Сергей Кусков - Записки начинающего феодала

Клавдий, иногда проще от таких отморозков, как я, откупиться, и рано или поздно до вас это дойдёт. А лично тебе уже сделал персональное предложение. Всё ещё считаешь, что не понимаю о чём речь? Не понимаю масштабов? Или струшу перед таким вызовом?

Он не ответил. Я развернулся и ушёл спать. А как проснусь — Хуану сразу дам вольную. Заслужил…

«Утро» началось со скандала. Ну и что, что вечер и солнце садится: проснулся — значит утро. Просыпаешься такой, как белый человек… И подрываешься от криков, гулких ударов и зверской ругани фальцетом.

Дали отдохнуть, мать его! После ночи пришлось срочные огрвопросы решать, потом выкроил момент на пообедать, после чего, наконец, дополз до кровати, и… Четыре часа поспал, больше не дали, черти! Не дом, а проходной двор!

— Что за нах! Алё, народ, чё за xuyn'a тут происходит! — проорал я, выскочив за дверь, подсвечивая себе факелами с обеих рук.

— Ваше сиятельство… Ваше сиятельство… — Четыре девицы, вооружённые стульями, кочергой и видавшим виды декоративным щитом со стены бросились ко мне и упали в ноги. — Ваше сиятельство, защитите!

Трое побитых невооружённых воина из моей сотни (других в принципе тут нет) переминались с ноги на ногу в конце терраски. За их спинами толпилось ещё несколько человек. Солнце пока не село, но деревья в патио были высокими, и на терраске царил полумрак.

— Что происходит? Есть смельчаки мне это объяснить? — хмыкнул я и скривился.

— Дык эта… Вашсиятельство… Это не бабы, а черти в юбках! — проблеял юнец, ошалевший от произошедшего, стоящий с отвисшей челюстью и наливающимся синевой фингалом под глазом.

— Ну и их того… Дикие они! — поддержал другой, в порванном камзоле. Некрасиво порванном, драли чем-то острым.

— Я кому сказал, что они — мои гости? — зло нахмурился я. Достали. Кобели похотливые! Хоть бы тут себя держали. Ошибочка вышла, я НЕ СКАЗАЛ этого вслух. Подумал, что это «общеизвестно», раз потащил пленниц к себе в особняк. А общеизвестно у нас только то, что отдано недвусмысленным приказом. И не накажешь их теперь, придётся на тормозах спускать.

— Вашсиятельство, дык это, неправильно это всё. — Вперёд выдвинулся седоусый десятник, не участвовавший в потасовке, но наблюдавший издали. — Нельзя так. В доме полно мужиков, в походе, а вы тут два десятка баб поселяете, да трогать запрещаете. Вы или их отдельно, или нас. А так чтоб вместе, и ни-ни… — Покачал головой. — Жалованье за месяц — да и чёрт с ним, отдам. Но своё скажу — нельзя так делать. К непорядку ведёт.

Угу, а главный непорядок, что какой-то десятник-наёмник распекает как мальчишку самого сиятельного графа. И что, что тот и правда мальчишка, всё равно позорище!

Из груди вырвался тяжёлый вздох. Теперь понимаю Мериду. Умный сукин сын. Сразу занял в качестве резиденции самое блатное место в городе — портовый бордель. И проблем с воинами не имеет. Мне бы его опыт с неделю назад.

— Они! Мои! Гостьи! — отчеканил я. — Если полюбовно договоритесь, подарками отдаритесь — я не против. Но кто посмеет насильничать — вон на фронтир!

Развернулся, ушёл. Я как бы в одних портках выбежал, да «ночной» рубашке. В кавычках «ночной» потому, что это простая обычная рубашка, только домашняя, для сна. Не как у женщин.

Через пятнадцать минут сидел на кухне и трескал, что осталось с обеда. Не кошерно графу в людской, но я был слишком голоден и зол, слишком сильно матерился, потому слуги мне накрыли и сами убежали. Барин имеет право на блажь. Передо мной сидела старшая из отряда спасённых пленниц и держала отчёт. Старшей назначила себя сама, но никто не перечил, конкуренцию не составлял. Звали её Ингрид, из благородных далёкой Малаги. Ближний свет. Не из владетельных, дочь простого рыцаря, из владетельных в борделе не было никого. И подозреваю, дочь настолько же бедного рыцаря, как парни Ворона — иначе бы за неё с папочки взяли выкуп.

— Вот так, ваше сиятельство, — склонила она голову. — Девочки ещё… Не отошли. Не оклемались. А эти… Скоты… — Она про себя выругалась. — Вот мы их и защитили. Не только их, и себя тоже; позволим тронуть их — и до нас очередь дойдёт. А так есть шанс отбиться.

Ну да, если сразу себя не поставишь — потом не докажешь, что «трамвая ждала».

— Отбиться от толпы мужиков? — поддел я.

— А хоть и так. — Она, без тени сомнения на лице вытащила откуда-то нож. Где прятала — ума не приложу. — Кого-то порежем, остальные сами не полезут. Мы больше не рабыни, не вещи.

Зацепило это «больше». То есть пока их сюда везли — с рабством смирились. Пришлось.

А девочки сильные! Их наверняка и на корабле всей командой драли, и после. А видишь ты, не сломились, и как только получили свободу — тут же принялись защищать своё, как минимум готовые продать жизнь подороже. Тут к такой вещи, как рабство, с детства приучены, нет жёстких диссонансов и сломов, как в наше просвещённое время. Рабство — это просто состояние, статус. Сегодня ты — человек, завтра — вещь, потом тебя выкупили — снова человек. Не бывает таких жёстких сломов, как если бы забрили в рабы меня. Я бы не смирился, и либо бы меня прикончили, как строптивого, либо морально сломали, и я был бы совсем не я, без возможности восстановиться прежним.

— Не вещь, а эльфийка ваша где? — усмехнулся я последним мыслям. Чур меня, чур!

Ингрид безразлично пожала плечами.

— Не знаю. Она не с нами. И с нами не была. Всегда сама по себе. Если честно, сеньор Рикардо, тварь она ещё та. Сука высокомерная. — Глаза собеседницы запылали огнём.

Ожидаемая оценка. Эльфы — мрази. Расисты. Они — высшая раса. Полноценные. Орки — почти полноценные, древняя раса, но одичалые. Всяко выше людей. А люди — так, мошкара под ногами. Пока я с этими выродками не сталкивался, и молю бога, чтоб подольше этой стороны местной жизни не касаться. Текущих проблем хватает.

— Ладно, девчуля, крепитесь, — подбадривающе усмехнулся ей. — В обиду не дам. Но от ухаживания воинов так просто не отмахивайтесь. Сделайте всё красиво, вы же женщины, вы умеете. Ты домой как добираться будешь? И товарки твои? Подумали?

Она пожала плечами. Видимо пока об этом не задумывалась. Раз я их приютил — помогу. В крайнем случае, есть старинный женский способ заработать на билет до дома, и после случившегося тормозов у них, скорее всего, ни у кого не осталось. Это если учесть тех, кто домой рвётся, а это всяко не все.

— Если что, могу предложить у себя остаться. — Я подмигнул. — Крестьянкам — вольные дам. Мастеровым — приданное. Всем приданное дам. Но поселю не здесь, к границе поближе. На фронтире. Там мужчин-воинов много, а с женщинами напряг. А ещё каждой арбалет дам и объявлю гвардией будущей графини.

— А это как? — непонимающе нахмурилась Ингрид.