Илья Слобожанский - Зайтан-Бродяга. Тихий город

Где-то на острове, завыл тупонос. Зверь совсем бестолковый Ростом до колена, ушей вовсе нет, глупее создания я не встречал. Если заметит кого, бежит сломя голову. А зачем бежит и сам не знает. Ну, догонит, ну стукнет по ногам тупым носом. Пнёшь его, завизжит точно режут и убежит восвояси. Зачем он это делает? Вреда не причинит, разве что напугать может, появляется как из-под земли.

Завидев меня, Лохматый рыкнул и улёгся. Морду уложил на чёрный, местами укрытый буграми мха настил помоста. Так и просидели мы с ним до рассвета. Время от времени проверяю печь. Зайду в хибару подброшу дровишек и возвращаюсь к Лохматому. А он лежит, посапывает, подставляет то один, то другой бок. Светать начало, полетели жучки, большие такие, серенькие. В болоте разгулялась рыба. Жучки падают в воду, рыбины их глотают. Интересно мне стало, спустился на сходни. Рыба не пуганая, протяни руку, подплывёт, встанет боком точно ждёт, когда погладишь. И только я собирался это проверить, как скрипнула дверь. Карлуха вышел, потянулся и широко зевнул. Да так и замер с раскрытым ртом.

— Ты чего?!

— Уже ничего. — Чуть слышно ответил Коротун, потряхивает ногой. — Бродяга, ты где взял это страшилище? — Таращится мелкий на Лохматого, указывает пальцем.

— Не бойся, не укусит. — Потрепал страшилище за морду и спросил. — Зачем выперся? По нужде?

— Ага. По нужде.

— Так иди, чего стоишь? — Поторопил я. — Не тронет.

— Что же ты сразу не сказал? — Поникшим голосом заговорил Коротун. — Я в штаны отлил.

— Ну, и ладно. Всё одно в болото полезем. — Зарылся ладонью в густую шерсть зверю, начал чесать. Лохматый выгнулся от удовольствия.

— Вот так чудище. — Карлуха сделал пару несмелых шажков. Подошёл ближе и осторожно спросил. — А кто это?

— Лохматый.

— Вижу, что не лысый. — Коротун, ощупал мокрые штаны. — Ты бы его прогнал.

— Зачем?

— Он ещё и спрашивает? — Глядя на зверя, мелкий горестно вздохнул. — А если Михалыч пальнёт, не разобравшись? Трёкнутый с пистолетом спит, с ним и до ветру ходит.

Зверь поднялся, ткнул меня носом в щеку, лизнул в ухо, и спрыгнул в воду. Уплыл под хибару.

— Эй! Ты куда?! — Окликнул я. — Вернись.

— Ненужно, пусть купается. — Карлуха, поёжился, растёр плечи. — Зачем он тебе?

— Не знаю.

— А не знаешь, так и не зови. — Коротун ощупал штаны.

–

Пойду портки сушить. Слышь, Бродяга? — Карлуха замялся.

–

Что думаешь про Гуньку? Что-то он мне совсем не нравится.

В Бочке, был душа парень. А тут как подменили. Чего это он с Михалычем шепчется? О чём?

— Подружились, вот и шепчутся.

— А мы? Что, нас побоку?

— Не раскисай. — Я подмигнул, улыбнулся. — Получим обещанные патроны, вернёшься в Бочку. Всё образуется.

— Не образуется. — Карлуха вздохнул, скорчил кислую рожицу. — Как прежде уже не будет. В Бочке пришлые всем заправляют. Мне туда дорога заказана. Гунька с Михалычем уйдёт. Сюндель, на девку запал. Отыщут тихое местечко, там и поселятся. Ты в свой посёлок вернёшься. А мне куда?

— Мир большой.

— Вот и я о том же. — Карлуха плюнул в воду. На плевок набросились сразу три рыбины. — Мир большой, а я маленький. — Наблюдая за рыбой совсем грустно поведал мелкий. — Как думаешь? К технорям попрошусь, не прогонят?

— Лучше, к пришибленным. Порядки у них как у вольных.

