Мэтью Стовер - Кейн Черный Нож [ЛП]

Я отлично понимал, почему сижу в Бьюке. Это тактика. Ведь я много лет навещал здесь отца. Они ждали, что я буду предвкушать будущее, обливаясь холодным потом клаустрофобии. Членоголовые.

Я несколько дней висел на проклятом кресте. Хрен знает сколько провел на цепи в анханской Шахте, умирая от гангрены в потоке людского дерьма. Провести остаток дней в чистой тихой камере - это должно было меня сломить?

О да. Ага. Точно.

Одной из книг, которую заставлял меня читать отец - да я и сам ее читал с охотой - была "Искусство войны". Потому что, как многие китаезы его времени, Сунь Цзы имел дар к метафорам. Книга была не о войнах, но об улаживании конфликтов. Можно даже сказать: о том, как процветать в полном опасностей мире.

Мастер Сунь писал, в частности, что полководец, знающий себя и своего врага, может не страшиться тысячи битв.

Я знал врага. Это же мой конек.

Когда я, наконец, обрел посетителя, он был удивлен, видя, что я улыбаюсь. Костюм и галстук не шли профессионалу: казалось, он отнял их у парня фунтов на двадцать грузнее себя. К тому же он шаркал шлепанцами, входя в дверь. А может, во всем виноваты были не костюм и галстук, а мои глаза.

Мои глаза желали видеть коричневатые расчесанные волосы на месте лысины с седыми прядками, и неряшливую поросль на месте аккуратно подстриженной бородки. Возраст пошел ему на пользу, реально: он потерял вес, но набрал весомости. Он мог позволить себе войти и сразу сесть рядом, заставляя меня смотреть и проникаться тревогами; ему уже не нужно было занимать нервные руки трюком с монеткой. Он просто сложил руки на коленях.

Я улыбался. В конце концов, не я к нему пришел.

Довольно скоро он подался вперед. - Похоже, вы не понимаете, в какую передрягу попали.

Улыбка расползлась, став насмешливой гримасой. - А вы хорошо выглядите для типа, которого на моих глазах разорвало в клочья.

Он отмел насмешку, раздраженно кивнув. - Древняя история.

- А словно вчера было, чтоб меня.

Он вспыхнул, взгляд опустился на сложенные руки. Пальцы дернулись. - Это было... - Он покачал головой и поднял глаза. - Не ради этого я к вам пришел. Я пришел спасти вам жизнь.

Я пожал плечами.

- Злостный насильственный контакт, Майклсон. Вы достаточно восстановили память? Помните этот эпизод? Вы явно действовали осознанно, убивая праздножителя...

Я захохотал.

- Думаете, это смешно?

- Как прикажете вас называть? Рабебел? Саймон Феллер? Шестерка?

Он покраснел сильнее. - Майклсон...

- Это не мое имя.

Пальцы снова задергались. Я готов был спорить, ему не хватает платиновой монетки. - Что вы вообразили? Мы тут играем в игру?

- Да, как обычно, - ответил я. - В игру, в которой я выиграю.

Он уставился на меня, потом посмотрел на запястья и подгузник, ни мертвые ноги, на скучные стены и глухую дверь, как бы приглашая меня посмотреть тоже. Осознавая реальность камеры, Бьюка, Земли. - Да вы сошли с ума.

- У моей семьи, - согласился я не без гордости, - богатая история безумия.

- У вас одна надежда выйти отсюда живым, Майклсон. Одна. И это - сотрудничество...

- Я сказал, это не мое имя.

Он закатил глаза. - И как я должен вас называть? Кейн? Шейд? Скажите же.

- Я несколько лет не был на Земле. Но раньше профессионал должен был обращаться к администратору, именуя его "сэр".

Он выпучил глаза.

- Ну же, попробуем?

Его губам прошлось потрудиться, прежде чем выскочило слово.

- Вы точно больной.

