Мэгги Стивотер - Похитители снов

А потом Ронан выбил таблетку из руки девушки. Та плюнула ему в лицо и ушла.

Ронан медленно развернулся.

– Где ты, падла?

Зажглись прожектора.

Толпа взревела.

Динамики над головой заговорили по-испански. Громыхание басов отдавалось у Блу в ступнях. В небе прогремел настоящий гром.

Взревели моторы, и толпа подалась назад, чтобы пропустить машины. Все руки были воздеты в воздух. Люди прыгали, танцевали, радовались. Кто-то заорал:

– Боже, храни Америку!

На стартовую черту выехали десять белых «Мицубиси». Они были совершенно одинаковы – зияющие черные пасти, зазубренный нож на боку, огромные спойлеры. Один рванулся вперед и резко свернул, оставив за собой огромный клуб пыли. Она окутала машину целиком – не осталось ничего, кроме двух лучей, прорезающих серое облако.

Толпа обезумела.

– Это он, – сказал Ронан, расталкивая с пути подростков.

– Линч, – позвал Ганси. – Ронан! Задержись!

Но Ронан опередил его на несколько шагов. Он направлялся прямо к одинокой машине. Пыль рассеялась, и стало видно, что Кавински стоит на крыше.

– Давайте что-нибудь сожжем! – прокричал он.

Он щелкнул пальцами. Послышались шипение и вой, и внезапно первый фейерверк спиралью взмыл в хаотическую синеву, высоко над прожекторами. Кавински рассмеялся, громко и безумно.

– Имел я вас всех…

Он сказал что-то еще, но его слова затерялись за ревом музыки. Их заглушили басы.

– Мне это не нравится, – крикнул Ганси на ухо Блу.

Но никакого другого способа не было.

Они нагнали Ронана, когда он добрался до Кавински. Тот теперь стоял рядом с машиной. Что бы ни символизировало такое начало, выглядело оно неприятно.

– А, привет, – сказал Кавински с презрительной ухмылкой. Взглядом он нашел Блу и Ганси. – Это папочка. Дик, ты сегодня внезапно с девушкой? У Линча какие-то проблемы?

Ронан ухватил Кавински за горло – и в кои-то веки Блу порадовалась. Еще один фейерверк с визгом взмыл в черное небо. Мимо мелькнула молния.

– Где он? – спросил Ронан.

Это были не слова, а рык.

Кавински, казалось, ничто не смутило. Он указал на «Мицубиси» позади него, потом на другой, потом на третий, и произнес – слегка придушенным голосом:

– В машине. Или в той. Или в той. Или в той. Сам понимаешь. Они все выглядят одинаково.

Он ударил Ронана коленом в живот. Ахнув, тот разжал руки.

– Вот в чем штука, Линч, – продолжал Кавински. – Когда я сказал «со мной» или «против меня», я, в общем, не думал, что ты выберешь «против».

Блу подскочила, когда один из «Мицубиси», стоявших позади нее, сорвался с места – взвыл мотор, закружился дымок. Она пыталась представить, сколько сил понадобится, чтобы обыскать их все. Чтобы не терять из виду те, которые они уже остановили и осмотрели. Машины были одинаковые, с идентичными номерами. Буквы на табличках гласили: ВОР.

– Но в чем-то, – закончил Кавински, – так даже лучше. Ты знаешь, как я люблю взрывы.

Ронан сказал:

– Мне нужен мой брат.

– Сначала, – проговорил Кавински, разжав ладонь и показав зеленую таблетку, – спаси свою жизнь. Скоро вернусь, детка.

Он бросил таблетку на язык.

И через секунду вырубился – сначала рухнул на колени, затем привалился к машине. Блу и Ганси смотрели на его неподвижное тело, ничего не понимая. На руках у Кавински вздулись вены, жила на шее билась в такт с басами.

– Блин, – сказал Ронан и нырнул в машину. Открыв бардачок, он стал рыться в содержимом. Наконец он нашел то, что искал – еще одну зеленую таблетку. – Блин, блин.

– Что случилось? – спросила Блу.

– Он спит, – ответил Ронан. – И я не знаю, с чем он вернется. Ничего хорошего не будет. Блин, Кавински!

– Мы можем его остановить? – спросил Ганси.

– Только если убьете, – сказал Ронан и сунул таблетку в рот. – Найдите Мэтью. И выкатывайтесь отсюда.

Ронана бросило в сон. Когда он приземлился, до крови ободрав локти о землю, Кавински уже был там – пригнувшись и прикрывая лицо, он боролся с колючим кустарником. Деревья, которые Ронан так хорошо знал, нападали на него. Их ветви превратились в когти. Что-то в Кавински было не то и не так по сравнению с лесом вокруг. Словно сон отметил его как самозванца.

– По ходу, тайное место у нас одно и то же, – сказал Кавински и ухмыльнулся.

Лицо у него было исчерчено царапинами от шипов.

Ронан ответил:

– Сегодня никакого воровства не будет.

– Иногда, – сказал Кавински, оскалившись, – ты просто приходишь и берешь. Согласие необязательно.

Ветви задрожали над ними. Загремел и треснул гром, близко и по-настоящему, совершенно по-настоящему.

– Тебе необязательно это делать, – сказал Ронан.

– А ничего другого нет, чувак.

– Есть реальность.

Кавински рассмеялся.

– Реальность! Реальность – это то, что выдумывают для тебя другие.

– Реальность – это то, где другие живут.

Ронан вытянул руки.

– Что здесь есть, Кавински? Ничего! Никого!

– Только мы.

И в этих словах звучало неприятное понимание, еще усиленное сном. «Я знаю, кто ты такой», – некогда сказал Кавински.

– Этого недостаточно, – произнес Ронан.

– Не говори, как Дик Ганси, чувак. Не надо. Он тебе не пара. И не говори, что не думаешь в эту сторону. Я знаю твои мысли.

– Ганси для меня – нечто совсем другое, – возразил Ронан.

– Но ты не сказал, что не думаешь в эту сторону.

Ронан молчал. Гром рокотал у него под ногами.

– Нет. Не сказал.

– Тем хуже, старик. Ты и в самом деле всего лишь его собачка.

Но Ронана это ничуть не уязвило. Когда он думал о Ганси, то вспоминал про переезд на Монмутскую фабрику, про ночи, проведенные в товарищеской бессоннице, про летние поиски короля, про то, как Ганси заступался за него перед Серым Человеком. «Братья».

Ронан сказал:

– Жизнь – это не только секс, наркотики и машины.

Кавински встал. Колючие ветки захлестали его по ногам, цепляясь за штанины. Глаза под тяжелыми веками встретили взгляд Ронана, и Ронан вспомнил все те разы, когда они с Кавински смотрели друг на друга через окно машины. Какой он испытывал при этом тайный трепет. Уверенность, что Кавински не станет выслушивать от других, кто он такой.

Кавински произнес:

– Вот такая у меня жизнь.

Он посмотрел на деревья, а затем, вытянув руку, щелкнул пальцами, как в ту секунду, когда запускал первый фейерверк.

Лес завопил.

Ну или завопило то, что призвал Кавински. Этот крик отозвался в позвоночнике Ронана. Потом как будто кто-то резко зажал ему ладонью ухо. Воздух дрогнул. То, что приближалось, было огромным.

Деревья мерцали и плакали, гнулись и трепетали. Уже и без того истощенная линия иссякла и почернела. Ничего не осталось. Кавински высосал всё, чтобы создать своего зверя.