Дмитрий Емец - Сердце двушки [litres]

– Чудо былиин! Когда я пытаюсь объяснить ей, что работать надо вполсилы, меня радуют только две вещи! Первая – что я толстый и она меня не прошибет! А вторая – что рядом нет склада боеприпасов! – говорил Ул.

В один из дней в память о Меркурии решили устроить поход на выживание. Отправились в него всем ШНыром, включая Суповну и Кавалерию. Родион со Штопочкой остались охранять гиел. Продукты погрузили на ослика Фантома, который уныло трюхал между деревьями, пыхтел, временами разминал куцые крылышки и неуловимо напоминал поэта Лохмушкина. Под ногами у Фантома вертелся и тявкал Октавий.

К вечеру нашли небольшую поляну, достаточно прикрытую сверху ветками, чтобы их не засекли с гиел. Рина заметила, что Кавалерии эта поляна чем-то не понравилась, и она даже переговорила по этому поводу с Улом, показывая ему на цепочку камней, выстроившихся у неглубокого оврага. И вид у Кавалерии, когда она на них показывала, был недовольный. Камни лежали так ровно и в ряд, что не верилось, что они могли выстроиться так сами по себе. Ул сбегал к камням, осмотрел их, затем нырнул в овраг и, вернувшись к Кавалерии, сказал ей что-то успокаивающее. Кавалерия не особенно успокоилась, но шныры уже разбивали лагерь, и что-либо менять было поздно.

Суповна, ругаясь, что в России мужики всю работу свалили на женщин, а женщины – на бабок, выкорчевала с корнем столетнюю ель, готовя основу для таежного костра. Ул с Сашкой и новички занялись обустройством лагеря. Строили шалаши и рыли землянки. Макс убил из арбалета ворону, ощипал ее, запек на костре и наконец попытался скормить девушкам. Девушки плевались, говорили, что есть эту гадость ни за что не будут, но по кусочку все равно пробовали.

Вечером, приготовив для шныров казацкий кулеш, Суповна села у костра и, глядя на огонь, запела. Голос у нее был совсем не старый, а могучий, зычный и красивый. Пела она «Ветку» и о «Рождественских розах», и в пении ее прорывалась душа. Маша Белявская торопливо записывала слова. Рину же охватило странное чувство, будто нет никакого леса, нет промозглой осени, а есть только этот костер, рассыпающий искры, и слова песни, поднимающиеся в небо. И что слова тоже превращаются в искры.

После кулеша и пения – человек, увы, существо желудочное и фактор кулеша исключить нельзя! – души у всех открылись. Вадюша попытался толкнуть речь по поводу важности шныров для всего человечества, но внезапно всхлипнул и сбился. И это было чудесно, потому что доказало, что и Вадюша тоже живой человек, а не ходячая энциклопедия.

Один Витяра был грустен. Слушая Суповну, он баюкал на коленях миску с недоеденным кулешом. Потом запустил себе руку за ворот свитера и ощупал длинную царапину на груди, оставленную стеклом лопнувшей банки. Остатки присохшего эля он давно соскреб. Снаружи успела образоваться корочка, какая бывает на ранах. Вот только царапина продолжала тревожить его. Особенно сильно ночами. Витяру била дрожь, и сны он видел безумные. Такие сны, которые, должно быть, и под хлороформом увидит не всякий. Точно облако наползало на него, порабощало и подчиняло себе, добиваясь своего то зудом желаний, то угрозами.

Наконец Суповна перестала петь, но долго еще чудилось, что искры костра и ее затихшая песня – одно целое.

Новички стали рассказывать о себе. Пытались угадать, после каких поступков за ними могла прилететь золотая пчела. Этого никогда нельзя знать наверняка, да и поступков может быть много, но все же порой что-то предположить можно. Ева тащила в ветеринарку бездомного пса лечить его от лишая. Пес, подкармливаемый колбасой, шел довольно послушно, но у дверей ветеринарки, когда Ева начала его насильно затаскивать, укусил ее и убежал. Ева огорчилась. Ветеринарка сгорела. Сама Ева заболела лишаем. Но прилетела пчела.

Дина Кошкина помогла незнакомой бабульке занести в подъезд матрас. Матрас оказался набит лечебными травами, если не шерстью бешеного енота. У Евы началась аллергия, она едва не задохнулась, но матрас дотащила. Маша Белявская сделала конспект на 30 000 знаков человеку, которого терпеть не могла. Сама не знала, зачем его сделала. Просто сделала и сделала.

– Реально на тридцать тысяч знаков?

– С пробелами даже больше! Причем без Интернета и копипаста, – сказала Маша не без гордости.

Андрей Нос в кадетской столовой взял себе самую маленькую булочку, хотя к подносу подошел первым. Все булочки были нормальные, а эта – с подтеками повидла и выглядела так, будто остальные булочки ее долго пинали. И в этой булочке оказалась золотая пчела.

Федор Морозов долго вспоминал, что же такого сделал именно он, после чего припомнил, что две недели сдерживался и не орал на бабушку.

– Это такой героизм?

– Ну, для меня – да.

Растроганная Суповна надумала попросить у Кузепыча прощения.

– А ну ходь сюды, пионер татуированный! Знаешь, почему ты завхоз? – обратилась она к нему.

Кузепыч, услышав голос Суповны, привычно вздрогнул.

– Да не боись ты меня! Не зашибу! – Суповна хлопнула его по плечу, отчего Кузепыч покачнулся вместе с бревном. – Я ж тебя вот такого еще помню! Кнопка такая круглощекая, но жутко деловая! Сидел у меня на кухне и хвастался, как наприглашаешь в гости одноклассников и скажешь им, кто что должен купить. Ты – гречку и хлеб. Ты – лук и помидоры. Ты – баранину. А ты выпроси у мамы кастрюлю с каким-нибудь оливье. А как гости разойдутся – у тебя дома куча еды да еще кастрюля у тебя останется!

– А кастрюля зачем? – удивился Сашка.

– Ясельный пень! Кто ж ее грязную потащит – а там и зажилить можно, – проворчал Кузепыч, и Сашка заметил, как он самодовольно усмехнулся.

Около полуночи все отправились спать. Рина же заметила, что Кавалерия идет к оврагу, а с ней вместе идет Витяра. Она пошла за ними и вскоре увидела, что Кавалерия сидит на корточках рядом с отверстием, напоминающим большую нору.

– Что это? – спросил Витяра.

– Вентиляционный ход. Внизу тоннели ведьмарей. Когда-то они принадлежали первошнырам. Но Гай притащил с двушки грибницу и спрятал в свою землянку. Грибница разрослась и проточила стенку мира. Возник канал в болото.

– Прямо ведет в болото? – спросил Витяра. Царапина на груди вновь начала чесаться и зудеть. Витяра тер ее прямо сверху, через свитер.

– Пять баллов за сообразительность! Именно это он и делает! – с иронией признала Кавалерия. – Не правда ли, Император?

Октавия она придерживала за ошейник, опасаясь, что он скользнет в дыру да там и сгинет. Видя, что к нему обращаются, пес торопливо завилял хвостом, едва не сшибив с Кавалерии очки.