— Слышь? А если к вольным? — Спросил Карлуха, поймал на лету жука и бросил вниз. Рыбина на лету поймала жука и плюхнулась в воду. — Ты это видал? — Карлуха встал на четвереньки. — А давай поймаем? Пожарим.

— Лови, я не возражаю.

— Сам лови. — Карлуха посмотрел в мою сторону. Лицо мокрое, с волос капает вода. — Вот дрянь, оплевала.

— Кто?

— Она. — Коротун взъерошил волосы. — Прячется. Когда это рыбы плеваться научились?

— Всегда плевались. Жуков да мошек сбивают.

— Пойду я. Штаны просушу. — Карлуха потрогал мокрую штанину. — Травку заварю, чайку с сухарями посёрбаем.

— Угу. — Я кивнул. — Вода вскипит, поднимай народ. Штаны не суши. Перекусим, в болото полем.

Из болота выбрались ближе к полудню, усталые, мокрые и грязные. Остались позади холодный ил, омуты и насекомые. Да и вонять больше нечему. Не растут бутоны на берегу. После ароматов баюки, любой другой запах в радость.

Разгулялся ветер, разогнал низкие тучи. Те что забрались повыше не осилил, потрепал малость, местами даже солнышко выглянуло. Пролилось оно сквозь дыры в небе большими жёлтыми пятнами, греет бурелом, гладит макушки деревьев. Провалилось солнышко в яр, поползло на лысый, песчаный холм.

— Привал. — Скомандовал и свалился в траву. Вымотало болото, ботинки промокли, тяжёлые. Пришла пора доставать обновки. Берцаки Кистеня примеряю, не зря же я их таскаю в мешке?

Развели костерок, постирались и развесили на палках одежду. Хорошо здесь, крупный зверь не забредает, болото не пустит. Местное, то, что днём гуляет не велико размерами. Так что боятся практически некого.

За спиной в тихой заводи жабы квакают, в буреломе птицы щебечут. Тут бы домик поставить, да и жить в нём припеваючи.

— Гунька! — Позвал Михалыч и побрёл за кусты. Он, как и все расхаживал в одних трусах. Пыхтит сигареткой, пистолет на пальце крутит. Со странностями мужик. Поначалу с автоматом не расставался, теперь с пистолетом. Часто озирается точно боится кого-то.

— Карлуха?! — Окликнул Серёга. — Тащи дрова. Консервы из огня выкачу, подбрось дровишек.

— Ага! — Из-за кустов отозвался Коротун. — Уже несу. — Тащит Карлуха сухую ветку, волочёт ойкает и айкает, трава в ноги колет. Трусы у мелкого ниже колен, чуть ли не до пяток.

Девка сидит у огня, смотрит как Серёга палкой банки достаёт. Замоталась в большое, синие полотенце. Серёга его достал из своего мешка. Заботится он о ней, опекает.

Сижу у самой воды, залез с ногами на упавшее дерево. Завалилось оно давно, ураган повалил. Упало в воду, кривыми ветками заводь расчёсывает. Красиво здесь, щебечут птички, квакают жабы. В воде трутся рыбки, бьют спинами о лохматую кору и поросшие водорослями ветки. Спугни, зарываются в траву, прячутся.

— Надолго мы здесь? — Спросил Михалыч. Испугался я, чуть не свалился, успел схватиться за ветку. — Что же ты такой пугливый? — Ухмыляется Михалыч, глядит с прищуром.

— Задумался. — Ответил и спрыгнул на песок. Когда он успел распрощаться с Гунькой? Только-только был у кустов и вот уже здесь за моей спиной.

— Бывает. — Михалыч поглядел на воду, поднял камушек и зашвырнул. — Пошамкаем и пойдём? Далеко ещё?

— Если с твоей помощью ноги не сломаю, — поглядел я на дерево, с которого чуть не свалился. — К вечеру доберёмся.

— А раньше нельзя? — Спросил и поглядел на меня. Взгляд колючий, злой. Сжимает в руке пистолет, в другой сигареты.

— Ты чего такой угрюмый? Стряслось что?