Дмитрий Емец - Сердце двушки [litres]

Делибаш решительно двинулся к центральному входу. В дверях стоял и тупо таращился на них молодой охранник в синей униформе. В уголке рта у него повисла капелька слюны. Родион удивленно застыл. Делибаш же махнул у охранника перед глазами рукой и спокойно проследовал мимо. Перед лестницей за столом сидел еще один охранник, перед ним лежала толстая тетрадь, расчерченная на графы. Из кармашка в его поясе Делибаш вытащил перцовый баллончик, щедро пшикнул в воздух и втянул носом.

– Давно хотел попробовать. Так и есть: гадость полная!.. В реальном бою от такой штуки человек только еще больше взбесится, поколотит тебя, да еще и попшикает отнятым баллончиком! – сказал он, возвращая баллончик на место.

– Почему они не шевелятся? – спросил Родион, заглядывая в лицо охраннику.

– А… зомбирование – перед нами прошла одна из ведьмочек Белдо, – пояснил Делибаш.

Пока они поднимались по лестнице, пахнущей смесью хлорки и супа, Родион думал, что, выходит, все это время ведьмари легко могли бывать в больнице. Им даже и ночи ждать не приходилось. Вот откуда Гаю было все известно про Штопочку. Не исключено, что он и сам здесь бывал. Почему шныры не додумались поставить тут караул? И опять у него возникло желание врезать Делибашу. Впрочем, желание это никогда и не исчезало.

В конце коридора мелькнула и сразу исчезла темная фигура. Тут же, в шагах трех, у раздвижной стеклянной двери, ведущей в реанимационное отделение, как статуя застыл Лехур. В одной руке у него была чашка с чаем, а в другой пирожок. Делибаш осторожно вытащил пирожок у Лехура из руки, надломил, понюхал и поморщился.

– Ненавижу с ливером! Как можно такое есть, да еще в больнице?! – сказал он и, разжав Лехуру пальцы, вложил в них пирожок.

Когда он вновь повернулся к Родиону, в грудь ему смотрел маленький блочный арбалет, только что выхваченный у него из сумки. Он был взведен и снят с предохранителя. Делибаш застыл. Он хорошо просчитывал шансы. Сейчас их не было.

– Ты обещал Гаю, что вначале закончишь дело, – напомнил Делибаш.

– Плевать! Можно подумать, Гай сам держит слово! – сказал Родион. – Воображаю себе в Кубинке доску позора, на ней мое фото и текст: «Он обманул ведьмарей!»

Делибаш хотел улыбнуться, но увидел лицо Родиона и его палец на курке. Как-то глупо быть застреленным из своего же арбалета, который он столько раз разбирал, настраивал, изменял натяжение. Получается, арбалету ничего не стоит выстрелить в своего хозяина? Нечестно как-то.

– Это из него? – спросил Родион.

Делибаш молчал.

– Из него ты ранил Штопочку? – повторил Родион еще тише.

«Если я скажу «да», он выстрелит. Если скажу «нет», не поверит… Лучше не раздражать!» – быстро соображал Делибаш.

– Целься ниже или выше! Тут у меня банка с ягодой – ты ее повредишь! – сказал он.

Родион секунду подумал и опустил арбалет так, что тот смотрел теперь Делибашу в живот.

– Не порти продукты! Съешь булку – или застрелю! – сказал он.

– Какую булку? – не понял Делибаш, обо всем уже успевший забыть.

– С ливером.

Делибаш застыл, что-то соображая, потом спокойно вытащил из пальцев Лехура булку и стал ее терпеливо жевать, окуная в чай все тому же Лехуру.

– Ты прямо как моя мама! У нее, правда, арбалета не было, но в целом подход был такой же!

Родион повернулся и пошел. Он хорошо помнил дорогу. Прямо, а потом по коридору налево. Он шел и понимал, что боится идти. И одновременно боится опоздать. У входа в ее палату на пути у него вырос Делибаш, только что дожевавший пирожок с ливером.

