Флавиус Арделян - Скырба святого с красной веревкой. Пузырь Мира и не'Мира

– Великая Лярва, – сказал тот и улыбнулся, как в день их первой встречи.

Он принес два стула, которые поставил под окошком, и подал безымянному знак садиться. Там было тихо, и тьма окутывала все вокруг, словно погружая в сон без сновидений; Хиран Сак молчал, но доносившиеся изнутри его одежд голоса – нет. Время от времени человек с головой коня вставал и смотрел сквозь окошко на Великую Лярву.

– Несколько недель назад мы проиграли еще одну битву в не’Мире, – начал Хиран Сак. – У нас были солдаты в одном трактире на перекрестке, и судьбе было угодно, чтобы там остановился поганец Тауш. Когда мы об этом узнали, воины над’Мира отправились туда, чтобы помешать ему двигаться дальше, но, к несчастью, у нас не было достаточно сильной святой, чтобы она смогла наполнить тело и дух солдат доблестью; они были всего лишь жалкими созданиями, сотворенными из земли, и их чар не хватило, чтобы покончить с Таушем. Мы потеряли на том перекрестке важный редут – ведь именно на перекрестках лучше всего расположиться лагерем между мирами, потому что там сидит над’Человек, или не’Человек, или пре’Человек, или пост’Человек, а может, и меж’Человек и размышляет, какую дорогу выбрать, верно? В пространство, которое остается после тех колебаний, в краткий миг сомнений, лучше всего пробраться и вырвать жизнь из не’Человека, жизнь, за которую он так цепляется, хотя от нее ему никакого толку; он просто гнилой сгусток вопросов без ответов. Мы надеемся, – продолжил Хиран Сак, – что один из перекрестков, которые еще остались, попадется Таушу на пути и подтолкнет его к Лысой Долине на Ступне Тапала, где его ждут новые опасности. У нас нет там войск, но есть Лучший-из-оборотней, который, если выпадет ему такой шанс, может добиться справедливости, кою мы так давно ищем.

Человек с головой коня глядел сквозь Хирана Сака, и было ему больно слышать имена из названия проклятых мест, ибо те всколыхнули внутри пепел прошлой жизни. Он ненавидел не’Мир и думал о том Исконном Слове, которое, как учил его Мастер, означало скандал и примирение одновременно.

– Человек с головой коня, мы думаем, ты готов вернуться в не’Мир и помочь святым в великой битве, что случится уже скоро. За пределами Порты все больше войск, и все больше святых постигают тайны разложения. Но умение открывать пути доступно и подвластно лишь им, а мы, прочие, должны действовать силой, должны взламывать не’Мир, чтобы освободить проход для наших солдат. Мы будем следить за Таушем и уничтожим его. Да будет тебе известно, что мы точно так же уничтожим всех остальных несвятых из не’Мира, готовясь к Великому Пути.

Человек с головой коня повернулся к Хирану Саку и посмотрел на него исподлобья, сбитый с толку.

– Мать отправляется в дорогу, – сказал Хиран Сак.

Вкоридорах храма человек с головой коня остановился лишь один раз, когда проходил мимо погруженного во тьму алькова и оттуда до него донесся невнятный шепот и плач. Он остановился, посмотрел на того, кто там стоял на коленях, и прислушался. Узнал этот голос, а странный запах, исходивший от над’Человека и из алькова, ему кого-то напомнил – и, вспомнив, кого именно, он в испуге взглянул на Хирана Сака, который кивнул и взмахом руки показал, что пора уходить. Перед окошком, сквозь которое отчетливо виднелась покрытая мурашками шкура Матери, стояла на коленях половина над’Человека, опираясь на другую половину – сложный механизм из лубков, костылей, струн и веревок, которые довершали тело существа, чьи душевные страдания были очевидны. Чуть позже, в комнате, прежде чем надеть голову коня, безымянный узнал от Хирана Сака историю Мастера: по слухам, странствуя в одиночку по всем известным мирам, он оставил правую ногу в не’Мире, правую руку – в пре’Мире, половину головы в пост’Мире и половину души в меж’Мире.

