Мэтью Стовер - Кейн Черный Нож [ЛП]

Рвотный узел в брюхе завязался сильнее. - Эльфов?

- Теперь вы попытаетесь сказать, что эзотерик из Анханы случайно наносит визит Орбеку Черному Ножу из Анханы прямо сейчас?

- Анхана?.. Чтоб меня. - Я поднес руку к глазам. - Поиметь меня как юного козла. Лик Свободы. Проклятая Кайрендал.

- Ага, вот. Видите? Возможно, вы все же поделитесь истиной.

- Что ж, скромнице-истине, похоже, требовалось набраться храбрости, чтобы высунуть нос на божий свет.

Он побуждающе протянул ко мне дубовые руки. - Расскажите об этой Кайрендал.

- Вот дерьмо. Спросите о чем другом. Ненавижу эту чокнутую шлюху. - Я утер рот рукавом. - Так дело в том, что "нужно-освободить-бедных-угнетенных-в-дупу-трахнутых огриллонов"?

- Только поглядите. - Тиркилд просиял. - Давайте, выгоняйте скромницу-истину из ее норки... - Он многозначительно согнул руку. - Или желаете, чтобы я пригласил ее сам?

- Я просто догадываюсь... - Тяжело дыша, я гадал, не готов ли снова сблевать. Кажется, нет.

Проклятие.

Не будь я таким одурелым, догадался бы обгадить ублюдку весь доспех.

- Да... понимаю. Три года назад Империя даровала Народу свободу. Может, и вы слышали. Теперь они полноценные граждане. С правами человека.

Тиркилд горестно покачал головой. - Анханцы.

- Не начинайте. Кайрендал... вот дерьмо, даже не знаю, как теперь ее звать. Назовем Герцогиней; имя не хуже другого. Она перворожденная - вы зовете таких эльфами - ведущая некие весьма успешные дела в столице. Почему успешные, спросите? Она держит также преступный синдикат, крупный... выросший из банды Лабиринта, из трущоб района, именуемого Лик. Так что они звались "ликами". Поняли? Если кто-то завел подпольное дерьмо "свободу гриллам", она к этому причастна. Вот серьезная проблема для вас. Она очень богата и могущественна, чертовски умна и совершенно безжалостна. Уж не говорю про связи. По всему по этому она так успешна.

- Друзья на самом верху, да?

- Привыкла давать самому Императору. Это считается?

Тиркилд кивал, принимая новости с печальной улыбкой гения. Стража даже не моргала.

- Ох, ради всего дурного. - Я потряс больной головой и выплюнул еще один мерзкий сгусток. - Когда я дойду до того, чего вы еще не знали, дайте знак, а? Помашите флагом, ладно?

- О, да, все верно. У нас есть способы узнавать истину, сами видите.

- Значит, снова начнете катать меня от стенки к стенке?

- Вполне возможно. Теперь, когда вы поняли, что можете быть честны со мной, когда сделали усилие... - его руки снова согнулись, - будьте достаточно откровенным.

- Дерьмо.

- Такое часто случается в подобные долгие полдни. Давайте перейдем к вашему, гм, брату... и его дружкам по Дымной Охоте.

- Дымной Охоте?

- О да, фримен. Вы же знали, что дело идет к ней?

Я глубоко вдохнул и со стоном выдохнул. Поднял голову. Она весила пару тонн. - Полагаю, истина в этом дерьмовом случае особенно пуглива.

Тиркилд ободряюще улыбнулся.

Я кивнул ему. - Похоже, она забилась в мою гнусную монастырскую жопу. Попробуйте, может, сумеете высосать ее наружу.

Губы Тиркилда шевельнулись, рождая мелодичное слово; в этот раз я не заметил мановения.

Рука вошла мне под грудину, шок прокатился по хребту и печени, и почкам, от макушки до подошв, и вокруг меня стал один воздух, я полетел и врезался в угол потолка и стены, затем по пути вниз шлепнулся на скамью; но удар о каменный край с высоты десять футов был едва заметен. Я свернулся вокруг сжавшихся кишок, кровь потекла из губ, пока я вспоминал, как нужно дышать.

