Илья Слобожанский - Зайтан-Бродяга. Тихий город

Врать не стану, и мне не легко. Винтовку Михалыч не забрал хоть и грозился. Лучше бы она у него осталась, уж больно большая и неудобная для прогулок по болоту. А тут ещё Карлуха будь он неладен, ростом не вышел мой приятель для таких путешествий. Едва ноги волочит, мешок не бросает точно прирос к нему. Ноет мелкий, на свою гадкую жизнь жалуется. А я, слушаю и тащу его за собою. Там, где глубоко несу на себе. Бусики из ракушек вещица хлопотная, а когда Карлуха на спине едет, хоть вой. Шею царапают. Хотел было снять, в мешок спрятать. Поймал на себе осуждающий взгляд болотника и передумал. Что же мне теперь с этими ракушками до скончания дней мучиться?

Странная у нас компания. Сюндель с девкой на спине, я за Карлухой приглядываю. Михалыч с Гунькой обособились, идут вслед за ластоногим, нам не помогают. Плохая у меня компания, ненадёжная.

Иду гляжу по сторонам, часто оглядываюсь. Запах от нас по всей округе разлетелся. Толпой в болото полезли, широкий след оставляем. Как бы зверьё не унюхало? Болотник тоже башкой вертит, останавливается, слушает. Кому как ни ему знать, кто в этих краях главный хозяин? Болотный рвака прячется в тине. Ухватит за ногу и утащит в яму. В этих местах и без рваки зверья хватает. Кто жалит, кто кусает, встречаются и с фантазией. Тот же остронос, этот, тварь хитрая. Не такой крупный как рвака, но выдумщик ещё тот. Ударит носом, не поймёшь на что напоролся, на корягу, или камыш в ногу ткнулся. Кровь, как не старайся не остановишь. А этот гад позади бредёт не торопится. Ждёт, когда свалишься.

Темнеть начало вышли к знакомому мне месту. Комаров, мошек, жучков и букашек, тьма тьмущая. Гудят, роятся.

Деревянная лачуга посреди болота, старая, обветшалая. Сваи чёрные, крыша из камыша поросла мхом и низенькими кустами. Не знай с какой стороны подойти, пройдёшь в двух шагах и не заметишь. Вокруг хибары камыш, а на воде большущие красно-жёлтые цветы баюки. Вонь от них стоит ужасная, почти как в отхожем месте. На этот запах и летят насекомые.

Вывел нас болотник к избушке, развернулся и ушёл, слова не сказал на прощание. Проводил я его взглядом, не теряю надежды, может хоть рукой помашет. Не помахал. Ну и ладно, я не гордый, переживу.

С большим трудом взобрались по скользким сходням и повалились на доски помоста. Болото я вам скажу — это куда хуже бурелома и сухостоя вместе взятых. Там посидеть, да отлежаться можно. В болоте останавливаться не желательно, увязнешь. Ноги преют, царапины да укусы грозят большими неприятностями.

Чуток отлежались, перевели дух. Отворили скрипучую, кособокую дверь и вошли под крышу. Снял бусики, подарок болотников спрятал в мешок. Здорово они мне шею исцарапали и натёрли. Надо бы потёртости да порезы мазью смазать. Но это чуть позже, обустроимся тогда и подлечусь.

— Да уж. — Подсвечивая спичкой изрёк Михалыч. Стены у входа в плесени, на полу мох разросся волдырями, досок совсем не видно. — Апартаменты люкс, для бомжей. — Всматриваясь в черноту заключил Михалыч и брезгливо добавил. — Воняет так же.

— Каких бомжей? — Укладывая у двери вещи, спросил Гунька. — Кто они такие?

— Странный ты мужик Гунька. — Прикуривая от угасающей спички выдохнул Сюндель. — Стало быть, апартаменты люкс для тебя не новость. К бомжам имеешь интерес?

— Отвяжись. — Вступился Михалыч. — За девкой приглядывай. — Огонёк погас, Михалыч зажёг спичку прошёл чуть дальше. — Не цепляйся к Гуньке. Дурочку обхаживай. Согреет ночью.