– А знаешь, что хуже всего, человек с головой коня? – спросил Хиран Сак в завершение своей истории. – То, что части тела, головы и души Мастера все еще плачут о своих половинах, и он чувствует боль в отсутствующих членах, а ведь говорят, что нет ничего мучительней, чем ощущать все известные миры, ведь одного достаточно, чтобы прикончить тебя еще в момент рождения.

Хиран Сак ушел, человек с головой коня заснул, и когда содрогнулась Мать, творя новый день, туман в его сне рассеялся, взгляд маяка упал на маленькую лодку, блуждающую по волнам. В ней было зерно души человечьей, и безымянный проснулся с ревом и криком, и кричал потом еще несколько часов под маской, испуганный до смерти ликом этого зерна, и еще долгое время после пробуждения человек с головой коня видел, когда закрывал глаза, лицо того, что было в лодке, с его извращенной, обманчивой улыбкой.

Карина, чувствуя тяжесть кандалов на запястьях и боль в коленях, стертых о грубый и холодный камень, зажмурилась и как будто вновь услышала первые слова Учителя, произнесенные в большом лекционном зале Розовой Башни. Она только что прибыла, и все казалось ей таким странным, таким новым, как будто она попала в некий хрупкий мир, который должна была вскоре покинуть и перейти в другой. В мечтах Карина видела себя зернышком, семенем, высаженным в землю, глубже всех мыслимых глубин.

– Конечная цель нашей жизни, – говорил Учитель, и его надтреснутый голос разносился над головами учениц через латунный рупор, – это смерть. Забудьте о любой печали по поводу смерти, которую вы могли чувствовать до сих пор, будь то смерть родителей, сестер, братьев, дедушек и бабушек или друзей, ибо подобные чувства – всего лишь бесплодные эманации иного мира, глупая вера в то, что смерть, будучи концом, представляет собой повод для траура. Ни в коем случае! Смерть – это самый высокий пьедестал, на который мы можем забраться, чтобы окинуть взглядом мир; смерть доставляет удовольствие именно потому, что она – финал, кульминация аномалии, именуемой жизнью. Не слушайте, дорогие мои будущие святые, тех, кто говорит, будто смерть и есть аномалия, а старение и усыхание плоти на костях – дефект биологического механизма, коим мы могли бы воспользоваться, чтобы радостно продлить свое бытие в мире. Не слушайте и тех, кто говорит, что смерть – это порог, ведущий к новому началу. Это учения из не’Мира, их надлежит отвергнуть. Слушайте меня! После смерти над’Человека нет ничего, лишь бескрайняя протяженность тьмы, которую мы даже не сумеем постичь с помощью чувств, поскольку к тому моменту их лишимся; в этом трагедия смерти, ибо даже у завершения есть своя трагедия, но не такая, как та, о которой говорят слабые Скырбой. Слушайте меня! Жизнь – сама по себе аномалия: кусок мяса, разросшийся в чреве мира, со всеми своими венами, артериями, сухожилиями, хрящами, мышцами, костями, сердцем, мозгом и прочим, что своим существованием пачкает и оскорбляет пустоту. Болезни, старение и, в конечном итоге, смерть плоти и духа – это благословение. Это процессы не распада, но исполнения предначертанного. Слушайте меня! Только вы – те, кому суждено стать святыми, – знаете тайну смерти-после-смерти, этого чуда, дарованного нам возлюбленной Королевой Копролитов. Ибо лишь немногие из вас сумеют испытать переход, понять, увидеть и познать гниль телесную – разложение тел, к которым мы поневоле привязаны, дабы исполнить то, чего жаждет пустота внутри нас. Мы появляемся на свет в волдырях Тапала, гнойных и вонючих, мы жертвы свершенной над ним казни, и наш долг – понять, что происходит, уразуметь, что все наши бренные оболочки рождаются с дефектом телесности, занимая место в мире, над всеми довлеет проклятие обитания на куцем участке пустоты. Вернуть ничто туда, где были мы, – вот величайшая из тайн. Поэтому слушайте, что я скажу: те, кто умирают прежде смерти, благословлены, а те, кто умирают после смерти – святы.