- Можешь поцеловать мою высококастовую задницу, гребаный лакей.

Губы снова зашевелились без звука. - Вы... тут... вы не смеете...

- Тут не у меня проблемы, Феллер. У вас. Если бы Управляющий Совет хотел моей смерти, я уже умер бы. Просто не очнулся бы. Но кто-то вложил серьезные деньги в нейрохирургию, и вместо потешного суда за убийство Вило я помещен к политзаключенным. Вместо дознавателей-социков ко мне шлют старого доброго Рабебела с беседой о сотрудничестве. Что означает: в Доме дела идут хреново и некто считает, что я нужен, что я могу разгрести ваше дерьмо. Так начинай целовать мне задницу - или шли воздушный поцелуй и до свиданья. - Я картинно помахал ресницами. - Выбор твой.

Губы уже не дергались, он показал подобие оскала. - Дело не только в вас, Майклсон. Мы знаем о вашей дочери и где она сейчас...

- Саймон, Саймон, Саймон. - Я тоже умел оттопыривать губы, и зубы мои оказались повнушительнее. - Ты точно хочешь замешать в дело мою семью?

Нижняя его губа отвисла.

Я чуть склонил голову набок. - Не то чтобы я тревожился насчет нее; Вера защищена так, как вы и вообразить не можете. Но если вы решили устроить шоу "мы-перебьем-твою-семью" из принципа, я не против. Похоже, ты не видел тот кубик и не знаешь, чем кончил Уинсон Гаррет.

Его брови сошлись, губы пытались сложиться в ироническую улыбочку. - Угрожаете мне?

- Не. Просто подумал, знаешь, эти поручни похожи на рычаги, а койка приделана к полу, настоящая стабильная платформа. Идеально - отсюда я смогу пинком снести твою дурацкую голову с плеч. Начисто. Как чайный катыш. Хряссь. Блям-блям-блям.

Правое веко дрогнуло. Румянец стек со щек под бороду. - Я читал ваше досье... ноги - ваши ноги не...

- Ага, Саймон. Верно. Мои ноги не. Ты веришь всему, что читаешь?

Резкий звук - придыхательное ки-йя - и сжатие мышц живота, чертовски сильных, подбросили подгузник ему в лицо, и нервные руки взлетели голубями, он дернулся в сторону так сильно, что упал со стула и плюхнулся задом об пол, и вскочил злее медведя, которого опрыскали слезоточивым газом. Потому что мои ноги, разумеется, даже не поднялись выше поручней.

- Резвлюсь как ребенок. - Я усмехнулся. - И наврал, будто можно пинком снять голову. Вот такая я задница.

Он сделал шаг ко мне, рука сжалась в кулак, кулак поднялся над плечом. И застыл. Завис, пока на лбу не выступили синеватые вены.

Что доказало: все мои догадки были совершенно верны.

Улыбка моя стала гаже. - Можешь валить, Феллер. Не приходи, пока Упсы не захотят реальной сделки.

Жилы на лбу шевелились. Но кулак разжался, рука опустилась.

Он понурил голову. - Не знаю, чего ожидал. Почему сейчас должно было стать не как раньше?

Он почти упал на стул и вяло оперся о край стола. - Ты ничуть не меняешься, да? Ни на кроху. И зачем бы тебе? Быть таким - это всегда помогало тебе получать что хочешь.

Какого хрена он изображал теперь? - Я не стал бы загадывать...

- Может, сработает и в этот раз. - Он говорил скорее сам с собой. Опустил голову, словно ни лице было написано нечто, чего мне не следует видеть. - Скажи хотя бы это, Майклсон. Кейн. Кто угодно. Почему побеждают всегда только ублюдки?

Я не ответил. Прекрасно понимал, о каком ублюдке он говорил. Он же так и сидел лицом вниз, ловкие некогда пальцы сплетены, чтобы можно было толкать одну костяшку другой, резко. Резким стал и голос.