Ричард Бэккер - Нечестивый Консульт [litres]

И того, кем он был.

Она взглянула вверх, услышав его ещё даже не прозвучавший зов. Он едва не зарыдал, увидев потемневший овал её лица.

А затем мозолистые руки вновь схватили его и потащили вверх. Очутившись между зубцами самой последней стены, он перекатился, чтобы встать на здоровую ногу…

И ошеломлённо оглядел вершину Забытья.

Плач младенца разорвал тишину.

Какой-то каритусалец протянул Акхеймиону копьё, чтобы он мог опереться на него, как на костыль. Старый волшебник принял его.

Всё вокруг пребывало в прохладной тени Струпа. Штандарты и знамёна с Кругораспятием повисли в вечернем безветрии. Лишь люди, тянувшие лебёдки, вовсю трудились, прочие же поголовно простирались ниц. По всей террасе, куда ни глянь, можно было увидеть склонённые головы, щиты и спины – Уверовавших королей и адептов, кастовой знати и их слуг.

Над самым верхним ярусом – Девятым – нависал чёрный выступ, рассечённый глубокой впадиной и оттого выглядящий подобно раскинутым рукам, готовым что-то искромсать или сжечь. Из этого углубления торчал огромный, накренившийся обломок скалы…

Его трибуна.

Там Он и стоял.

Там Он и стоял, взирая с лёгкой улыбкой на лице прямо на старого волшебника.

Анасуримбор Келлхус.

Святой Аспект-Император Трёх Морей.

Повелитель Голготтерата.

Его образ едва не слепил взор, играя хитросплетениями золотых отражений в бесчисленных обсидиановых осколках, мерцая во множестве металлических и эмалированных поверхностей.

И этот образ не нёс на себе Метки.

Старый волшебник прокашлялся, чтобы вдохнуть… и зарыдать. Горячие слёзы заструились по его щекам.

Он был… очищен…

И спасён.

Ощутив, как маленькая тёплая ладонь взяла его за руку, Акхеймион слегка вздрогнул. Оторвав взор от Келлхуса, он повернулся, ожидая увидеть Мимару, но вместо этого увидел Эсменет со своим сыном на руках, глаза её были полны удивления… и жажды откровения, разделяемой всеми вокруг. По щекам её тоже текли слёзы, оставляющие влажные дорожки, наполненные преломлёнными отблесками сверхъестественного света, исходящего от Аспект-Императора.

Что-то пронзило его – нечто намного большее, нежели мысль.

Не могло ли быть так?

Не могло ли быть так, что всё то, что он потерял, что оплакивал и утрате чего возмущался…

Его Школа, его миссия, его ученик…

Его жена!

Не могли ли все его ужасающие жертвы… его скорбные приношения…

Спасти Мир?

Он говорил правду…

Друза Акхеймиона била такая дрожь, какой ему ранее не доводилось испытывать.

Всё закончилось…

Святой Аспект-Император кивнул им обоим – знак, показавшийся ему немыслимым благословением, – а затем перевёл свой лазурный взгляд на собравшихся…

Его воля исполнилась…

Голос Анасуримбора Келлхуса излился на них тёплым дождём, даруя и бодрость и успокоение…

– Человек…

Голос гудел, отражаясь от подножия Рога и будто бы согревая всё, бывшее пустым и огромным…

– …скорее прольёт слёзы перед ликом Божьим, нежели перед лицом своего брата.

Акхеймион двинулся вперёд, стремясь примкнуть к этому невозможному собранию, но тут его покачнуло. Подхватив старого волшебника, Эсменет помогла ему опуститься на колени, а затем и сама присоединилась к нему. В этот миг мимо них с совершенно пустым взглядом прошла шатающаяся Мимара. Он потянулся, пытаясь схватить её за рукав, но пальцы его припозднились. Покачиваясь от тяжести всех мук и трудов, что ей довелось претерпеть, она проследовала между коленопреклонёнными мужами Ордалии.

– Он съёживается, ожидая розги, что никогда не опустится на его спину…

Её дитя пускало слюни на руках у её матери.

– Предпочитая осуждать своего брата за гордыню …

Сзади, на подоле её позаимствованных одеяний расплывались алые пятна крови.

– Предпочитая бить его наотмашь своею покорностью.

Её ноги босы…

Не имеет значения.

Она проходит мимо Акки и своей матери.

Не имеет значения.

Она видит, как от громады Высокой Суоль приближается её брат, несущий в руках истерзанное тело её сестры…

Не имеет значения.

Око Судии открывается.

Святой Аспект-Император что-то говорит с чёрного помоста…

Проходя мимо коленопреклонённых людей, Мимара иногда спотыкается об их спины, но продолжает продвигаться вперёд, не давая себе труда даже взглянуть на них, не говоря уж об извинениях.

Они не имеют значения.

Наконец её босые ноги пересекают черту, за которую ни одна душа не смеет ступать… не считая её саму. Она не может сделать ни вдоха. Жар охватывает её от макушки до кончиков пальцев, струясь, словно льющаяся потоком вода. Чья-то рука хватает её за локоть, пытаясь оттянуть назад, но взор её неотрывен и столь же неумолим, как и солнце…

И посему вместо этого старый волшебник ковыляет рядом с нею, глядя на Аспект-Императора, хмуро взирающего на них сверху…

На Мир опускается тишина.

– Мим…

– Акка… – отвечает она, всё так же рассматривая лучащийся золотом лик Анасуримбора Келлхуса.

Рыдания пронизывают её, превращая кости в вервия. Старый волшебник подхватывает её, помогая устоять на ногах, и разворачивает к себе, хотя взгляд её по-прежнему не отрывается от отчима.

Собравшиеся народы, могущественнейшие из Сынов Бивня удивлённо взирают.

– Он говорил правду, Мим… – бормочет Акхеймион, в изумлении вцепляясь пальцами в свою нечёсаную шевелюру отшельника. Он хихикает с недоверчивой радостью, а затем кричит: – Консульт уничтожен!

Нестройные возгласы торжества вырываются из рядов воинов и адептов Кругораспятия. Заудуньяни, толпящиеся тридцатью локтями выше на груде развалин Высокой Суоль и вдоль выступа Струпа, издают вопль торжества.

– Нет… – говорит она.

Но Воинство Воинств уже охватывает безумный восторг, понуждающий все эти неистовствующие тысячи упасть на колени, рыдая и простирая руки к образу их Господина и Пророка, их непобедимого Святого Аспект-Императора.

– Неееееет!

Акхеймион хватает её за руку, его румянец сменяется бледностью.

– Мимара?

– Как ты не видишь? – визжит она. – Смотри !

В голосе её звучит ошеломление столь исступленное, что оно цепляет всякую душу, его слышащую. Ликование затухает, сменяясь множеством растерянных взоров. Акхеймион же разевает рот так широко, что кажется, будто у него напрочь отсутствуют зубы.

Наисвятейший Аспект-Император стоит, осиянный солнцем нового дня. И нового Мира. Он снисходительно кивает.

– Дочь? – произносит он с улыбкой на лице.

Она моргает и снова моргает, но он по-прежнему остаётся на месте… поблёскивая, словно жук-скарабей…