– Верни мне арбалет! – сказал он.

– Зачем?

– Чтобы не было лишних эмоций. Я знаю, что говорить об этом бесполезно, но я не хотел в нее стрелять. Просто особого выбора не было. Опять же, если б она исхлестала меня бичом до полусмерти, вряд ли навещала бы в больничке… Короче, возвращай арбалет…

Родион молча швырнул ему арбалет и открыл дверь в палату. Сделал несколько шагов и остановился. Кровать, на которой он видел Штопочку в прошлый раз, была пустой. Капельница с болтающейся трубкой. Бутылочка с глюкозой, в которой еще что-то осталось.

В душе у Родиона обрушилась пирамида. Он покачнулся, с трудом удержал равновесие и стал медленно поворачиваться к Делибашу. Тот стоял около списка на стене и пальцем водил по строчкам.

– Вот видишь, как вовремя ты отдал мне арбалет!.. Тут бы меня и пристрелили! Она жива! Ее просто перевели в другую палату… Вот: была вторая, теперь седьмая, – сказал он и повел Родиона за собой.

Третья палата, четвертая… Какая-то стеклянная большая дверь, светящаяся изнутри голубым, точно переход в другой мир. Непонятная кладовка без всяких цифр – и вдруг сразу палата номер семь.

Штопочка лежала в ней одна. Родион едва узнал ее – так глубоко ее голова провалилась в подушку и такой маленькой она казалась. Техники вокруг Штопочки стало больше. Уже три монитора, два из которых работали. Рядом застыла зомбированная медсестра. Ведьма Белдо опередила их и здесь. Штопочка дышала прерывисто и хрипло. Глаза ее были открыты, но Родиона она не узнавала. Щеки красные, горячечные. Губы сухие.

Делибаш смотрел на Штопочку и болезненно кривился. Он никогда еще не видел на больничной койке тех, в кого стрелял. Одно дело атаковать шныров в воздухе: азарт боя, пикирование, выстрел, и фигурка исчезает, выбитая из седла, а совсем другое – такое вот. Это заставляло взглянуть на дело с другой стороны и нарушало защитное одеревенение. Вот если бы герою боевика пришлось побывать на похоронах тех, кого он ухлопал. Сценаристу долго пришлось бы объяснять зрителю, какие они были плохие.

– Давай ягоду! – велел Родион.

Делибаш торопливо переложил арбалет в другую руку и достал пузырек. Родион вытряхнул ягоду на ладонь и, шагнув к кровати, опустился рядом на колени. Делибаш наблюдал, как Родион неуклюже пытается сунуть ягоду в рот Штопочке. Ягода скатилась по потрескавшимся губам на подушку. Родион попытался еще раз – Штопочка стиснула зубы. На Родиона она смотрела пустым взглядом. Глаза блестели.

– Так не пойдет! – тихо сказал Делибаш. – Она сейчас не сможет это проглотить. Давай сок ягоды отожмем в рану, а мякотью уже накормим.

Для безопасности разрядив арбалет, он положил его на пол и ногой задвинул под кровать. Взял у Родиона ягоду и прямо через розовый от проступившей крови бинт отжал в рану немного сока. Затем, зажав Штопочке пальцами нос, сунул обмякшую ягоду в ее приоткрывшийся рот. Штопочка судорожно сглотнула, закашлялась, но ягода уже прошла внутрь.

– Вот как-то так! – сказал Делибаш и, прихватив с собой арбалет, отошел к окну.

Родион присел на край кровати и стал смотреть на Штопочку. Долгое время ничего не происходило. На мониторе менялся график кардиограммы. Через равные интервалы в бутылочке с глюкозой поднимался и лопался пузырек. На стене в стеклянной рамке висела фотография двух морских утесов с солнцем между ними – единственный предмет здесь, напрямую не относящийся к медицине.