Владимир Ильин - Напряжение: том 7 [СИ]

Услышав первые ноты, я поплотнее завернулся в плед и закрыл глаза.

— Я жив покуда… Я верю в чудо… — послышался прочувственный, исполненный грусти голос Артема Шуйского…

***

Дворец человека, особенно такого, как Конрад Аденауер — часть его личности. Что-то будет напоказ, демонстрацией статуса, власти и наглости — высокие белые ступени, собранные из мрамора исчезнувшего храма Артемиды, анфилады коридоров, украшенные колоннами, некогда вывезенными из Рима; в уголке гостиной — столик с часами из Янтарной комнаты. Что-то во дворце останется потаенным, тщательно запрятанным в подвалах — пыточные и личные тюрьмы, лаборатории и темные залы, раскрашенные оккультными символами, родильные отделения со свинцовыми стенами — да что угодно, Георг Ходенберг давно перестал удивляться.

Парадную часть дворца сеньор Любека видел, до подвальной — обязательно доберется. Пока куда интереснее ему было то, что между этих двух граней — обычные помещения дворца, часть рутинной жизни бывшего хозяина: место работы с документами и приема пищи, залы малого театра, оранжереи для прогулок и места частого пребывания. Именно в них есть отпечаток внутреннего характера владельца, его вкуса, предпочтений и частичка того, каким он себя заявлял перед слугами — а значит считал таковым и сам.

Ходенберг видел дворцы палачей, обставленных шкафами с сотнями книг, которые никто никогда не читал — но владелец мнил себя светочем мысли. Георг помнил аскетичные пространства истинных ценителей удовольствий — вельможные обжоры появлялись в толпе исключительно в суровых ризах и босиком. Правда, им никогда и не доводилось ступать босыми ступнями на холодные камни — по ковровым дорожкам проходил их жизненный путь, из тепла и в тепло. Что не мешало им врать себе и пытаться поучать благочестию остальных, развалившись на мягких подушках в серых комнатах.

И это знание об истинном характере — оно было крайне важно. Потому что слуги знают своих господ куда лучше самых близких коллег, и рабы эгоистичного палача ни за что не поверят в его личную жертву во имя общего дела — равно как прислужники ложного аскета рассмеются в лицо, когда поведаешь им о последнем святом подвиге их господина. Ведь Ганзе, а также лично Георгу, совершенно не нужно, чтобы личные слуги уловили фальш, подняли активные защиты дворца и принялись готовиться к штурму. Это ведь какой ущерб собственности, которую они уже полагали своей..

Ганза объявила Конрада Аденауера мертвецом для внешнего мира — и личный слуга Конрада принял это известие. Теперь предстояло четко определить, по какой причине великий Конрад Аденауер мог бросить все дела. Чем его могли купить, запугать, убедить — и пусть служба аналитиков каждого из Золотых поясов расстаралась и выдала подходящие мотивы, схожие и пересекающиеся большей частью, но окончательную линию поведения Ходенберг должен был выбрать сам — поэтому с любопытством оглядывал убранство внутренних покоев, куда раньше ни одного постороннего никогда бы не пустили.

На совете правления Ходенберг выбил себе право принять дела ушедшего Золотого пояса, чтобы организация не потеряла возможную прибыль. Разумеется, сеньор Гамбурга был против, а сеньор Висмара воздержался, и ругань за почетное право грабить первому должна была съесть все время до рассвета. Все, как всегда — только в этот раз сеньор Бремена Латтнер был Георгу должен, и голосование «два — за», «один — против», «один — воздержался» сделало Ходенберга еще немного богаче. Разумеется, все добро мертвого Аденауера растащат более-менее поровну, но кое-что по праву распорядителя Георг себе непременно откусит.

Единственным препятствием этому могли стать именно слуги.

Пока что внутренняя часть дворца Конрада производила хорошее впечатление — присутствовал вкус в оформлении внутренних пространств; ненавязчивые цвета с выраженными акцентами в виде живой зелени и неброских пейзажных картин соседствовали с добротной, массивной мебелью. Направленность на восток Европы прослеживалась — подлинники картин происходили из России. Мебель, пусть и итальянских мастеров, но тоже некогда украшала собой княжеские дворцы. Если не задумываться о происхождении полотен и обстановки — смотрелось красиво и гармонично. Много деталей, композиция едина во всем дворце — где-то настроение чуть игривее из-за кружевных штор, где-то мягкие ковры придадут комнате восточное степенство и спокойствие. Слуги любят такое, им нравится основательность, вдумчивость хозяев. Мог ли такой Конрад действительно уйти в тень во благо Ганзы? Судя по отсутствию сотен собственных портретов, бюстов, скульптур и признаков прогрессирующего нарциссизма — мог, отчего нет. Тем более, что аналитики действительно подыскали убедительные объяснения — осталось проверить, мягко ли они лягут на собственные версии личных слуг дворца. Не могли же они не задаваться вопрос, отчего богатейший человек современности вдруг все взял и бросил ради трех других, которых наверняка ненавидел и обсуждал со слугами. Обязаны были.

Георг прибыл со свитой из двух виртуозов — сила, более чем достаточная, чтобы не спрашивать никаких разрешений. Виртуозы Аденауера покинули дворец немедленно после гибели нанимателя — ушли злыми, так как контракт предполагал изрядную неустойку в случае смерти охраняемого лица. Благо, этот же контракт обязывал не причинять Ганзе вред еще пять лет после найма, и обошлось без ущерба.

Словом, дворец остался без охраны — и слуги, подняв щиты, принялись заваливать секретариат Ганзы бестолковыми звонками. Так что, официально, что и было указано в первой из имеющихся ганзейских грамот, Ходенберг прибыл именно ради защиты дворца. Была и вторая грамота — решение Ганзы о размещении бывшей собственности Конрада по хранилищам других Золотых поясов, для чего следовало задействовать внутреннее метро. Ну а третьей грамотой Ганза предписывала передать все секреты, ключи, активные договора и контракты на сеньора Любека. Ее-то и перечитывал личный слуга Конрада, стоя посреди очередного зала внутренней части дворца. Лицо у явно не спавшего мужчины было серым, постаревшим, измотанным. Судьба слуги всегда связана с господином.

Георг Ходенберг стряхнул пепел с сигареты на драгоценный паркет, игнорируя мучительное выражение лица бывшего доверенного лица Конрада. Мистер Рассел растерянно посмотрел на огонек сигареты, не зная, можно ли одергивать гостя. Грамоты предписывали молчать.

Если и дальше будет стоять тихо, то можно будет запускать во дворец собственных слуг — пусть перенимают дела. Местные слуги Ходенбергу были не нужны.

— Когда же вы покажете мне личный кабинет Конрада? — Вальяжно уточнил Георг.