Евгения Сафонова - Когда завтра настанет вновь [litres]

Я оборачиваюсь и смотрю назад.

Моя жизнь похожа на струю тёмного течения. Там, где я исчезла, почти утонув, она растворялась, уступая место чистому радужному сиянию: жизни кого-то другого. Но там, позади, где я была ещё жива, чернота растекалась в стороны, расползаясь по разноцветному океану тёмной паутиной, вливаясь в чужие жизни – ядом в вены непрерывно движущегося времени…

– Это все, с кем я контактировала? Все, кем овладевала тварь?

– Или могла овладеть. Все, кто получил тень неопределённой смерти.

Большая часть чужих жизней просто соприкасается с моей и отходит обратно в сторону. Но три текут бок о бок, почти никогда не отдаляясь, и все три обрываются – в тот или иной момент.

Я поворачиваюсь и иду назад, под белоснежным безграничным пространством над моей головой, просматривая свою жизнь в обратном порядке: эпизоды фильма под названием «леди Элайза Форбиден», любезно выныривающие на моё обозрение из тёмного потока.

Вот мы плывём на катере. Вот я вижу Эша, лежащего на земле с ножом в груди.

На этом месте соседнее течение, такое же чёрное, как моё, заканчивается, бесследно растворяясь в океане времени.

Вот я, привязанная к кровати. Эш стоит в дверях комнаты, где меня собираются убить, Коул появляется у Питера за спиной, – и здесь обрывается другой соседний поток. Но почему-то, пока я смотрю, как Питер падает на пол, всё вокруг плывёт, расползается, и я чувствую…

…чужая тяжесть вдавливает в кровать, какая-то мерзость распирает изнутри, толчками вбивая кол…

…боль, удушье, темнота, руки на шее…

Это мелькнуло и исчезло, как воспоминание. О том, как я всё-таки стала седьмой жертвой убийцы по прозвищу Ликорис.

Но ведь этого не было, как я могу это помнить?..

– Что-то не так? – ровно спрашивает Коул, когда я останавливаюсь.

Я не знаю, что ответить, и иду дальше.

Вот я в доме дедушки – на полу, без сознания, а Ликорис раздевает меня, педантично складывая одежду в кресло, и рядом исчезает ещё один тёмный поток, успевший тесно переплестись с моим.

Я оставляю за спиной смерть мастера и танец на башне в день Лугнасада. Поцелуй с Питером и встречу с Латоей. Дорогу до Ахорка и битву с одержимой уборщицей. Дохожу до места, где несчастная женщина заходит в наш номер в мотеле на окраине Айспорта, – и океан времени перед моими глазами снова меркнет, уступив место…

…лицо уборщицы обращается бесстрастной маской, глаза заполняет непроницаемая чернота…

…вскидываю руку с печатью, но уборщица уже рядом, и пухлые руки ложатся на мои скулы, рывком выкручивая голову, и…

Я замираю, глядя на движущуюся картинку под своими ногами.

Эти видения… Они так же реальны, как воспоминания в моей голове. Но ведь этого не было: Коул убил Питера и спас меня, Коул прогнал одержимую, когда она…

И тут я понимаю.

– Ты изменил прошлое не один раз. Ты делал это несколько раз. На всём моём пути в Фарге. – Я круто, на пятках, поворачиваюсь к сиду. – Я вижу… вижу то, чего не случилось. Что должно было случиться, если бы ты не вмешался, верно? Ты был здесь и наблюдал, ты видел, когда я должна умереть, и появлялся в нужный момент, предотвращал мою смерть, спасал…

– Причина, по которой я до последнего не мог разглядеть истинные намерения Питера. Изначально ты не доживала до того дня, когда он их проявлял. Прежде чем позволить ему сопровождать тебя, я просмотрел последний месяц его жизни, но не увидел там ничего особенного. Углубляться дальше я счёл бессмысленным: думал, если он станет для тебя угрозой, океан времени в любом случае покажет мне это. Но очень долго я видел лишь то, как он заботится о тебе. Как горюет, когда ты умираешь. – Коул склоняет голову набок – каким-то совиным жестом. – Ты видишь? Изначальный расклад до моего вмешательства?

