Адам Пшехшта - Тень [litres]

– Сколько вам лет? – наконец спросил алхимик.

– Двадцать три, – сразу же ответил молодой человек.

– Вы принимали участие в войне?

– Да, семнадцатый пехотный полк.

Легкий, почти незаметный прищур глаз и вертикальная морщинка между бровями говорили о том, что это не одна из любимых тем Лещинского.

– Где именно вы воевали?

– Под Радзимином.

– Звание?

– Подпоручик.

– Вы не остались в армии?

– Мне предлагали, но… – Молодой человек пожал плечами. – Я пиромаг. Но у меня слабый желудок, – добавил он с невеселой ухмылкой.

– Я так понимаю, что военная карьера не является пределом ваших мечтаний?

– Точно нет.

– Но если бы было нужно, вы встали бы на оборону Варшавы?

В этот раз Лещинский думал дольше, но наконец неохотно кивнул.

– А что с гражданскими? Вы бы воспользовались своим талантом, чтобы защитить их? В ситуации серьезной угрозы?

Впервые с момента разговора в глазах молодого человека появилось раздражение.

– Насколько серьезной?

– Ну, например, если их атакует какой-то маг или Проклятый, – спокойно пояснил Рудницкий.

– Ваше превосходительство, я не люблю предположений, – скривился Лещинский.

Под суровым взглядом алхимика он опустил глаза.

– Я буду их защищать, как любой нормальный человек, – сказал он.

– Вы работаете?

Рудницкий ожидал возмущений – парень беспокойно заерзал, а его щеки снова покраснели, – однако Лещинский не собирался возмущаться.

– Сейчас работаю… время от времени, – едва слышно пробормотал он. – Возможно, мне придется пересмотреть предложение насчет армии, у меня мама больна.

– Сколько вам предлагают? – с неподдельным интересом спросил алхимик.

– Пятьдесят рублей серебром. В месяц. Я знаю, что нигде столько не заработаю, но меня пугает перспектива убивать людей по чьему-то приказу, пусть и мотивированному. Может, у меня слабый характер или…

– Не говорите ерунды, – рявкнул на него Рудницкий. – Все с вами в порядке, просто вы еще не пришли в себя.

– Вы думаете, что это пройдет? – с сомнением спросил молодой человек.

– Пройдет, – заверил его алхимик. – После нашего наступления меня целый месяц рвало, я не мог спать, а от каждого громкого звука меня кидало в холодный пот. Сейчас все вернулось в норму. Почти все.

– Вы тоже…

– Да! И точно убил намного больше людей. И тут нечем хвастаться, – добавил он тише.

Видимое на лице Лещинского ошеломление неизвестно почему развеселило алхимика.

– Неужели я нашел праведника, который не слушает сплетен и не читает «Варшавский курьер», – пробурчал он себе под нос.

– Что?

– Ничего, ничего. Прошу прощения за эти грубые вопросы, но я хотел бы предложить вам работу в моем отеле. Поэтому я должен был развеять некоторые сомнения.

– Какую работу? – с недоверием спросил молодой человек.

– Адепта и пиромага. Если вы примете мое предложение, то будете подчиняться только мне и начальнику охраны «Пристанища». Я не думаю, что вам придется часто демонстрировать свои способности, но не исключаю этого. Вашей обязанностью будет обеспечивать безопасность гостей отеля, мою и моей жены. Любой ценой! Если вам это не по силам, скажите это сейчас.

– Когда мне следует приступить к работе?

– Немедленно.

– Я готов! – решительно заявил Лещинский. – Это честь для меня, ваше превосходительство.

Алхимик еще раз внимательно посмотрел на парня: широкое, почти квадратное лицо, резко очерченный подбородок, светящиеся серые глаза – все это внушало доверие. Казалось, что Лещинский был польщен этим предложением.

– В таком случае остается только вопрос оплаты, – сказал Рудницкий. – Предлагаю для начала три килограмма серебра в месяц. Выплата в слитках или в любой другой валюте.

– Сколько?

– Три килограмма серебра, – терпеливо повторил Рудницкий, делая вид, что не заметил замешательства собеседника.

С начала войны курс серебра к золоту взлетел вверх, сейчас он составлял пятнадцать к одному и рос с каждым месяцем.

– Я вас не подведу!

«Только бы ты успел воспользоваться своими деньгами, – подумал алхимик. – Приближаются тяжелые времена…»

Женщине в черном могло быть лет сорок, и, хотя ее костюм отвечал всем формальным требованиям траура, незнакомка не выглядела убитой горем. Черная вуаль только подчеркивала молочную белизну кожи, платье было коротковатым, а декольте слишком смелым. Украшенный рубинами жетон, висящий на серебряном браслете, свидетельствовал о том, что у нее нет недостатка в деньгах. Она поднималась по ступенькам не спеша, демонстрируя стройные лодыжки и маленькие ножки в туфельках из змеиной кожи.

Рудницкий вежливо поклонился ей, получив в ответ соблазнительную, но слегка меланхолическую улыбку.

«Нехорошая, она нехорошая!»

Ментальный крик почти оглушил его. Алхимик вцепился в перила, ноги отказывались ему повиноваться, а виски вспотели.

«Не так громко !» – попросил он мысленно.

О чудо, его поняли.

«Не хочу, чтобы она была тут. Она плохая !» – немного тише, но решительно произнес девичий голос.

« Почему она плохая ?»

«Потому что!»

Рудницкий тяжело вздохнул, похоже, его новоиспеченная дочь не собиралась ему ничего объяснять. И что теперь? Выпроводить гостью из отеля, объяснив это желанием еще не рожденной девочки, демоном-полукровкой? Проигнорировать? А что, если малышка сама займется «плохой» дамой и, например, выкинет ее через окно?

« Я подумаю об этом , – пообещал алхимик. – А ты будь терпеливой ».

Он не дождался ответа. Возможно, ребенок потерял интерес к этому делу, а может, она не поняла значения слова «терпение». Ее запас слов свидетельствовал о том, что она сейчас на этапе развития трехлетнего ребенка.

Рудницкий быстро спустился на первый этаж в поисках Маевского, но подчиненного не было в холле. За одним из столиков сидела Луна в окружении поклонников. Забельская, стоящая в сторонке и только с двумя поклонниками, злобно смотрела на нее. Алхимик заметил, что костюм бывшей проститутки уже не был таким скромным, как два месяца назад: видимо, госпожа Забельская начинает возвращаться к былым привычкам. Может, она посчитала себя незаменимой? «Пора напомнить ей, что она тут делает и на кого работает», – решил Рудницкий.

Он сел, как обычно, в углу зала и подозвал официанта.

– Позовите госпожу Забельскую, – распорядился он.

Забельская подошла к столику с явной неохотой, Рудницкий с отвращением отвернулся от удушливого аромата духов. «Шлюха навсегда останется шлюхой, – подумал он. – Даже если научится читать, не шевеля губами».

– Что такое? – высокомерно спросила она. – Я ничего не сделала!