, что в городе Лазара месяцами не видели солнца. Серая муть клубилась над невзрачными черепичными крышами днем. Тучи будто намалевали на театральной кулисе, и с тех пор прошло так много времени, что кулиса частично сгнила. Зато ночью смог рассеивался и луна заглядывала в окна. Она была желтой и пятнистой, как кариозный зуб, а в полнолуние она и пахла, как зуб; ну или что-то иное распространяло по узким извилистым улицам сладковатый запах тухлятины. Дома стояли так тесно, что можно было прошагать город по кровлям, от консервной фабрики до крематория и от крытого рынка до заколоченной церкви. Но большинство муниципальных законов касались именно крыш, и никто не осмелился бы на такую прогулку. Перестраховываясь, бабушки рассказывали внукам про Черепичных Обжор, Костяного Верхолаза и – бр-р! – Дымаря; дети с материнским молоком впитывали страх перед всем, что сверху, что выше чердаков. Но на чердаки тоже никто не поднимался. На чердаках постоянно скреблось и шепталось, оттого квартиры на последних этажах стоили копейки.

Сквозь город протекал черный канал, окантованный осклизлыми булыжниками и позеленевшими перилами, в его устье находился магазин антикварных игрушек, но о нем я не хочу говорить. Старинные дома зарастали лишайником. По проулкам плыл туман, в его ядовитых испарениях кишели вездесущие крысы и еще разное.

Все без исключения жители появились на свет в роддоме со стенами, выложенными из пенобетона, – или же в своих крошечных лачугах, в обшарпанных ванных, в затхлой воде, выцеженной из ржавых кранов. Они учились – или же будут учиться – в школе, огороженной тройным забором, в холодных классах с постоянно гаснущими лампочками (во мраке учащиеся прижимаются друг к другу, а педагоги бормочут испуганно на несуществующем языке, и электрик крестится, спеша по коридору, и смешно спотыкается).

Город гордился своим двухсотлетним университетом. Приземистые корпуса располагались на южной окраине. Вуз снабжал город специалистами: врачами, учителями (теми, что бормочут на несуществующем языке), инженерами.

Вы должны понять, что люди не покидают малую родину, и не спрашивайте почему. Не спрашивайте, что случится, если какого-нибудь глупенького мечтателя поманят небоскребы в телевизоре, океан или девушка в красном купальнике.

Цыц!

Здесь были офисы, напичканные современной техникой, жужжащие и пахнущие так же, как офисы в любом другом месте, но щупальца миазмов искали вход в вопиюще светлые офисные ячейки, осторожно ощупывали стеклопакеты; в стены за пластиковыми панелями вмурованы раковины устриц и человеческие зубы. Здесь были роскошные рестораны со вкусной едой и живой музыкой, но сразу за ними скрипел дремучий лес, и официантки старались не смотреть на корявые сосны и не зацикливаться на совах.