Я неуверенно киваю:

– Я… вспоминаю это. Как если бы это всё-таки произошло.

– Вот как. Должно быть, это потому, что ты оказалась здесь. Всё же взглянуть на свою жизнь со стороны…

Коул смолкает, и я отворачиваюсь. Уже не иду, а бегу вперёд – мимо повесившегося Грега Труэ и побега от стражи, мимо раскопок на кладбище и встречи с Рок, мимо визита в лавку Питера и нашего взрывающегося дома. В голове вспышками всплывают воспоминания о том, как девушка-портье в муленском отеле всаживает пилку мне в шею, как одержимая Гвен валит меня на пол моего собственного дома, добивая ударом копыта в висок…

Затем я вижу место, где чернота, отравлявшая океан, пульсирует тёмным туманом, непроницаемым, как самая мрачная ночь. Тем самым туманом, что клубился в глазах одержимых.

Тем самым, из которого была соткана преследовавшая меня тварь.

Колеблясь, я смотрю на сгусток темноты, до которой остаётся всего один шаг. Там, дальше, течёт к моменту моего рождения светлый радужный поток моей жизни, по чистому мерцанию океана времени убегая к невидимому горизонту. За этим пульсирующим сгустком больше нет ни капли черноты: ни во времени, отмеренном мне, ни в чьём-либо ещё. А сейчас подо мной – мы с Гвен, идущие по залитой солнцем улице Мойлейца. Стало быть, эта чернота…

Точно. Тот момент, когда меня должен был сбить мобиль.

Момент, когда я впервые увидела Коула.

Помедлив, я всё-таки делаю последний шаг.

…мы с Гвен возвращаемся из колледжа, и асфальт пустой дороги купается в прозрачном горячем мареве, пока на светофоре горит мерцающий зелёный.

– Перебежим? – предлагает Гвен.

– Давай.

Я срываюсь с места, устремившись к пешеходной «зебре». Мы вприпрыжку врываемся на дорогу в миг, когда зелёный сменяется красным, и я вдруг вижу по ту сторону перехода безликую чёрную тень. Я замираю от ужаса, пока сбоку слышится истошный визг тормозов; я успеваю повернуть голову и увидеть бампер мобиля, а потом лечу куда-то, и мир взрывается болью и заволакивается темнотой, и…

…я оглядываю дом дедушки – старая развалюха в сравнении с ухоженными домами соседей. И чего вдруг мама сорвала нас с Эшем сюда, когда у меня практика? Дела у неё какие-то, видите ли… Наверняка это как-то связано с тем сидом, который вчера вытащил меня из-под колёс мобиля, только мама об этом говорить не хочет.

– И вот ещё захвати. – Мама суёт Эшу какой-то пакет в довесок к его чемодану. Брат послушно несёт поклажу в дом, пока мама продолжает копаться в багажнике, оглядываясь по сторонам.

– Мам, ты будто нападения ждёшь. – Я пытаюсь преподнести это шуткой, но смешок выходит нервным. – Что-то случилось?

Она замирает и выпрямляется. Медленно поворачивается ко мне.

Я только успеваю заметить пронзительную черноту её глаз, из которых исчезли радужки и зрачки, – а мамины ладони уже смыкаются на моей шее, ногти врезаются мне в кожу, и ноги мои отрываются от земли. Я хочу сказать что-то, выдохнуть заклятие, царапаю мамины руки, пытаясь оторвать её пальцы от своего горла, но не могу, ничего не могу. Надеюсь продержаться хотя бы до момента, когда вернётся Эш, чтобы освободиться и вышвырнуть неизвестную тварь из маминого тела, но она душит сосредоточенно, целеустремлённо, с неженской силой, и в глазах темнеет, и я…