Дмитрий Колодан - Дом Ночи [litres]

В общем, ситуация была патовая. Что бы там ни говорили, мол, безвыходных положений не бывает, вот оно, безвыходное положение во всей красе. Кати сидела на холодной земле. Расстояние между опорой моста и рекой было всего ничего: каждая вторая волна добиралась до кроссовок. Так что в придачу к прочим ее проблемам стоило добавить еще и мокрые ноги, этакую вишенку на торте.

А началось все обыденно, так, как и начинаются подобные вещи. Для затравки – пара грубых слов, сказанных в школьной столовой, в ответ – стакан разбавленного апельсинового сока в лицо, ну и понеслось-покатилось. Есть поступки, которые не прощают, а уж таким, как Кати, тем более.

Она вовсе не была школьной парией, этакой девочкой для битья, но ходила слишком близко к краю границы, так что рано или поздно что-то подобное должно было случиться. Кати это знала с того самого дня, как переступила школьный порог и увидела своих будущих одноклассников. Чудо, что ей вообще удалось продержаться так долго.

Популярностью в школе Кати не пользовалась, друзей в этом городе так и не завела, но до поры ей удавалось существовать тихо и незаметно. Училась она не хорошо и не плохо, одевалась приемлемо, физических особенностей, которые могли бы привлечь особое внимание к ее персоне, у нее не было. Тень, привидение – Кати нравилось думать, будто одноклассники даже не догадываются о ее существовании, они же делали вид, что это действительно так. И вот теперь Кати пожинала плоды этой стратегии. Когда пробил час, не нашлось никого, кто решился бы за нее заступиться. То, что ей удалось удрать, было не более чем случайностью. На том ее везение и кончилось.

– Эй! Рыжая! – крикнула Лаура. Судя по всему, она перегнулась через перила, но точно сказать Кати не могла. Хоть бы эта мерзавка не удержалась и свалилась в воду! – Давай, покажись. Я знаю, что ты здесь. Видела, как ты лезла через перила!

Кати промолчала. Лаура блефует? Или действительно что-то заметила? В любом случае лучше не рисковать. Как долго они будут ее караулить? Ведь не до ночи же? Мама, поди, уже волнуется, а ведь ей сейчас нельзя волноваться…

– Сдрейфила, да? – Лаура сплюнула в воду. – Вылезай. Даю слово – по лицу бить не буду.

Кати плотнее прижалась к стене. Холодная сырость бетона чувствовалась даже сквозь одежду. Мать всегда ее предупреждала: не сиди на камнях, застудишь почки или какие-то придатки. Но сейчас Кати была готова пожертвовать чем угодно, только бы троица наверху оставила ее в покое.

– Слышь, подруга, а я знаю, как нам ее оттуда выкурить. – Казик гаденько хихикнул. – Есть у меня одно средство.

– Да лана! – Третий из преследователей наконец решил заговорить. Голос был девичий, но такой безликий, что Кати его не узнала.

– А то! – с петушиной гордостью ответил Казик. – Но вы, дамы, отвернитесь, что ли…

– В смысле? – напряглась Лаура, но тут до нее дошло: – Эй! Ты что собрался…

– Ну!

– Фу! Казик! Какая мерзость! – Лаура заржала, как скаковая лошадь.

– Зато средство действенное! Выскочит, как мышка из норки, а не выскочит – так ей же и хуже!

– Давай уже, чего ждешь?

– Вы это, как бы… – Казик смутился, а вот смутить Лауру было непросто.

– Да забей. Чего я там не видела? Давай уже, не хочу пропустить, как эта овца выпрыгнет как ошпаренная.

Казик пробурчал что-то неразборчивое, послышались звуки возни, и сверху в реку потекла желтоватая струя – под дружный хохот девиц.

У Кати сжался желудок. Как же это низко и мерзко! Только такой придурок, как Казик, мог до такого опуститься. А сам, поди, считает себя героем и наслаждается вниманием! Конечно, на Кати ничего не попало, и не могло попасть, но от обиды и унижения слезы навернулись на глаза.

То, что они ее не достали, не имело никакого значения. Правда не интересна никому. Уже завтра Лаура и ее подруга растреплют о случившемся по всей школе, причем в таких подробностях, каких никогда не было. Но слушать будут их, а вовсе не жалкие попытки Кати оправдаться. Да ей даже рта не дадут раскрыть, и позорное клеймо останется с ней до самой смерти. Которая, впрочем, не заставит себя долго ждать.

– Ну? Вылезла рыжая? – спросил Казик.

– Не… Поди, сидит там, обтекает.

– Или ее вообще там нет, – влезла девица с бесцветным голосом.

– Да есть она там, – огрызнулась Лаура. – Слышь, а давай мы с Казом подержим за ноги, а ты посмотришь, что там под мостом творится?

– Ну уж нет, спасибки.

– Дрейфишь?

– Нет. Не хочется, чтобы после того, что я видела, твой дружок трогал меня теми же руками.

Лаура снова заржала:

– Зачет! А может, мы подержим Каза? А он зафоткает все на телефон?

– Не, не, не, – поспешил вмешаться Казик. – Вы ж меня не удержите.

– И то верно, – вздохнула Лаура. Неожиданно голос ее переменился: – К черту! Надоело. Руки замерзли, да и жрать охота. Вы как?

– Почему бы и нет? – сказала бесцветная девица.

– Тогда пошли. Каз угощает, правда же? Эта курица никуда от меня не денется, а пока пусть себе обтекает.

Кати беззвучно всхлипнула.

Они все равно ее увидели – с набережной на противоположном берегу. А потом еще полчаса что-то кричали, прыгали, улюлюкали и показывали на нее пальцами, пока наконец им это не надоело. Все это время Кати сидела на корточках, обхватив себя руками за плечи, и плакала без слез.

Чего ты боишься?

Собак. Не знаю, почему так. Когда я была маленькой, я мечтала о собаке: большой, лохматой, с добрыми глазами. Такой, чтобы можно обнять ее за шею или кататься на ней, как на пони. Сенбернар подошел бы в самый раз. Но потом что-то случилось… Наверняка что-то случилось. Может, меня покусала какая-нибудь шавка, а я об этом забыла? Такое возможно?

Сейчас, если я встречаю собаку, меня трясет, ладони потеют, голос дрожит так, что я двух слов не могу связать. Хочется лишь одного – бежать, и как можно дальше. Спрятаться в какую-нибудь норку, где никакая собака меня не достанет, и сидеть там до скончания дней.

Герберт (мамин приятель) говорит, что я должна учиться справляться со своими страхами. Что я должна ими командовать, а не они мною. Он не понимает или не хочет понимать, что это сильнее меня. Думает, я просто выделываюсь, чтобы привлечь внимание. Я слышала, как он говорил об этом маме. Может, в прошлой жизни я была кошкой? Неспроста же меня назвали Кати?

У нашей соседки есть собака – старый стриженый пудель. Соседка говорит, что это добрейшее существо на земле. Что он и мухи не обидит, а чтобы он кого укусил – в жизни такого не было. Он даже с кошками дружит, и все такое.

Но когда я увидела его в первый раз, когда он побежал ко мне, видимо, чтобы облизать меня с головы до пят, у меня случилась истерика. Будто крышу сорвало. Я орала и вопила. В общем, как потом сказала мама, вела себя самым неподобающим образом. У соседки, мол, слабое сердце, а от моего визга с ней чуть инфаркт не случился. А как по мне, то лучше бы случился – тогда бы ее шавку увезли бы в собачий приют. Соседка меня ненавидит. Плевать. Главное, чтобы она, вместе со своей псиной, держались от меня подальше.