Ядвига Симанова - Восход памяти [litres]

Он звал Марианну по имени, кричал, срывая голос, бил кулаками о зеркала, пока руки его не покрыл кровавый узор из рваных трещин, а кристаллы осколков с алыми краями не усеяли пол. Кричал, надрывая глотку без устали, зная, что она его не услышит – зеркальной поверхность была лишь снаружи, пряча от посторонних глаз бронированную дверь из гнутого профиля, он сам в свое время настоял на такой. Превосходные звукоизоляционные показатели, незаменимые при работе с лучом, для Марианны сыграли роковую роль. Луч давал поразительные результаты, но на текущем этапе работал грубо, отсекая напрочь все и ничем не дополняя картину. Молодой ученый прекрасно отдавал себе отчет в том, что если девушку посчастливится вызволить из помещения живой, она с высокой долей вероятности даже не вспомнит себя, а что скорее – начисто утратит память об элементарных навыках, ее память полностью обнулится. Девушка не будет помнить, как держать ложку, чистить зубы, процесс восстановления займет долгие годы, но и в этом случае шансы на успех невелики.

Окровавленными руками Константин взялся за телефон, набрал какой-то номер, вызвал, кого следует вызывать в экстренных случаях. Он производил все действия автоматически с бессмысленным упорством и мертвым взглядом, понимая – что бы он теперь ни предпринимал, Марианну не вернет, ту Марианну, с которой он искал Вихрь, Марианну с провалами в памяти, тайнами, что выводила на свет таинственная красная нить, Марианну, которая ненадолго, но все же тронула его чувства, ту, чье очарование внезапно угасло, будто в той зеркальной комнате коттеджа вместе у ударами сердца пропала какая-то важная ее часть, да так и осталась замурованной во тьме навсегда, отказавшись, повинуясь аккордам пульса явиться из небытия.

Нам только кажется, что наши жизни пересекаются. На самом деле они параллельны. Так оставим в покое вселенную Константина, ежесекундно вызываемую к жизни скупым рационализмом и логикой. Пускай за разбитым зеркалом вскроется дверь в секретную каморку без единого оконца, пускай извлекут оттуда на носилках чуть живую девушку с пустыми как у кукол Элизиума глазами, пускай Константин рвет на себе волосы, пускай… Печаль, предсказуемость, необратимость – в его вселенной все именно так.

Оставим… И мысленно заглянем за стену – пускай не пугает разбитое стекло некогда зеркального шкафа. Пусть глаза привыкнут к темноте и разглядят каменный стул с высокой спинкой, что некогда страшил Марианну своей схожестью с электрическим атрибутом экзекуции. Возле стула – оставленная инвалидная коляска. Девушка сидит на стуле, выпрямив спину. Сзади болтаются невостребованные пружины фиксатора. Девушка напряженно думает, вспоминая то, что должна забыть.

Марианна думала и вспоминала, вызывая к жизни образы: станция, перрон, и никого кругом, кроме девушки и цыганки; проклятие, брошенное в лицо, неудачи, что последовали за ним чередой однотипных сценариев с неизменным финалом; избушка старой ведьмы, послание, доставленное вороной, а в нем – место, время, поворот; за рулем – маньяк, похожий на ботаника, его потные очочки и лоснящаяся физиономия, авария и из последнего: наполовину влюбленный в науку, наполовину – в себя самого, увлеченный навязчивой идеей отыскать Вихрь Константин, оставивший девушку в лесу стирать руки в кровь в холодной грязи болотистого леса, одним словом, мразь. Затем снова на переднем плане памяти возникала цыганка, а с ней приходило осознание тождественности их душ, единства их пути, а после появлялось будущее – девчонка с веснушчатым лицом и рыжими кудрями, ради нее цыганка Мала сотворила промежуточное звено – Марианну, аркан 12 – Повешенного – добровольную жертву во искупление всех прошлых грехов. Где ты теперь, отпущенное на свободу будущее? Удалось ли тебе убежать от Гидры? Марианна всеми силами вызывала в памяти гнетущие эпизоды прошлого – то, из чего состоял ее мир, – собирала, как мусор, в один контейнер, чтобы затем разом отправить на свалку, послать мир к черту!

И ядовитый мусор прошлого, не выстояв под напором воли, разъедал сам себя, постепенно исчезая, он освобождал дорогу чистому свету – лучу, дыханию безграничной свободы, лучу, способному заполнить образовавшийся вакуум, изменить сюжет. Луч давал свободу, стоя на высокой скале, прыгнуть в пропасть, но только так, чтобы прыжок этот никогда не заканчивался, чтобы не было ему конца, а значит, и ни Гидры, ни Смерти. Марианна послала мир к черту! И шагнула в кристально чистое ничто! С разбегу в пропасть!

Память о Силе воскресила бьющую через край энергию, коей обладал Вихрь, и Марианна, паря в невесомости и прозрачной пустоте, прекратив думать, стала придумывать. Она придумывала мечты. В мыслях своих Марианна ударами каблука пригвождала мечты к земле, не давая улететь, – из них рождалась новая память. Прошлое уходило в раскрытую настежь дверь. Из чистого луча в безмолвии и пустоте, что есть начало всему, возникал новый мир – мир без Вихря, мир без проклятия, очищенный от мусора дистиллированный слайд.

Стоило Марианне послать мир к черту, как он лег к ее ногам…

По московским улицам гуляла весна. Цвели ландыши, распускалась сирень. Безоблачное небо разливало ласкающий крыши домов солнечный свет. В кафе открылись летние веранды, и Марианна с Константином сидели за уютным столиком, попивая ароматный латте.

Счастье гремело из колонок проносившихся мимо автомобилей, витало в воздухе, с теплым ветром донося свежие ароматы листвы и распускавшихся цветов, играло солнечными бликами на витринах магазинов и стеклах домов, читалось в сиянии улыбок мужчины и женщины, сидевших бок о бок на летней веранде, смотревших глаза в глаза. Он говорил что-то об экспериментальных исследованиях аппарата – акустического луча интерференционной картины, называя его сокращенно АЛИК, – о бывшем психиатре, страдающем каким-то расстройством шизоидного спектра, которого Константин взял на попечение и которого планировал излечить от ментального недуга благодаря чудесным свойствам луча, способного корректировать память. Отчего-то девушка сразу запомнила имя пациента, хотя оно было не из легких: Тимур Сардокович – так звали его. Марианне на миг показалось, что она уже где-то слышала это имя, и образ пригрезился наяву: низкорослый мужчина с темными усиками, который имеет скверную привычку при разговоре прищуривать левый глаз.

Но все это было не важно, когда сердце пело, гуляя под руку с весной, и молодой привлекательный ученый, Константин, жених, без пяти минут муж, смотрел на нее с обожанием. И не имело значения, о чем он при этом говорил, когда в каждом вдохе, движении, улыбке темных глаз жила любовь.