Марик Лернер - Война за веру [litres]

Я подумал и промолчал. Все равно с ней согласен и строить из себя всепрощающего ради общей любви не собираюсь.

К мавзолею прибыли целой толпой. Практически все находившиеся в доме сорвались встречать, кроме совсем маленьких детей и нескольких приглядывающих за ними старух во главе с Олимпиадой. Похоже, она единственная, кто продолжал мыслить трезво. Остальные прекрасно понимали, насколько их дальнейшая жизнь зависит от этой встречи. Илаку все это не нравилось, но встревать с советами не пытался, держась за спиной у Фенека.

У тофета уже было два лагеря. Это легко заметить по кострам. Один заполняли отправившиеся с Марией и присоединившиеся к ней в ходе похода с проповедями по горам. Всегда найдутся уверовавшие, отчаявшиеся или больные, готовые идти за благой вестью в надежде получить нечто. Не обязательно материальное. Хозяин кивал на приветствия нескольких знакомых лиц, но не отвлекался даже на важное. Он явно заметил Мизинца с Рычагом, но не стал к ним подходить. А Илака всерьез бесило, когда он не мог сложить концы с концами. Обоих Фенек отправил не молитвы совершать в долину, а с некой целью. В чем смысл, если свои мастерские есть? На прямой вопрос все трое скалились и не отвечали. Его признавали важным и полезным, но все равно стоял на ступеньку ниже. И резня в Хетаре ничего не изменила. Он вроде присутствовал, но в роли мытаря, фиксирующего чужое захваченное добро. Не то чтоб рвался помахать мечом, но все ж обидно.

По соседству с Чистыми расположилось не меньше полутысячи человек в пастушьих палатках. Причем среди них много женщин и детей. Только они все имощаги, и сладко улыбающийся в сторону Фенека Синий не особо понравился Илаку. Почтарь с хозяином не ссорились никогда, и даже отнесся в самом начале покровительственно. Да вот вырос давно господин из детских штанишек, и они с ним как два кобеля, претендующих на власть над стаей. До поры до времени обнюхивают друг друга и машут хвостами, однако рано или поздно придется сцепиться, выясняя, кто главный. Очень не хотелось попасть под случайный удар. Уж Синий его щадить не станет. Для него любой с побережья никчемная крыса. Хотя нет. Рядом с ним стоит еще один каратель, так у того Спутник-крыса. И ее он никогда не тронет. А вот раба или даже вольноотпущенника за людей не держит.

Перед мавзолеем стоял небольшой белый шатер, и к колышку привязана Брак. Рядом без особого энтузиазма отирала кастрюлю Матушка. После выхода из обители дочери она всегда находилась где-то рядом, но ни во что не вмешивалась, отдавшись обычным бытовым заботам при Марии. Варить еду, зашивать одежду, чистить кобылу Пророчицы она никому не доверяла, и это молчаливо приняли все. Уж точно не отравит или плохо не поступит. Чуть в стороне две молоденькие жрицы, учившиеся вместе с Марией и неясно почему постоянно присутствующие по соседству. Они охотно помогали и лечили при необходимости, но в общину не вступали.

Больше никого на расстоянии броска камнем. Фенек, не задерживаясь, пересек невидимую черту и под сотнями пристальных взглядов подошел к палатке. Не стал входить, сел перед ней. Люди смотрели, почти не разговаривая. Пять минут, десять. Потом вышла Пророчица и нечто неслышное произнесла. Он поднялся и поклонился. Затем они зашли внутрь. Толпа возбужденно загудела. Илак маялся, страдая от невозможности услышать беседу. Минут двадцать ничего не происходило. Детям наскучило торчать, и они начали бегать. Люди тоже заговорили о своем. Кое-где у костров кушали или лежали. Когда откинулся клапан у шатра и Мария вышла с саблей в руках, не сразу и сообразили. Потом какая-то женщина громко ахнула. Руки у пророчицы были в крови. Заплакал ребенок и, моментально вскрикнув, замолк, заткнутый. На толпу опустилось полное молчание. Все побросали дела и со страхом смотрели.

– Кто еще думает, – произнесла она в привычном стиле, когда вроде бы негромко говорит, но слышно каждому, – что надо было пролить реки крови, убив больше семисот человек и получив войну?

При этом она крайне недвусмысленно подняла саблю.

– Я, – после короткой паузы заявил Синий.

Он явно уже в курсе, как и прочие.

– Ты готов умереть за свои слова?

– Да! – резко сказал.

Он отдавал себе отчет, Мария в схватке на саблях ему не соперница. Только жрица способна убить взглядом. Это все знали. Ну не всякая, одна из десяти. Или прикосновением. Практически любая. И на лбу у них не написано, кто может одним жестом прикончить, а эта сильна и еще и не на такое способна. Да и вряд ли ему дадут уйти живым, если дойдет до схватки. После смерти льва его порой заносило, и сам о себе это знал. Иногда срывался. Правильно было б промолчать и дать убраться сестре брата. Но сейчас высказался вполне обдуманно. Фенек поступил единственно правильным образом, и не признать это нельзя. Честь требует справедливости даже себе во вред. Давно пора было поставить на место недовольных. Он бы сам не смог ждать подходящего случая и спровоцировал предлог для нападения. А этот молодец. Не просто ударил, хорошо все заранее обдумав. Опасный человек этот умник с севера.

– Я тоже, – шагнула вперед, отталкивая людей, прокричала с вызовом Малха. – Только та вера чего-нибудь стоит, которая умеет защищать себя! И я умру за свои слова!

Дернулся Мизинец, но не посмел встревать, остановленный жестом жены.

– И я! – сказал Бирюк. – Влад правильно поступил.

– И я! – прогудел Тодор.

– Я тоже думаю, он был прав, – сказал негромко Илак и отшатнулся, когда Пророчица обожгла взглядом.

– За убеждения и умереть хорошо. Идем, – резко сказала и, повернувшись, пошла к шатру.

Малха шагнула первой, затем, поморщившись, не любил уступать в чем бы то ни было – Синий. Потом остальные. Илак тоже обреченно двинулся следом последний. Умирать ему совсем не хотелось, однако деваться некуда. Даже если Мария сошла с ума, сбежать невозможно, когда сотни глаз на тебя смотрят. Как сказал как-то Фенек, при разговоре о чести: «Умереть надо красиво, чтоб люди потом рассказывали с одобрением». Звучало не самым лучшим образом, ведь фактически признал, насколько ему плевать на кодекс. Но справедливость в том высказывании была.

Малха нагнулась перед низким входом и на мгновение замерла. Потом шагнула в сторону. Синий хохотнул и освободил с задержкой путь остальным. Когда Илак оказался внутри, он понял, в чем причина. Фенек совершенно спокойно сидел возле огня. Голова у него была на месте. Испытание! – дошло до Илака, и засвербело срочно записать. Рука машинально полезла в сумку на поясе, где таскал таблички. Мария ткнула пальцем в угол. Похоже, она прекрасно поняла, про его записи знали все, да Илак не скрывал, и разрешила. При этом он опять отделялся от остальных, севших рядом. Получалось, он вроде Спутников, тоже присутствовавших на встрече, но не имеющих права голоса. Карк сидел на привычном месте – плече Бирюка, а Пицли рядом с Пророчицей. Да, давно мало кто верил, что зверек просто дрессированный. Спутники обычных зверей игнорировали, даже своей породы. А с этим общались, и это не скрыть. И слушок пополз давно, добавляя Марии святости. Никто никогда не видел женщину с привязанным зверем. Неспроста! – общее мнение.