Илья Слобожанский - Зайтан-Бродяга. Тихий город

Спешить нам теперь некуда. Да и как тут поторопишься, вещей-то добавилось. Решали совсем недолго, куда и какой дорогой идти выбор-то невелик. К избушке на болоте до сумерек не поспеем. Отсюда до леса рукой подать. Стало быть, туда и пойдём. Нарежем лапника, сделаем шалаш. Поутру и двинемся в обратный путь.

За работой время бежит быстро. Кхала ушла к ручью, мы рубим жерди, таскаем лапник. Пригодились лопатины, те что Карлуха в мешке таскает, топоры из них наскоро смостырили. Работаем почти молча — принеси то, подай это. Вот и все разговоры. Да оно и понятно почему? На душе скверно. Как не старайся, а про Гуньку нет-нет, да и вспомнишь. Вот она жизнь, ещё сегодня был человек и нет его.

Вечер не наступил, а шалаш стоит. Не большой, но и не маленький. Всем места хвати ещё и останется.

В центре отрыли ямку под костерок, развели огонь. Дым уходит через дыру в крыше. Мы такие жилища с дядькой Толганом не один раз строили. У него и перенял, научился вязать лапник. Хороший был дядька, многому он меня научил. Только нет его, и Гуньки тоже нет.

Кхала принесла воду и ушла. Сказала — за грибами на луг. В лесу грибов куда больше чем на лугу, после дождей они везде вылезают. Зачем куда-то ходить, всё под боком. Не стал я её отговаривать. Плохо ей, печалится за Гунькой, пусть побудет сама.

Карлуха тоже сильно горюет. Не припомню что бы в Бочке они с Гунькой водили большую дружбу. Да и в дороге не особо-то ладили. Ходит Коротун как в грязи извалялся, хмурый, неприветливый.

Закончили вязать лапник, Карлуха побрёл в лес. Зачем и почему не сказал. Да мы и не спрашивали. Ушёл и ладно, стало быть ему это нужно.

Остались вдвоём с Серёгой. На нём бушлат Михалыча. Свой Серёга ещё на болоте Кхале отдал. У Карлухи тоже обновки. Ходит в Гунькиной куртке, своей-то у него не было, в Бочке осталась. Рукава подвернули и готов куртасик, длинноват чуток, так-то не беда. Ботинки им же убиенного Михалыча пришлись Коротуну в самую пору. У мелкого обувка и раньше была рваной, а как в болоте промокла, совсем развалилась. Гунькин мешок тоже забрали. Не закапывать же и его вместе с хозяином?

Сидим с Серёгой на лапнике у костерка, каждый о своём думает. Серёга курит, я чищу винтовку. Нужное дело, полезное. От грустных мыслей отвлекает.

— Да-а-а-а. — Протяжно выдохнул Серёга. — Дела-делишки.

— Ага. — Кивнул я.

— Куда завтра рванём? Какие планы Бродяга?

— Ещё не решил. — Ответил и отложил оружие.

— Откуда у Карлухи нож? — Спросил Серёга и выбросил в огонь окурок. Взял пачку и снова закурил.

— На спине, за поясом прячет. Не расстаётся он с ним.

— Правильно делает. — Серёга потрогал шею, посмотрел на сигарету и пожаловался. — Курево заканчивается. И что я без сигарет буду делать?

— Тоже что и я.

— Ну да. — Горестно выдохнул Серёга. — Тебе хорошо, ты, наверное, и не пробовал.

— Пробовал и не один раз. Вояки в посёлке останавливались, давно это было. Я у торгаша Варга в услужении был.

— В услужении? — Серёга развязал мешок, запустил в него руку.

— Угу. — Кивнул я. — Варг сволочь редкая. Кислую забродившим компотом разбавляет. В мясные косицы плеву и жилы, заставлял вплетать. За малейшую провину, палкой бил.

— Суровые у Вас нравы. — Серёга достал из мешка флягу, повертел в руках. — Поглядим, что тут припрятано?

— Вода, что же ещё?