- Фримен, фримен. - Тиркилд говорил с искренним сожалением. - Вы же знаете, как меня искушает память о невинно убиенном отце.

Диафрагма содрогнулась и воздух ворвался в легкие, я закашлялся и сплюнул кровавую жижу вверх, в сторону солнечного знака на груди Тиркилда.

Промахнувшись.

Так что мне остались лишь слова. Я выбирал их медленно. Произнес не спеша, ясно и спокойно. Не дав и знака, что обмочился. - Твой отец. Был низкородным. Скотом. Куском дерьма. Трусом. - Я чуть не подавился кровавой мокротой. - Как и ты.

Дыхание вдруг стало тверже. - Он умер на коленях.

Лицо Тиркилда оледенело. - Ты ничего не знаешь о моем...

- Знаю, он умер... - Медленно, ясно и спокойно. - ... с членом монаха во рту.

Тянулась тишина и тишина; лишь тяжелое дыхание, мое и его, задушенное и грубое, общее, связующее нас вместе. Наконец-то понимание потекло в обе стороны.

В тишине - хриплый шепот. - Поднимите его.

Ближайший стражник, покрасневший, блестевший потом от жары, нерешительно перехватил ружье. - Сэр Рыцарь...

Белые глаза Тиркилда обещали убийство, это ему не шло. - Поднять.

Стражник слизнул мутноватый пот с губы, повесил ружье на плечо, на сафари- перевязь. - Как прикажет Рыцарь.

С пола я показал ему зубы со вкусом крови. - Тронь меня - пожалеешь, что еще не убит...

Лицо стражника побелело, нога замерла на половине шага.

Я перевернулся, позволяя холодным камням выпить жар и дрожь из лица. - Ты и твой гребаный папаша... - Я плюнул на пол. - Давай, расскажу тебе об отце.

Я подтянул руки, ноги, встав на четвереньки. Голова свисала ниже плеч. Не было сил ее поднять. - Мой отец, - начал я, - каждый свой поганый день жил с железным сапогом на шее.

Вот она, сила, возвращалась, бежала по спине от поврежденных внутренностей. Я уже мог поднять голову. Встретить взор Тиркилда своим. Его был белым.

Мой - черным.

- Мой отец... не имел брони и гребаной дубины в руке... не имел бога, готового исцелять, не владел скоростью света и мощью грома и прочим вашим дерьмом. Просто человек. И всё. Этого достаточно. Мой отец умирал каждый треклятый день, чтобы...

Дыхание на миг прервалось.

- ... просто чтобы членососам вроде тебя было не очень комфортно править миром.

Тиркилд повторил: - Поднять.

Стражник присел, протянув левую руку, а правой неловко попытался перевесить дробовик назад. Да ради всего святого.

Я вытянул правую - схватить стражника за левый бицепс, с силой озлобленного бульдога; большой палец впился в нерв, что лежит рядом с лучевой артерией. Стражник задохнулся и непроизвольно дернулся, спасая руку от нежданной боли, что позволило мне оторваться от пола, освободив левую - и вонзить ему большой палец в правый глаз. Остальные пальцы надавили на слюнные гланды, нащупывая угол челюсти.

Куда голова, туда и тело. Так что, когда Тиркилд заорал: - Ташхонал! - и метнул себя ко мне, смазанным синеватым рывком, плечо вперед, он вместо моей грудной клетки, из которой бы вышиб душу вместе с дождем сломанных ребер, порванных легких и фонтаном крови из разбитого сердца, встретился с бронированной спиной подручного, коего я развернул между нами, смягчая столкновение.

У стражника не было шанса даже вскрикнуть.

Тиркилд ударил нас, словно пуля величиной с поезд, прижав обоих к стене И, хотя даже мне пришлось не сладко - в голове зазмеились фейерверки, в кишках что-то лопнуло - бедняга стражник превратился в сплошную отбивную, от почек до задницы.