Виктория Козлова - Последний костер [litres]

– А ночи нынче холодные, осень в разгаре, – поежился жрец. – Хорошо, что с нами Михель.

– Надеюсь, на сей раз для него найдется более радостное и подходящее занятие, – вздохнула Ивон. Прошлая деревня вымерла практически полностью, и лишь несколько молодых людей избежало страшной участи.

Девушка страшно устала. Молитвы, на которые не приходил ответ невероятно утомляли ее, а таких, увы, было большинство – Ниневия или вновь отправилась в странствия, или просто не желала помочь обреченным. Раз за разом у жрицы возникало стойкое ощущение, что богиня копит силы, не желая размениваться на мелкие просьбы, а то, что все ее горячие молитвы для Первенца Стихий просто небольшие просьбы, Ивон не сомневалась. По крайней мере, ее утешало то, что Божена получала не больше отклика, чем она сама, а значит, покровительница не совсем отвернулась от своей дщери. Но даже такие редкие и слабые отклики вызывали облегчение – после того страшного времени, когда богиня не отвечала вовсе. Те дни стали для Ивон настоящим испытанием, и теперь она совершенно другим взглядом смотрела на веру жрецов Похищенного.

В очередную деревню на их пути они прибыли чуть позже полудня, и Ивон с замиранием сердца услышала многочисленные звуки, которые всегда окружают людское жилье. На первый взгляд ей даже показалось, что болезнь вообще не добралась сюда, но вскоре она заметила заколоченные окна и закрытые дымоходы. В этот раз они успели почти вовремя.

– Мне надо осмотреть всех жителей деревни и приезжих, – в очередной раз устало повторила Ивон, пытаясь втолковать старосте, что же она хочет.

– Извольте, здесь усе, – насупившись, отвечал ей седой мужчина.

– Не все, что ты врешь, – не выдержал Радогаст. – Я же вижу, как занавески шевелятся в половине домов! Зови всех сюда, иначе прикажу этим молодцам силой вытаскивать людей наружу.

– Да что хотите делайте, – еще больше осерчал староста. – А я, кха-ха…

– Божена, – тихо сказала Ивон жрице. – Надо пройтись по домам, осмотреть всех. Если есть больные, ставьте метку на двери, и идите дальше. Главное сейчас – отгородить их от не заразившихся.

– А староста? – шепотом поинтересовалась лекарка.

– А староста, – вздохнула жрица, – очевидно уже испытывает приступы паранойи. Видела, как кашель сдерживал? Да не сдержал…

Натянув на лица пропитанные сивухой тряпки, бойцы Лешека и жрецы разошлись по домам, в первую очередь выискивая людей с красными глазами и несдерживаемым кашлем – это были признаки начала конца, и дома с такими людьми следовало пометить в первую очередь. Уже потом, когда предварительно здоровых оградят от явно заболевших, Ивон и Божена смогут осмотреть каждого, вынося вердикт и вознося молитвы. По счастью, в этой деревне им встретилось всего несколько людей в крайней стадии болезни, отчего сердце Ивон воспрянуло к небесным высям. Если хворь удастся сдержать здесь, возможно чуть севернее…

– Ах ты ж, мелкая с…!

Услышав крик, Ивон быстро выбежала из хаты, повыше подтягивая юбки. Один из людей Лешека – ее людей – изо всех сил пытался сбросить с себя девчонку-подростка, которая буквально оседлала воина. Как диковинный зверь, девчонка вцепилась в загривок мужчины и с криками, слезами и кашлем рвала на нем все, куда дотягивались ее ручки – волосы, одежду, повязку на лице. Воин старался скинуть прилипалу, но подросток уворачивалась от его рук, прижимаясь изо всех сил и явно даже близко не осознавая, что вообще происходит.

– Велеслав! – закричала Ивон. – Да помогите же ему! Повязки, повязки не снимать!!

Выскочивший из-за угла десятник тут же подчинился, ему на помощь пришло еще несколько солдат, и, смешно сказать, все вместе они с превеликим трудом смогли стянуть тщедушное тельце. Все лицо мужчины, подвергшегося этому невероятному нападению, было исцарапано до крови, на голове светились проплешины, а воротника куртки как не бывало.

Подойдя ближе, Ивон без особо удивления отметила совершенно красные глаза девочки, запекшуюся под носом и вокруг рта кровь – болезнь подходила к своему завершению, и удивительно, откуда у ребенка взялось столько сил, чтобы совершить эту беспощадную и, бесспорно, последнюю атаку. Пока освободившийся мужчина громко ругался, приходя в себя, девочка конвульсивно задергалась в руках солдат, пытаясь вытереть кровавые слезы, а потом резко затихла.

– Да будет благосклонна Госпожа к душе ее… – раздался голос Михеля, начавшего читать отходную молитву.

– Велеслав, – обратилась Ивон к десятнику. – Хорошенько обработайте все его раны сивухой или чем покрепче, если найдете, и пусть выстирает всю одежду в проточной воде. Сами же тоже хорошенько умойтесь и примите водки внутрь. Потом возвращайтесь к осмотру – могут быть еще тяжело больные.

С этими словами Ивон развернулась и снова вошла в дом, который так спешно покинула. Ей показалось, что хозяйка очень тяжело дышала, нужно было внимательно осмотреть женщину.

Это село они покинули всего через три дня. Тяжело больных оказалось несколько человек, остальные были либо еще не на последней стадии, как староста, либо вообще не проявляли признаков заболевания. Благодаря его стремительному развитию и поголовной обособленности, которую обеспечили ее солдаты, было выявлено несколько случаев, пропущенных при осмотре, и за этих людей также молились Ивон и Божена. Для кого-то богиня откликнулась, и они пошли на поправку, а для кого-то нет, и такие люди быстро сгорели. Однако покидал отряд деревню с тяжелым сердцем, оставляя здесь одного из своих – тот самый воин, что подвергся отчаянному нападению больной девочки, все же заразился и никакие молитвы, самые горячие и преисполненные искренней веры не смогли помочь. Похоже, зараза проникла сразу в кровь, через царапины, потому что уже через три дня воин натужно кашлял и понимал, что конец его близок. Попросив благословения у Михеля, он заперся в доме с другими безнадежно больными, и двери и окна заколотили снаружи, чтобы никто не смог выйти. Селяне в ужасе смотрели на творимое действо, но никто не посмел перечить, понимая, что иначе смерть ждет едва ли не каждого из них. Уходя, Ивон спиной ощущала взгляд сотни людей, и она даже близко не могла предположить, чего в этом взгляде больше – благодарности за спасенных или ненависти за оставленных.

Они постепенно забирали на запад, широким кругом, то подходя ближе к горам, то отдаляясь от них. Дезертиров в лесах становилось меньше с тем, как они удалялись от фронта, однако воины степи, казалось, чувствуют себя как дома. Радогаст поражался тому, как много их разведчиков прокралось на земли этого графства и как уверенно они чувствуют себя здесь. Он сказал Ивон, что хан оказался куда как хитрее, чем думал владелец Лозницы, первый из властителей подвергнувшийся нападению неисчислимой орды. «То, что мы считали несметными полчищами, на самом деле лишь часть армии Великого Хана, – говорил Радогаст своей ученице. – Он отправил в эти леса множество разведывательных отрядов, и, готов поспорить на что угодно, они уже побывали во всех крупных городах соседних графств и составили подробный план, как лучше нас завоевать. То, как степняки бодаются с людьми Лешека на юге лишь видимость войны, которая начнется весной, когда сойдет снег, начнется здесь. Уверен, местные бароны даже предположить не могут, что станут следующей, настоящей целью орды».