— Ну уж нет. — Серёга отвинтил крышку, понюхал. — Кто же воду, на самое дно покладёт? Спиртом попахивает, медицинским. Затихорил Михалыч, две фляги заныкал.

— Почему затихорил? Его мешок. Что захотел то и припрятал.

— Согласен. — Серёга бросил мне флягу и предложил. — А давай Гуньку помянем?

— Помянем? — Пожал плечами и согласился. — Давай, а это как?

— Что как?

— Помянем.

— Странные Вы. — Серёга осмотрел шалаш, точно искал что-то. — Кресты на могилах ставите. О душе редко, но вспоминаете, стало быть, и о ней наслышаны. А вот про Бога с чёртом я от Вас не слыхал. Не знаете вы их.

— А это кто? — Спросил и отвинтил крышку. Понюхал. Пахнет как горькая, но как-то иначе. — Про Чёрта Михалыч говорил. Проводника так звали. Помер Чёрт.

— Черти не умирают. — Громко выдохнул Серёга и приложился к фляге. Поморщился, занюхал рукавом. Довольно крякнул и с придыханием продолжил. — Пожарную каланчу, часовней зовёте. Да ей до часовни. — Серёга сунул в рот сигарету. Дымит одну за другой, а потом жалуется (курево заканчивается).

— В народе так прозвали. — Завинтил крышку, не хочу пить горькую. Не то настроение. — Окрестили так. А что?

— Во-во, окрестили. А ты знаешь, что это такое?

— Знаю. То и означает что окрестили. Прозвали значит.

— Темнота. — Приятель вынул из мешка две банки консервов, закатил на угли. — Покуда закусь греется, покалякаем за жизнь.

— Давай, покалякаем. Смешное словечко. Нужно запомнить.

— Запоминай, я не против. — Серёга хлебнул из фляги, поморщился и продолжил калякать. — Крещение — это совсем иное. Тут. — Палец указал вверх. — Без пол литра не поймёшь. Давай Гуньку помянем?

— Давай. Ты научи, как это делается?

— Вот ты деревня не асфальтированная. — Захмелел Серёга, зарылся рукой в мешок Михалыча и вытащил не початую пачку сигарет. — Ух ты. Живём Бродяга. Да тут курева как в супермаркете на полках.

— Где на полках?

— Проехали. — Серёга подмигнул. — Давай тяпнем. Помянем Гуньку, поминки — это святое. Нужно выпить не чокаясь. Врубаешься?

— Врубаюсь. А зачем пить?

— Ты хлебни. Не выпьешь не поймёшь.

— Уговорил. — Выдохнул и сделал глоток. Во рту запекло, перехватило дыхание, потекли слёзы.

— Ну, что же ты. — Серёга, перекатился на бок, отыскал под лапником флягу с водой. — Пей, недоразумение. Хлебай большими глотками. Что же Вы такие слабенькие на выпивку?

— Нормальные мы. — Прохрипел, отвинчиваю крышку. В шалаш залез Карлуха. Красный точно из парилки, дышит часто, запыхался.

— Что тут у Вас? — Глядит на меня, хмурит брови. Хлебаю воду, во рту жечь перестало, но вот язык, его точно кипятком ошпарили.

— Третьим будешь? — Серёга бросил Карлухе флягу с горькой. — На-ка помяни друга.

— Чего сделать? — Карлуха глядит с прищуром.

— Не пей. — Прохрипел я.

— Так вот оно что. Ещё один? — Напрягся Коротун, в свете костерка блеснул нож.

— Убери. Не нужно. — Ползу на четвереньках, схватил мелкого за руку. — Горькая там. Какая-то не такая.

— И чего с ней не так? — Отвинтил крышку, понюхал. Глядит на меня, пожимает плечами.

— Сам не знаю. — Вдохнул полной грудью. По всему телу прошла волна тепла, захмелел.

— Тьфу на тебя. — Коротун хлебнул из фляги, скривился и прохрипел. — Я невесть что подумал. Хотел уже и этого. — Карлуха указал ножом. Серёга курит, не глядит в его сторону.

— А ты меньше думай. — Ответил Серёга, ковыряет палкой угли. — Не для тебя это, думать не твоё.