— А в рыло? — Сюндель до хруста сжал кулаки. — Ты за метлой следи. Фильтруй базар.

— А-то что? — Спичка погасла, стало темно.

— Пошли за хворостом. — Позвал я Серёгу-Сюнделя, потянул его за рукав.

— Ступай, догоню. — Сюньдель одёрнул руку. — Нарываешься Михалыч?

— Угомонись. — Донеслось из дальнего угла. — Хочешь вернуться домой, прикуси язык.

— А если не хочу? — Прошипел Сюндель. — Что тогда?

— Оба заткнитесь! — Гаркнул я. — Сюндель. Уложи девку ближе к печи. В углу найдёшь шкуры. Укрой и выходи на помост. А ты. — Прошёл я на свет спички. Михалыч её зажёг. — Наведи здесь порядок.

— Бродяга, ты чего? — Заговорил Гунька.

— Ничего. Отыщи лампу. Там она. — Указал пальцем. –

Выйдем, дверь затвори. Комары налетят. — Сказал строго и пошёл к выходу. Следом побрёл и Сюндель.

— Я с вами. — Отозвался Карлуха, вышел затворил дверь.

— Откуда здесь хворост? — Спросил Сюндель. Уселся он на доски свесил ноги к самой воде, загребает носками ботинок болотную траву. Курит приятель, отгоняет рукой мошек. Квакают лягушки, пищат комары. Где-то в зарослях ухает ночная птица. Сумерки над головой, самое время ей поохотится.

— Неподалёку остров. — Сообщил и поглядел в нужную сторону. — Там и соберём.

— Бродяга. — Коротун засучил рукава, встал рядом. — С вами пойду. Не останусь я с этими. — Взгляд обозначил дверь. — Шепчутся меж собою.

— С нами не выйдет. — Сообщил Карлухе, потрепал за шевелюру. — Глубоко там. Да и незачем ходить гурьбой. Приберитесь в хибаре. Проверь печку. Обсушиться нужно.

— Ага. — Согласился Карлуха и часто закивал. — Приберусь, проверю.

До острова рукой подать, но не всё так просто. Повсюду коряги, болотные кочки и бутоны баюки. Вонь стоит не продохнуть, мошек тьма. Цветёт баюка, раскрыла лепестки, стекает сок белыми каплями. Садятся мошки на сок цветка и прилипают. Кушает баюка букашек. Сюндель полез глянуть, остановил я его. Испачкает одежду, от мошек и букашек не отвяжется. Везде отыщут.

Обошли корягу, пролезли через камыш и начали взбираться на берег. Прошлые разы я именно в этом месте выбирался, а сегодня не получается. Раскисло всё, под ногами глина.

Намучались, измарались, но выбрались. Упавших деревьев на острове много. Лежат, стоят, набок клонятся. Выбирай любое.

— Бродяга. — Связывает Сюндель брючным ремнём большую охапку хвороста.

— Говори. — Ответил, подтаскиваю к воде огромную ветку. Смастерили плот, на него и сваливали сушину.

— О чём шептался с мохнорылыми?

— Когда именно?

— Перед тем как в болото полезли.

— Не помню. — Пожал плечами и уложил на плот сучья.

— Рассказывать не хочешь? — Сюндель забросил на плот вязанку хвороста, помыл в болоте руки. — Напрасно ты так. — Умылся Серёга-Сюндель и сообщил. — По всем раскладам, вдвоём мы остались. Гунька с Михалычем трётся. Не жди добра отэтой тёрки. Я Михалыча хорошо знаю, любому мозги запудрит. Мелкий не в счёт. Вот и выходит, двое нас осталось.

— Не знаешь ты Карлуху. Совсем не знаешь. — Забрёл я по пояс вводу, ухватился за палку и потащил. — Не смотри, что он ростом не вышел. Это не главное.

— А что главное? — Сюндель ухватился с другой стороны плота. Сучьев и палок мы набрали много, большую гору. — А знаешь Бродяга. — Упёрся Серёга ногами в берег, толкнул плот. — Я тут покумекал и решил. Выйдем к посёлку или деревушке, возьму девчонку там и останусь. С вами она пропадёт.