Флавиус Арделян - Скырба святого с красной веревкой. Пузырь Мира и не'Мира

Чего солдаты над’Мира не знали, так это того, что их заметили: незримые неустанно патрулировали стены по всей длине и ширине, увидели врагов, когда те еще только вышли из врат, и им хватило времени, чтобы добежать до центра Мандрагоры и сообщить о случившемся. Но дело было не только в этом – существовало много вещей, про которые над’Люди не знали, потому что большинство впервые попало на Ступню Тапала, и теперь запахи и липкий воздух вызывали у них отвращение; они озирались со страхом и непониманием. Только генералы и несколько офицеров бывали в Мире и одержали победу в нескольких битвах, но проиграли войны. Солдаты не знали, что из-за Великого Плана, посредством которого уже начали поднимать Великую Лярву, небо с той стороны прорвало почву Мандрагоры и затопило улицы и переулки; они не знали и того, что мэтрэгунцы построили мосты между домами, а также того, что в городе находились девяносто девять незримых учеников, в любой момент готовых невидимым ударом отделить их головы от плеч. Кое-что из этого им предстояло узнать в самом скором времени, ибо они привели с собой Сарахула в цепях и выпустили его.

Сарахул, наполовину птица, наполовину над’Человек, взлетел, рассекая бахромчатыми крыльями вязкий воздух, новый и непривычный для него, и поднялся повыше в бездну небес, чтобы его никто не сумел разглядеть. Существо сделало несколько кругов над Мандрагорой, которая оттуда, сверху, казалась половинкой скорлупы ореха, лежащей на склоне холма и наполненной молоком. Ему пришлось немного спуститься, чтобы понять: это не молочные реки текут по улицам города, а похожие на паклю облака; спустившись еще ниже, он разобрал платформы между домами. По обе стороны городских стен люди и над’Люди – обе стороны называли друг друга не’Людьми – затаили дыхание и молчали.

Новый Тауш пробудился от шепотов; те сперва звучали где-то далеко, а потом начали роиться прямо у него над ухом. Он поднялся, тотчас же укрыв Маленького Тауша, которого оставил лежать, и отошел в угол чердака, где долго разговаривал с незримым. Маленький Тауш сквозь приоткрытые веки разглядел, что его создатель беседует с пустотой; на мгновение он испугался, что это опять тот проклятый человек с головой коня, но, когда монстр не появился, понял, что это должен быть один из невидимых попутчиков святого, и успокоился. Он ждал с закрытыми глазами, что Новый Тауш к нему вернется, а когда этого не произошло, приоткрыл глаз и обнаружил, что остался на чердаке в одиночестве.

– Таууууууушшшшш… – позвал он, но никто не ответил.

Сарахул вернулся, запечатлев в памяти план городских улиц. Каралак Беспощадный отвел его в сторону и, опустив глаза, ибо с подобным существом нельзя встречаться взглядом, спросил:

– Что ты нам скажешь, славный Сарах?

Клюв существа надломился с громким треском, приподнялся, а потом опустился вплотную к телу, высвобождая себе место среди складок кожи, внезапно образовавшихся на лице. Вместо него остались клешни из плоти, которые, едва оказавшись на виду, затвердели, словно восставшее мужское естество, и – пока Сарахул внимательно, с болезненной сосредоточенностью, смотрел на Каралака, в особенности на отверстие, через которое тот с ним разговаривал, – приняли форму над’Мирских губ. Но на этом трансформация не остановилась, а продолжилась вдоль горла сверху вниз: трахея, пищевод и позвонки перестроились с чередой щелчков и скрежетом, пока у существа не получилось сымитировать голос Каралака, которым оно и воспользовалось, чтобы объяснить генералу, что находится в городе, как тот выглядит и где следует штурмовать.

Когда запели горны, в животе у Тауша, стоявшего с незримыми соратниками на крышах, все сжалось от страха. Над’Люди атаковали с трех сторон; защитники города зажгли факелы и вооружились тесаками, ножами, палками, вилами – всем, что сумели отыскать в своих покинутых домах, окруженных тучами. Они ждали. Услышали горны, потом – крики, и увидели большую, черную тень, которая парила наверху. Сарахул выпустил первый валун из огромных когтей и попал прямо в церковную башню посреди площади, вогнав кирпичи в глубокую яму и раздавив бедного меланхоличного парнишку, что сидел наверху. Над’Люди подвели своих боевых зверей к городским стенам и с их загривков прыгали прямо на платформы. Потом они бросались в атаку, вопя и размахивая саблями и палицами-буздуганами; дорогу им освещали бежавшие впереди бледные мальчики с факелами, привязанными к рукам. Эти огоньки сумели одолеть первые платформы, а вот когда на них ступили тяжелые сапоги воинов, деревянные мостики начали ломаться, и захватчики стали падать на улицы или даже за пределы таковых – прямиком в небесные глубины не’Мира. Незримые ученики ослабили сочленения мостов, и те повисли, одним концом прикрепленные к домам; над’Люди цеплялись за них. Камни, кирпичи, каминные кочерги и вилы полетели в захватчиков отовсюду и словно из ниоткуда, из пустоты, заставая врасплох и заставляя умолкнуть навсегда, принеся последнюю, великую жертву во имя Порты.

Из тех, кто сумел миновать платформы, многие пали от ударов топора, которые нанесли им мэтрэгунцы, спрятавшиеся за дымоходами, или от предательских кинжалов в спину, всаженных невидимыми руками. Ряды над’Людей загадочным образом редели, а Сарахул, бросавший валуны в облачную пустоту, был сбит с толку и испуган. Солдаты, сумевшие добраться до центра Мандрагоры, увидели только горстку людей, собравшихся возле дымоходов и чердачных люков. Они кинулись на противников с ревом, но те сразу же бросились внутрь чердаков и исчезли в темных глубинах своих домов, где незримые ученики, дожидавшиеся по углам и в коридорах, принялись рубить смердящую плоть над’Людей. Если кто-то добирался до помещений с выходом на улицу, мэтрэгунцы распахивали двери домов и позволяли тучам проникнуть внутрь. Посреди небесной белизны незримые воины продолжали бить над’Людей, которые как будто не понимали, как защищаться от того, что не видели, не чувствовали, не обоняли и вообще не знали, что оно существует.

Не успела бойня окончиться, как Мандрагора содрогнулась – раз, другой, третий, все сильнее и сильнее. Мишу и Новый Тауш увидели, как стены на востоке обрушились, канули в тучи, и с ними целый район улетел в глубины, забрав с собой мэтрэгунцев, над’Людей и незримых, чьи звучащие в унисон бесполезные вопли растаяли посреди облаков. Город рушился, дыра в земле под ним становилась все больше; мандрагорское тело из дерева, камня, стекла и плоти исчезало в грохоте разрушения и истребления, и тучи хлынули сквозь пролом в стене к лесу, где солдаты другого мира оставили своих животных.

Третий батальон, еще не вступивший в сражение, но увидевший гибель товарищей и то, как все разваливается, спрятал оружие и отправился обратно к вратам, спеша вернуться в не’Мир до того, как крепость подле Мандрагоры превратится в груду кирпичей, пыли и щепок.