Ядвига Симанова - Восход памяти [litres]

– Смотри! – прошептал Константин на ухо Марианне. – Он расслаблен и счастлив, сознание сузилось – в таком состоянии информация не подвергается анализу, а проходит прямо в подсознание.

«Она его гипнотизирует, – наконец поняла Марианна, – гипнотизирует проекцию – ту часть сущности Ильи, что контролирует сон».

– Тебя ждет новое славное путешествие, – говорила Мала медленным обволакивающим голосом.

Никто не заметил, но, говоря, она дважды мигнула. Илья точь-в-точь отзеркалил движения ее глаз – и этого тоже не видел никто. Все только слышали ее речь, ровную, размеренную, неторопливую.

– Да, тебя ждет славное, долгое путешествие на новом витке спирали. Но сейчас ты желаешь отдохнуть, ты устал, тебя клонит в сон.

Цыганка зевнула. Следом зевнул и Илья.

И тут цыганка негромко, но твердо и отчетливо приказала:

– Спать!

Плечи Марианны дрогнули – так неожиданно прозвучал приказ после мягкой речи, что текла как ручей. Константин сжал ее ладонь, тихо произнеся одно слово: «Все». Илья сомкнул веки и, опустив голову, стоя, погрузился в сон.

Константин на цыпочках, словно опасаясь разбудить спящего, подошел к цыганке.

– Вы – прелесть! – в неподдельном восхищении прошептал он.

Марианне оставалось лишь констатировать факт – молодой ученый пребывал в восторге, вот только одного она пока не разобрала – как стоит ей самой относиться к такой резкой перемене? Константин собирался помочь Мале подняться, но она остановила его движением руки, затем перевернула две оставшиеся карты лицевой стороной и неотрывно смотрела на получившийся расклад. Марианна подъехала на коляске, остановившись рядом. Между арканами Мир и Смерть располагался двадцатый аркан под названием Суд – на зов крылатого ангела мертвые восстают из могил. Марианна знала множество интерпретаций данной карты, но в выпавшем раскладе она могла означать одно.

– Ты еще помнишь, что это значит? – спросила цыганка, повернувшись к Марианне.

– Смерть, – ответила девушка.

– Смерть, – повторила старая цыганка, задержав пристальный взгляд на пребывавшем в трансе Илье, как будто решая удостовериться, что он еще жив.

Страшное слово, произнесенное дважды, всколыхнуло пространство: стекла, стены, потолок разом задрожали, тяжелый воздух стал осязаем. Атмосферу окутала тонкая прозрачная пленка, и эта пленка через мгновение дала трещину, затем другую.

– Сон Ильи теряет управление. Если не выберемся отсюда, нам крышка! – сказал Константин, беря под руку цыганку.

– Но как нам выбраться? – озвучил Степа вопрос, волновавший всех.

– Илья больше не контролирует сон, не блокирует выход. Значит, каждый из нас волен проснуться. Надо лишь пожелать.

– Я хочу проснуться, но не могу. Не понимаю, что я должен сделать, – произнес Аким, с надеждой заглядывая Константину в лицо.

Тот стоял, в растерянности разводя руками.

– Сам не знаю, – проговорил он, падая на стул. – В теории все так. Думал, на практике будет проще. Давайте просто попробуем проснуться! Хорошо? Достаточно проснуться кому-то одному, и он разбудит остальных.

Наверно, это была абсурдная, невыразимо нелепая картина – что только они ни предпринимали: щипали себя, друг друга, закрывали-открывали глаза, тщетно пытались выйти из дома, – выход по-прежнему охраняли собаки, а за окнами простиралось все то же однотонное покрывало тьмы. Время уходило. Сон Ильи трещал по швам. Сотворенная его волей реальность лопалась как яичная скорлупа. Потолок становился ниже и ниже, от стен пластами отслаивалась древесина, кругом стоял треск и гул, давила нарастающая духота. Людьми овладевало отчаяние.

Степан исчерпал запас природного оптимизма и едва сдерживал слезы. Сквозь собственные всхлипы и непрекращающийся деструктивный мотив умирающего сна ему послышалась легкая трель. Не будучи уверен в своих ощущениях, он спросил:

– Вы слышите?

Никто не понимал, никто не слышал. Все молча в недоумении таращились на него. Константин сделал шаг навстречу Степе, и часть напольной плиты раскололась под тяжестью его ступни. Все переглянулись, читая усталость и ужас в глазах друг друга.

– Что ты слышал? – спросил Константин.

– Мелодию. Я и сейчас ее слышу, – дрожа губами, объяснял Степа, все более прислушиваясь. – Это – звонок, телефонный, так звонит мобильник.

В глазах Константина вспыхнула надежда.

– Послушай, – начал он, прерываемый оглушительным треском ломающихся стен, – из-за особенности проваливаться в дремоту, сны у тебя неглубоки, как правило, поверхностны. Ты, видя сон, одновременно способен воспринимать любые внешние звуки. Ты один можешь вытащить нас отсюда! Мобильник еще звонит?

– Да, – отвечал Степа, осознавая весь груз ответственности, нечаянно свалившейся на его плечи, он во все глаза смотрел на Константина.

– Интересно, чей это телефон? Охранники вроде бы все забрали.

– Вспомнил! – просиял Степа, обернувшись к Марианне. – Телефон в машине – это он! Я забрал его у какого-то мужика на дереве, он чинил что-то, я вытащил телефон из его рюкзака. И, выходя из машины, я взял его с собой. Это он звонит…

– Прекрасно! – Константин прервал его, сосредоточившись на главном. – Вспомни, как выглядит телефон во всех деталях, иди на звук мелодии, не теряй ее, дотянись до трубки, как будто собираешься ответить на вызов!

Марианна и Аким замерли в ожидании, рассчитывая на последний шанс. Константин старался успокоить Марианну, держа ее за руку, сам не замечая, как дрожат его пальцы. Лишь цыганка с завидным хладнокровием продолжала тасовать карты.

Степа, как только мог, напряг слух. Это был узнаваемый стандартный рингтон китайского мобильника. Степа уцепился за мелодию – путеводную звезду из убийственного сонного царства. Но внезапно звук прекратился. Спасительная мелодия растаяла…

– Я потерял ее… Я больше ничего не слышу, – чуть не плача, произнес Степан.

– Спасения не будет… – то ли спрашивая, то ли утверждая, молвила Марианна, сжимая ладонь Константина.

И он в этом чужом, разваливающемся на глазах сне почувствовал прилив счастья – в час отчаяния это было до безумия странно и нелепо, но он не пытался анализировать, без всяких умозаключений он совершенно точно знал, что причина тому – Марианна, ее рука, их нечаянная близость, и жалел лишь об одном – о том, что скоро и счастье, как и все на этой и той стороне, канет в черную дыру.

Мир трещал по швам. Потолок, как тяжелый гидравлический пресс, опускался все ниже, сетчатая пелена обволакивала воздух, затуманивая видимость, не давала дышать.

– Любопытно, что наступит раньше: мы задохнемся или нас раздавит? – попытался сыронизировать Константин.

– Братцы! Кто это? Кто говорит? – вновь возбудился Степа, тщательно навострив слух.