Кассандра Клэр - Железная цепь [litres]

Последовала долгая пауза.

– Ну хорошо, попробуй, – сказал Джесс.

Вид у него был неуверенный, щеки раскраснелись; Люси знала, что это не настоящий румянец, и в его жилах не течет кровь, но все равно немного воспряла духом. Другие призраки не краснели, не дрожали от холода, к ним нельзя было прикоснуться. Джесс отличался от них.

Она села удобнее. Она была ниже ростом, и сейчас, когда они оказались рядом и она положила руки ему на грудь, она чувствовала себя маленькой девочкой. Она могла смять ткань его рубашки, под рубашкой чувствовалось мускулистое тело.

– Джесс, – негромко заговорила Люси. – Джесс Руперт Блэкторн. Я приказываю тебе дышать. Приказываю вернуться в свое тело. Живи.

Он резко втянул ртом воздух. Люси никогда не слышала, чтобы призраки так делали, и считала, что это невозможно; и сейчас у нее голова закружилась от счастья. Его зеленые глаза распахнулись, он схватил ее за плечо – сильно, почти причинив ей боль.

– Приказываю твоей душе вернуться в тело, – повторила она. – Живи, Джесс. Живи.

Его глаза почернели. Внезапно у Люси перехватило дыхание, она почувствовала, что проваливается куда-то во мрак. Света не было – нет, где-то вдалеке виднелся неверный свет, падавший из открытой двери. Она тщетно пыталась схватиться за что-нибудь, чтобы остановить падение.

Джесс. Где же Джесс? Она ничего не видела во тьме. Она подумала о Джеймсе: неужели такое с ним бывало, когда он попадал в серое царство? Неужели он тоже испытывал это кошмарное, страшное чувство невесомости?

Джесс! Она протянула к нему руки – она каким-то образом чувствовала, что он рядом. Сначала вокруг были лишь тени, туман, но потом она нащупала что-то материальное. Чье-то запястье. Рука вырывалась, дергалась, но Люси не отпускала ее – да, действительно, это была человеческая рука. Они падали вместе. Она подумала, что, если будет держаться крепко, то сумеет спасти его, как Джанет спасла Тэмлейна в старинной шотландской балладе [47].

И вдруг Люси поняла: здесь что-то не так. И это ощущение мешало ей дышать, давило на сердце. Тени, окружавшие ее, превратились в извивающихся, рычащих монстров – тысяча демонов, порождений мрака. Потом перед ней возникла какая-то преграда, нерушимая, непреодолимая, как будто она очутилась у врат Ада. То, что она держала в объятиях, вдруг покрылось острыми шипами, которые кололи, жалили ее; она разжала руки…

И рухнула на какую-то твердую поверхность, больно ударилась. Застонала, перевернулась, подавляя рвотные позывы.

– Люси! Люси!

Над ней склонился Джесс; лицо его было искажено ужасом. Она не сразу поняла, что лежит на полу своей спальни. Должно быть, она свалилась с кровати.

– Извини, – хрипло выговорила Люси, протянула руку, чтобы прикоснуться к юноше, но ее пальцы прошли сквозь его плечо. Оба со страхом смотрели друг на друга.

– Нет, нет, – пробормотала она. – Я только сделала хуже…

– Не бойся, это не так. – Джесс прикрыл рукой ее запястье. Его пальцы были материальными, настоящими. – Все осталось по-прежнему, ничто не изменилось. Но мне кажется, что нельзя больше пытаться совершить нечто подобное, Люси. Есть вещи, которые не подчиняются твоей воле.

– Смерть – ревнивая возлюбленная, – прошептала Люси. – Она не желает расставаться с тобой.

– Но я не принадлежу ей, – возразил Джесс. – Я твой навсегда.

– Останься, не уходи, – попросила она и закрыла глаза. Она никогда не чувствовала такой страшной усталости, бесконечного изнеможения. Она снова подумала о Джеймсе. Все эти годы она не проявляла к нему должного сочувствия. Она никогда прежде не понимала, как это горько – обладать могуществом и не иметь возможности применить его во благо.

Томас полной грудью вдыхал морозный воздух и бодро шагал вперед, не обращая внимания на то, что пальцы рук и ног начинали неметь. Снег хрустел под сапогами. Он целый день ждал этого момента, возможности отправиться патрулировать улицы в одиночку, поздно ночью. Все чувства обострились, терзавшая его меланхолия на время отступила, и он мог думать только о своей цели.

Томасу не хватало тяжести болас в руке, но даже его мадридский наставник, маэстро Ромеро из Буэнос-Айреса, согласился бы, что это не лучшее оружие для охоты на таинственного убийцу на улицах ночного Лондона. Подобную штуку нелегко спрятать, а Томас должен действовать скрытно.

Он понимал: если кто-нибудь узнает, чем он занимается, у него начнутся большие неприятности. Он никогда не видел отца и мать такими строгими и серьезными, как в ту минуту, когда они разъясняли ему новые правила, установленные руководителями Анклава. Конечно, он согласился с родителями: комендантский час необходим, как и запрет патрулировать в одиночку, касавшийся абсолютно всех.

Кроме него.

Вечером Томас оказался в Южном Кенсингтоне и решил заодно нанести визит Карстерсам. Он надеялся, что Корделия будет в доме – она ему нравилась, и он ей искренне сочувствовал. Но дверь открыл Алистер. Он держался как-то неестественно, был бледен, глаза провалились, лицо осунулось. Нижняя губа у него была красной, как будто он долго кусал ее, а пальцы, которые когда-то так ласково проводили по внутренней стороне локтя Томаса, по татуировке с изображением компаса, – нервно сжимались и разжимались.

Томас едва не сбежал. В последние несколько раз, когда он видел Алистера, ярость заглушала в его душе все прочие эмоции. Но сейчас он не чувствовал гнева. Прошло всего несколько месяцев после смерти Барбары, иногда боль потери была так же сильна, как в тот час, когда он об этом узнал.

Сегодня вечером в глазах Алистера он увидел такую же боль. У Алистера, который, по его мнению, не был способен испытывать человеческие чувства. У Алистера, которого он так отчаянно пытался презирать.

Он неловко пробормотал соболезнования и ушел. И теперь он шел, сам не зная куда; он не останавливался, обошел чуть ли не половину Лондона, прошагал много миль. Он старался держаться темных закоулков, которые, как ему казалось, предпочитал убийца. Сейчас он находился в районе Флит-стрит. Редакции газет, рестораны и магазины были закрыты; свет горел лишь в окнах типографий, где трудились рабочие, печатавшие утренние газеты.

Томас вспомнил, что Паунсби убили в нескольких кварталах отсюда, и решил взглянуть на место преступления. Возможно, думал Томас, если он повторит путь Паунсби, то сможет увидеть нечто такое, чего не заметили другие. А если убийца – раб привычки, Томас выманит его из норы. Эта мысль не пугала его; напротив, она пробуждала в нем новую решимость и жажду битвы.

Томас свернул на узкую улицу, на которой было обнаружено тело. Проезжую часть уже замело снегом; здесь не было ни души, не осталось никаких видимых признаков того, что здесь произошло убийство. Лишь атмосфера была какой-то тяжелой, напряженной; Томас почувствовал странное покалывание в затылке, как будто за ним наблюдали…