Евгения Сафонова - Когда завтра настанет вновь [litres]

Мама должна знать, что ты тоже можешь быть тем, кто оберегает: и Эша, и саму себя.

– Хорошо.

Отстраняясь, я не стала спрашивать, действительно ли мне почудилось невысказанное «в последний раз». Слишком боялась услышать ответ. И, покинув комнату, лишь на пару минут прислонилась спиной к прохладному дубу закрытой двери, кусая костяшку большого пальца, будто это могло умерить жжение в глазах и предательскую дрожь, которой отзывались на моё отчаяние судорожно сжатые губы.

Как ни странно, действительно умерило.

…тогда, конечно, я ещё не в полной мере поняла то, что отчётливо осознала много позже. Вернее, в тот момент я категорически отказалась это признавать, цепляясь за такую глупую, такую детскую надежду на то, что всё каким-то волшебным образом будет хорошо. Но в действительности именно в ту минуту я впервые осознала: никакого маминого звонка на графон, который на полдороге в Фарге велит нам разворачиваться и ехать домой, не будет.

Как и каких-либо её звонков – когда-либо впредь.

К моменту, как я закрыла крышку чемодана и застегнула её на кодовый замок, за окном густели летние сумерки. Да, порядком я провозилась… Сами вещи собрались быстро. Куда больше времени потребовалось, чтобы приступить к сборам, предварительно загнав дурные мысли, упорно лезшие в голову, в самый пыльный чулан собственного сознания.

Когда я вышла в коридор, под белёным потолком и деревянными арками носился запах чего-то вкусного, пряного, с оттенком розмарина, поманившего меня на кухню.

Мама всегда готовила так, что мне казалось, будто она танцует. Вот и сейчас: шаг до шкафчика со специями, привстать на цыпочки, опуститься, вернуться назад. Изящно приподнять руки, крутя мельничку с приправами. Поклон – вернуть противень с мясом в духовку. Выпрямиться. И всё под тихую, едва различимую песню, которую она мурлыкала себе под нос.

Песня, которой в детстве, где не было ни загадочных угроз, ни чёрных тварей, меня усыпляли не раз.

– Нет, не зови, не зови за собой…

Странно. Кровь сидов текла во мне, но изысканность каждого, самого обыденного движения, присущая обитателям Эмайна, скорее досталась маме. Впрочем, неудивительно: в роду Форбиден когда-то уже затесались сиды, и наш легендарный прадед, жизнь которого теперь служила основой для сериалов, щеголял серебристой шевелюрой дин ши.

Понимаю, почему отец увлёкся подобной красотой.

– Закончила? – Заметив меня, мама осеклась; она причесалась и оделась, сменив ночную рубашку на вельветовые штаны и лёгкую кофту, и сейчас выглядела лишь немного бледной. Это ободряло. – Отнеси чемодан в мобиль, – распорядилась она, помешивая что-то, кипевшее в кастрюльке на плите. – Эш со своим уже разобрался. Заодно укроп нарви для картошки… если не трудно.

Я послушно побрела обратно в комнату. Подхватила чемодан за выдвижную ручку, и колёсики бодро застучали по полу, пересчитывая стыки между досками винтажного паркета; сняв ключи от мобиля с крючка рядом со входом, покатила собранные вещи в гараж. Щелчок выключателя – и свет заблестел на металлических стеллажах, заставленных коробками со всякой всячиной, и глянцевом капоте нашего скромного семейного хетчбэка «Peugeot», которого мы ласково прозвали «Французиком»: кузов весёленького джинсового цвета, пять мест, просторный багажник и солнечная батарея во всю крышу. Провод зарядника торчал в гнезде над передним колесом, мигавшим зелёным световым индикатором. Наверняка Эш позаботился… Умница. Хоть мы и поедем при свете дня, когда достаточно солнечной батареи, о зарядке лучше подумать заранее.

Прикосновением к дверной ручке я отключила сигнализацию, нежно тренькнувшую в ответ. Подвезя чемодан к багажнику, уложила его рядом с Эшевым; хлопнув крышкой, отряхнула руки и переключила рычажок подле ворот. Жестяная створка медленно поползла вверх: в дом возвращаться было лень, и я решила выйти в сад через гараж.

Ещё до того, как ворота открылись полностью, я пригнулась и, проскользнув под ними, оказалась на улице.

Сиреневые сумерки ласкали кожу бархатом тёплого ветра. Небо казалось вышитым россыпью белого бисера, до того ярко мерцали звёзды на глубокой густой синеве. Пахло остывающим асфальтом и душистым табаком; я вдохнула, успокаиваясь, впитывая ароматы летнего вечера – самого обычного… хотя нет, чуточку красивее и прозрачнее обычного. По тропинке, освещённой низкими фонариками на солнечных батарейках, зарядившихся за день, направилась к грядкам с зеленью.

Приблизившись к раскидистой яблоне с недозрелыми плодами, я с удивлением различила у калитки в наш сад три подозрительно знакомые фигуры. Огни уличных фонарей странным образом высветлили шевелюры Гвен и её матери, зато тёмные кудри дяди Ахайра казались ещё темнее.

– Гвен? Тётя Лэйн? – озадаченная, сквозь заросли крыжовника я выбралась на дорожку, ведущую от веранды к калитке. – Что вы…

Они не двинулись с места, и это – тогда я ещё не поняла почему – заставило меня осечься. Все трое стояли, не шевелясь, глядя на освещённые окна нашего дома, и меня как будто не замечали.

Поколебавшись, я приблизилась к калитке, щурясь, всматриваясь в их лица.

Сама не знаю, почему страх пришёл безнадёжно поздно.

…сначала я почувствовала. Тот же омерзительный холод на коже, тот же липкий ужас, сковывающий по рукам и ногам.

Потом – увидела.

Глаза. Ни белков, ни радужек: сплошная чернота. Будто меж ресниц у них колебался тёмный туман.

Я знала эту черноту. И попятилась в тот же миг, как Гвен – вернее, то, что управляло ею, – сунула узкую ладонь в щель между досками калитки: та запиралась на щеколду, и, к сожалению, моя подруга прекрасно знала, как открыть её снаружи.

Рывком отвернувшись, я побежала, чтобы преодолеть расстояние до веранды и все пять её ступеней в несколько бешеных прыжков.

– Мама! – заорала я, оказавшись под родной крышей, судорожно запирая изнутри замки на входной двери. Ещё бы руки так предательски не дрожали!.. – Там… там… Гвен…

Аппетитный уютный запах домашней стряпни теперь казался почти насмешкой.

Мама вышла в коридор одновременно с тем, как я повернула последнюю задвижку. Одновременно с тем, как дверь сотряс удар, от которого по толстому дереву пробежала трещина.

Маской спокойной сосредоточенности, застывшей на её лице, моя мать впервые за жизнь напомнила мне Эша.

– Бери брата. Бегите в гараж. – В левой руке она держала боевую колоду карт: похоже, не только ждала нападения, но и успела неплохо к нему подготовиться. – Уезжайте. Я их задержу.

– Мы никуда без тебя не поедем, – отрезал Эш, выбежавший из спальни на мой крик.

– Поедете. – Мама оттащила меня от двери, чтобы одним решительным движением задвинуть себе за спину. – Мне всё равно не жить.