Мэгги Стивотер - Похитители снов

Блу, держа в руках коробку-головоломку, шепотом ответила Ганси:

– Это аэройога.

И немного повысила голос:

– Калла, это касается Ронана.

Калла сменила позу, обернув шелк вокруг другого бедра.

– Напомни, который он? Тот, симпатичный?

Блу и Ганси переглянулись. Взгляд Блу ясно говорил: «Извини». А взгляд Ганси – «Я симпатичный?»

Калла продолжала поворачиваться – почти незаметно. По мере вращения становилось всё более очевидно, что она не самая стройная женщина в мире, но мускулы у нее на животе были весьма впечатляющие.

– В футболке с кока-колой?

Она имела в виду Адама. В первый раз он пришел в красной футболке с кока-колой и отныне идентифицировался по ней.

Ронан тихо прорычал:

– Змея.

Калла перестала вращаться, когда он это произнес. Они долго смотрели друг на друга: он как положено, а она вверх ногами. Бензопила, сидя на плече у Ронана, повернула голову, чтобы вглядеться получше. В Ронане не было ничего вызывающего сочувствие – красивый рот превратился в жестокую линию, зловещая татуировка выползала из-под воротника черной футболки, к бритому виску прижимался ворон. Он не походил на того Ронана, который совсем недавно, в Амбарах, прижимал к щеке крошечного мышонка.

Калла, вися вниз головой, пыталась принять небрежный вид, но было ясно, что одна из ее бровей чертовски заинтересована.

– Понимаю, – сказала она наконец. – И что за совет тебе нужен, Змея?

– Мои сны, – ответил Ронан.

Теперь брови Каллы пришли в соответствие с небрежным ртом. Она вновь описала круг, отворачиваясь от гостей.

– Сны толкует Персефона. Всего доброго.

– Они вас заинтересуют, – сказал Ронан.

Калла хихикнула и вытянула ногу.

Блу издала раздраженный звук. Сделав два шага через комнату, она прижала коробку-головоломку к щеке Каллы.

Та перестала вращаться.

И медленно выпрямилась. Это движение было изящно, как балетное па. Словно разгибалась танцовщица, изображающая лебедя. Калла спросила:

– Почему ты не сказал прямо?

– Я сказал.

Сливовые губы Каллы поджались.

– Кое-что ты должен знать обо мне, Змея. Я никому не верю.

Бензопила зашипела. Ронан произнес:

– И обо мне вы кое-что должны знать. Я никогда не лгу.

В течение всего разговора Калла продолжала выполнять упражнения.

Иногда она оказывалась нужной стороной вниз и зависала, подогнув под себя ноги.

– Всё эти штуки – по-прежнему часть тебя. Я их ощущаю примерно так же. Ну, в основном. Они – вроде обрезков ногтей. Поэтому они ведут ту же жизнь, что и ты. У них та же душа. Вы – одно целое.

Ронан хотел заспорить – если бы Бензопила упала со стола, ему не стало бы больно, – но действительно он не почувствовал бы и боль обрезков ногтей.

– Поэтому, когда ты умрешь, они остановятся.

– Остановятся? Не умрут сами?

Калла перевернулась вниз головой, согнув колени и прижав стопы друг к другу. Она походила на мудрого паука.

– Когда ты умрешь, твой компьютер не умрет вместе с тобой. Порождения снов не живут в нашем смысле слова. Их оживляет не наличие души. Заберите сновидца – и они превратятся в компьютер, ждущий сигнала.

Ронан вспомнил, что сказал Диклан много месяцев назад. «Мама ничто без папы». Он был прав.

– Значит, моя мать никогда не проснется.

Калла медленно повернулась, высвободив руки.

– Змея, подай мне свою птицу.

– Не жми, – предупредил Ронан, складывая крылья Бензопилы и передавая ее Калле.

Бензопила тут же укусила Каллу за палец. Ничуть не впечатлившись, та оскалила зубы.

– Осторожней, птичка-синичка, – произнесла она со смертоносной улыбкой. – Я тоже умею кусаться. Блу?

Она хотела воспользоваться ее незримой силой, чтобы видеть яснее. Блу положила одну руку на колено Каллы, а другой взялась за шелковое полотнище, чтобы она перестала вращаться. Долгое время Калла просто висела, закрыв глаза. Бензопила неподвижно сидела в ее руках, нахохлившись от унижения. Затем Калла устремила взгляд на Ронана, и на сливовых губах появилась острая улыбка.

– Что ты сделал, Змея?

Ронан не ответил. Тишина никогда не бывала неверным ответом.

Калла сунула птицу Блу. Та попыталась успокоить Бензопилу, прежде чем вернуть ее Ронану.

Калла сказала:

– Вот в чем дело. Твоя мать – сон. Твой глупый отец забрал ее оттуда. Что, в нашем мире недостаточно женщин и нужно придумывать себе жену? А теперь она лишилась сновидца. Ты хочешь ее разбудить, а она должна вернуться в свой мир.

Она проделала несколько замысловатых упражнений – изящно и безыскусно. Они слегка напоминали Ронану движения коробки-головоломки, поскольку были такими же нелогичными, немного невероятными. Он не мог понять, как Калла выпутала руку из шелка, не замотавшись всем телом. Как изогнула ногу, не свалившись на пол.

Ронан прервал тишину.

– Кабесуотер. Кабесуотер – это сон.

Калла перестала вращаться.

– Можете не говорить, что я прав, – продолжал Ронан.

Он вспомнил все те разы, когда ему снились старые деревья Кабесуотера. Вспомнил, каким знакомым казался ему этот лес. Деревья знали его имя. Он вплелся в их корни, а они вросли в его вены.

– Если мама окажется в Кабесуотере, она проснется.

Калла уставилась на него. Тишина никогда не бывала неверным ответом.

Ганси сказал:

– Значит, нам действительно нужно вернуть Кабесуотер.

Блу склонила голову набок, чтобы Калла приобрела для нее чуть более привычную позицию.

– Есть идеи?

– Я не волшебница, – ответила та.

Блу подтолкнула ее. Калла засмеялась – радостно и непристойно. Она указала на Ронана, который уже шагнул к двери.

– В отличие от него. Кстати, избавься от той маски. Мерзкая штука.

Завещание ниалла линча

Пункт 1

Предварительные определения

Я женат на Авроре Линч, и все отсылки к моей супруге в данном завещании относятся к Авроре Линч.

У меня трое сыновей, которых зовут: Диклан Т. Линч, Ронан Н. Линч и Мэтью Э. Линч. Все отсылки в данном завещании к моему «сыну», или «детям», или «потомству» включают вышеупомянутого сына, или сыновей, а также любого ребенка, или детей, рожденных после составления завещания или усыновленных мной. Все отсылки к «среднему сыну» относятся к Ронану Н. Линчу.

– Я думал, мы вместе проведем Четвертое июля, – сказал Мэтью, глядя на Ронана.

В вечернем свете его кудри казались ангельскими. По просьбе Ронана они встретились за ужином в городском сквере. Это был чистый эгоизм. И Диклан, и Ронан использовали Мэтью как подушку безопасности.

– Мы, все трое. Будем пускать фейерверки.

Ронан присел на край старого столика для пикников.

– Нет.

Прежде чем младший брат успел сказать нечто, способное случайно вызвать в нем чувство вины и убедить, Ронан указал на завернутый сэндвич с тунцом.