Дмитрий Маколов - H.I.D.A

Страх говорит мне, что я ничего не могу сделать, и лучше всего бежать домой, вызвать полицию, оповестить всех кого только могу. Ведь только так может поступить ребенок десяти лет. Так я должен был поступить по логике. Но что есть логика присущая взрослым в мире ребенка? Это неизвестная величина, вокруг которой так крутятся все взрослые люди. Они упиваются ею, стараются гордиться, показывают всем, кого увидят на своем пути, и очень сильно ненавидят тех, кто не придерживается того же. По крайне мере я так считал в детстве. Не так, конечно, сложно и витиевато, упрощенно, все-таки десятилетний разум далек от высокой философии жизни, но думал я именно так.

Поэтому, когда я остановился и медленно повернулся в сторону группы подростков, то зачерпнул с земли горсть камней.

Не знаю, что мной движило тогда, но позже я нашел ответ на этот вопрос — жажда справедливости. Меня бесило, что те, кто бьют сами никогда не получали удары. Кто-то должен был заставить почувствовать их ту боль, которую испытывает человек у их ног.

Именно с этими мыслями я швырнул первый камень, а затем второй.

Маленький снаряд просвистел в ночном воздухе и попал в голову парня, который толкнул меня. Он закричал от удивления хватаясь за затылок и сгибаясь пополам. Кто-то обратил на него внимание повернувшись, и мой второй камень попал уже в щеку этого невезучего. Парень схватился за щеку закричав, а затем согнулся чтобы выплюнуть выбитый зуб и сгусток крови. Они посмотрели на меня, и все остальные остановились.

Жертва избиения воспользовалась секундной заминкой и вырвавшись из цепких рук убежала. Попытки догнать не привели ни к чему хорошему, лишь пару парней погнались в темноту, но затем вернулись, разводя руками, пока остальные уже окружали меня.

Надо ли упоминать, что от страха мои руки тряслись так сильно, что все камни посыпались на землю? Мне чудом удалось не намочить штаны, и попытаться убежать от них подальше. Но куда десятилетке тягаться с подростками в скорости бега? Меня тут же догнали и подставив подножку повалили, заставив пропахать носом твердый грунт с каменными крошками.

Было больно. Тогда я прикусил язык, и чувствовал, как он разбухает во рту наполняя кровью мой желудок, а пара передних резцов бесследно исчезли где-то во тьме.

— Он кинул в меня камень! — закричал один из парней, окруживших меня.

Удар ногой сокрушил мои внутренности, когда коснулся правого бока. Ребра натужно захрустели, но выдержали. Ибо в момент замаха ногой парень покачнулся, от чего удар пошел по касательной, и половина силы, предназначенной для меня, ушла в пустоту. Но на этом мое везение не окончилось.

— Эй, тише, это всего лишь мелкий крысенок, — раздался чей-то спокойный голос.

Лиц не было видно из-за бьющего мне в лицо света фонарей, но я помню, как меня спросили:

— Ты хочешь бежать домой к мамочке, и мы тебя будем унижать всю оставшуюся жизнь, или дашь нам немного отыграться на тебе, и мы больше никогда тебя не тронем?

Вопрос был странный. Они все равно так и так буду бить меня, но от меня зависит сделают это сегодня или завтра. Я пока не знал, что за собой несет понятие «вся жизнь» и какова вообще его тяжесть в осмыслении, но я задумался. Задумался о том, что если я убегу, то завтра они будут меня унижать, я буду каждый день валяться у их ног как тот убежавший, а если останусь, то все равно все будет также, но всего один раз.

Я был странным ребенком, другой на моем месте заревел бы от страха прося отпустить его, но я этого не делаю. Лишь закрываюсь рукой от этого надоедливого слепящего света, и пытаюсь решить свое будущее. Хотя какой там. В этот момент во мне начало пробуждаться новое чувство — упрямство. Желание, что заставило меня медленно подняться на ноги, вытереть кровь из разбитого носа и стертой кожи лица…

Чтобы потом снова упасть на землю от удара в живот.

Они не дождались моего ответа, или сами увидели его в моем жесте. Но в тот момент пока я лежал на земле свернувшись клубочком, пытаясь рюкзаком закрыть живот и голову, чтобы не было слишком больно, я пытался не кричать от боли. Упрямство заставило меня стиснуть зубы посильнее и терпеть, терпеть и еще раз терпеть. Меня били по голове, спине, бокам, ногам, поднимали за волосы и давали пощечины проверяя жив я или нет, и все это время я лишь бросал на них взгляд полный превосходства. Они не получили от меня ничего. Ни денег, ни удовольствия избиением, ни превосходства.

Я не сдался. Хоть, до сих пор пытаюсь понять, почему я так поступил? Что мной двигало?

И единственное ответ, который я нахожу, это моя нелюбовь к самому себе. Я был готов вытерпеть все, что только можно, но никогда не мог смотреть на чужую боль.

Даже став Великим, это осталось во мне. Бросался первым в бой стоило только увидеть попавших в беду людей. Разбирался с преступниками, которые грабили избивали в переулках. Я никогда не проходил мимо после того раза.

Никогда.

Меня называли безумцем, водили к психиатру, исключали за драки, в которых я был не виноват, но я стоял на своем.

Даже если я умру, то постараюсь, чтобы люди спаслись.

Именно поэтому я прыгнул в толпу студентов, избивающих какого-то паренька. Мне было плевать, парни или девушки перед мной, моя призванная бита находила свою цель и заставляла почувствовать ее всю боль. Все страдания, что они принесли.

Гнев подстегивал меня. Злость на героев, что позволяют себе такое поведение, злость на наставников, не следящих за воспитанниками.

Я бил их битой пользуясь той малой толикой сил, что у меня вообще была. Будь на их месте толпа организованных героев, владеющих своими силами на том уровне, при котором они представляют опасность я бы наверняка проиграл.

Но не в этот раз. Большинство из них предпочитают сами бить, чем принимать удары. Поэтому, как только моя бита коснулась головы первого и он упал на землю теряя сознание, большинство растерялось. Это дало мне шанс нокаутировать еще одного парня и девушка. Затем против меня начали применять способности, но очень плохо. Они мешали друг другу, подставлялись под удары, никто даже не догадался выбежать и позвать на помощь. В итоге все остались лежать в том переулке вместе с тем, кого избивали.

Это был обычный парень, видимо, тоже, как и они студент академии. Его сломанные очки сползли на землю со сломанного носа, лицо все опухло, от чего он щурился на меня сквозь лиловые вздутия на глазах.

После всего этого, я бежал до дома так быстро как никогда этого не делал. Дождь, слякоть, лужи, машины, пешеходные переходы. Все сливалось воедино в одну серую полосу перед глазами, которая мелькала подобно быстро мелькающим окнам поезда метро, проходящего мимо. И все это время я думал о том, что совершил.