Кира Лихт - Золото и тень [litres]

– Хороший мальчик, – Персефона погладила среднюю из трех голов. – Смотри, у нас в гостях нимфа. Она тебе нравится?

Все три головы Цербера одновременно повернулись ко мне. По сравнению со взглядом этих желтых глаз взгляд Персефоны можно назвать милым и приветливым. Почему-то мне показалось, что вопрос «Она тебе нравится?» прозвучал как «Хочешь ее съесть?».

Я все еще не могла пошевелиться. Эванджелина вздрогнула, и я почувствовала ее страх. Ах, почему я не оставила ее дома!

Цербер приготовился к прыжку, который наверняка собьет меня с ног. От громогласного рычания задребезжали стаканы в винном шкафчике. Пес навострил уши. Я подняла руки, надеясь его успокоить.

– Хороший песик, – усмехнулась Персефона.

По спине Цербера пробежала дрожь, змеи зашипели, обнажая длинные клыки. Сейчас пес набросится на меня и съест, а Маэлю Персефона скажет, что у меня возникли срочные дела и я ушла…

Я накрыла рукой Эванджелину, беспокойно елозящую у меня на груди. Все будет хорошо. Я что-нибудь придумаю. В голове лихорадочно закрутились шестеренки. Физически мне с Цербером не справиться. Докричаться до Маэля вряд ли получится – дворец слишком большой. Я где-то читала, что в такой ситуации нужно отвлечь противника. Вспомнив про цветочные семена, полезла в карман и вытащила горсть.

Цербер снова зарычал.

«Вырастайте!» – подумала я и раскрыла ладонь, вложив в приказ всю силу. Цветочные стебли взметнулись вверх, и как только бутоны раскрылись, я изо всех сил подбросила их к потолку.

Луговые цветы дождем посыпались на пол.

Цербер взвизгнул, поставил уши торчком и с энтузиазмом запрыгал. Он ловил цветы, сжимал их в зубах, тряс мордами и от души чихал, стоило пыльце попасть в один из носов. Когда от цветов ничего не осталось, Цербер подскочил ко мне, сел и выжидательно завилял хвостом.

Персефона выглядела так, словно съела что-то кислое.

– Хороший песик, – сказала я, стараясь говорить как можно непринужденнее. – Такой игривый. – Я выковыряла из кармана оставшиеся семена, вырастила из них цветы и бросила Церберу, который снова запрыгал, точно щенок.

Персефона недовольно поджала губы.

– Миленький фокус. Впрочем, чего еще ожидать от нимфы?

Воспользовавшись возможностью, я спросила:

– Что вам известно о нимфах, Персефона?

Богиня окинула меня недоверчивым взглядом.

– Почему ты спрашиваешь?

Что ж, придется выложить карты на стол. Наверное, Персефона посмеется надо мной, а может, пожалеет – скорее всего, и то и другое – но мне все равно. Мне нужна информация, и я готова обратиться за ней к кому угодно. Даже к богине, которая собиралась скормить меня своему трехголовому псу.

– Потому что мне не у кого больше спросить. Похоже, я – единственная в семье нимфа, что довольно странно, ведь силы переходят по наследству… Так что вы знаете о нимфах?

Персефона посмотрела мимо меня на Цербера – пес катался по разбросанным на полу цветам и довольно поскуливал.

– Однажды в Древнем Риме появилась мода на дрессированных обезьянок. Дамы украшали зверюшек драгоценностями, красиво одевали их, баловали. Обезьянок учили выполнять мелкие поручения – подавать вино во время застолий, подносить хозяйке баночки с косметикой, когда та красится. Иногда они даже показывали трюки, развлекая патрициев. – Персефона посмотрела на меня и растянула пухлые губки в сладкой улыбке. – Примерно такую роль выполняют в нашем обществе нимфы. На вас приятно смотреть, вы прислуживаете нам, оказываете нам различные услуги и иногда удостаиваетесь чести нас развлекать.

Я вздрогнула, словно меня ударили кулаком под дых. Каждое слово было сказано Персефоной лишь с одной целью – причинить мне боль. Унизить. Выставить на посмешище.

Видимо, переживания отразились у меня на лице, и Персефона решила меня добить.

– Интересно, какие «услуги» ты оказываешь Маэлю? – спросила она, в ее устах этот вопрос прозвучал двусмысленно и вульгарно. – Нет, не отвечай, – отмахнулась она. – Это ясно по тому, как ты на него смотришь. Он хотя бы вознаграждает тебя какими-нибудь безделушками?

Неужели она сейчас практически назвала меня проституткой?! Я не без труда подавила в себе праведный гнев. Неужели в этом состоит роль нимф? Неужели мои силы предназначены для того, чтобы развлекать скучающих богов? Не могу поверить! Да и не хочу! Нет, я ни за что в это не поверю!

Персефона явно наслаждалась эффектом, который произвели на меня ее слова.

– Если задаешь вопрос, то будь готова к ответу, – прощебетала она.

«Каждый получает по заслугам, дорогая богиня», – подумала я, твердо вознамерившись сделать все, чтобы Адонис вспомнил Афродиту. Пусть бедный Адонис сбежит от этой Снежной Королевы и воссоединится со своей настоящей возлюбленной! Пусть Персефона получит по заслугам! Месть сладка. Проглотив стыд и гнев, я спросила:

– Можно воспользоваться вашей уборной?

Видимо, Персефоне понравился мой убитый горем вид: она дважды объяснила мне путь. Вежливо поблагодарив, я направилась к дверям. Цербер хотел было пойти со мной, но Персефона резко свистнула, подзывая его к себе.

К счастью, после двух объяснений я смогла запомнить дорогу. Отойдя на приличное расстояние, я оттянула ворот рубашки и погладила Эванджелину. «Все хорошо, малышка. Я позабочусь о тебе», – мысленно произнесла я. Бабочка ткнулась в меня усиками, словно отвечая: «Не волнуйся, я в порядке!» Мне стало спокойнее. Маэль и сегодня не обнаружил никаких следов торговца, поэтому мы решили, что Эванджелина пока побудет у меня. Возможно, со временем Гермес что-нибудь разузнает…

Я чуть было не прошла мимо маленького зимнего сада, но остановилась, заметив внутри какого-то человека. Из приоткрытой двери шел теплый воздух. В синих горшках росли маленькие апельсиновые деревья, где-то пела птица…

Мужчина – нет, скорее юноша – сидел в плетеном кресле. Он оделся так, словно собирался на пляж: синие шорты-бермуды, белая майка, шлепанцы. На коленях – солнцезащитные очки в белой оправе. Он увлеченно читал какой-то журнал и не заметил моего появления. Стоило войти в зимний сад, как меня сладким дурманом окутали запахи апельсина и жасмина. Я сразу почувствовала себя как дома.

Наверное, юноша в кресле – это Адонис. Я попробовала увидеть его истинный облик, но… ничего. Наверное, так Адонис и выглядит, потому что он не бог и не полубог, а смертный, который так и не умер до конца. Это лишний раз доказывает – передо мной не очередной сын Аида, который обвинит меня в том, что я рыскаю по дворцу.

Я направилась к юноше, рассматривая его повнимательнее. Ну чисто модель Кельвина Кляйна с обложки модного журнала! Короткие волосы, резко очерченный подбородок, чувственные, слегка изогнутые губы, изумительно сочетающиеся с острыми чертами лица… Он не в моем вкусе, но многие женщины с радостью бы упали в объятия его мускулистых рук.