Валерий Большаков - Новый путь [litres]

– Сделаем, Леонид Ильич.

– Ни Крючкову, ни Чебрикову ни слова, – строго предупредил Брежнев. – Цвигуну можно. Иванову твоему…

– Понял, – отчетливо кивнул Андропов.

– Ну, пошли тогда, – заворчал Генеральный секретарь, валко поворачиваясь кругом. – Витя [48] Жену Викторию Брежнев ласково называл Витей. нам мяска наготовила, свеженинки! Обидится, если не попробуешь. Хлопнем по рюмашке… не чокаясь, хе-хе…

Председателю КГБ померещилось на мгновенье, что на носу засели не привычные очки в тонкой золотой оправе, а наркомовское пенсне.

«Наше дело правое, – повторил он в мыслях, – враг будет разбит, победа будет за нами!»

Среда 31 декабря 1975 года, вечер

Зеленоград, Солнечная аллея

Уже стемнело, а я все всматривался в окно фырчащего «Икаруса». Ленинградское шоссе выглядело заброшенным – пустынная трасса! Лишь разок блеснули фары встречной «Волги», поспешавшей в столицу нашей Родины. Четыре часа до Нового года.

– Кажется, все-таки успеваем, – вздохнула мама, откидываясь на сиденье.

– Да куда мы денемся, – успокоил я ее. – Тут ехать-то…

– Ой-ё-ё, ёжечки ё-ё…

– Вон, вон огоньки! – воскликнула Настя. – Подъезжаем уже!

Пассажиры заулыбались девичьей непосредственности, а я вернулся памятью к школьному «утреннику», хотя действо заняло вечер воскресенья.

…Школьные уроки сходили на нет, сами учителя вели занятия будто по инерции, а потом все скопом украшали школу. Младшие классы старательно клеили гирлянды из флажков и колечек, вырезанных из цветной бумаги. Пятиклассники бродили по рекреациям, раздергивая вьющийся «дождик» на невесомые серебристые струйки-паутинки, лепили их на мокрые клочки ваты и бросали к потолку – ватки клеились цепко. Ну а мы, как солидные выпускники, наряжали елку в актовом зале.

Из Сулимы получилась очаровательная Снегурочка. Такой шаловливой и кокетливой, обаятельной и веселой я Риту еще не видел. Иногда, правда, ее черные «очи» влажнели с избытком – наверное, девушка вспоминала о «матери-предательнице». Тогда я исполнял роль Деда Мороза, хотя мне и не дали шубы с бородою – веселил «Маргаритку» и отвлекал от печальных мыслей…

– Приехали! А вон папа!

Ворча, «Икарус» подъехал к остановке, и Настя первой выскочила из автобуса, набрасываясь на хохочущего отца. Закружив дочь, он окутался радостным визгом, как серпантином.

– Багаж, багаж! – подхватилась мама.

Пока она лизалась с папой, я вытащил из мерзлого нутра «Икаруса» наши пожитки – тяжеленные сумищи, битком набитые соленьями, целым ведром отборной картошки, закутанной в верблюжье одеяло, и даже новенькими шторами, заботливо уложенными сверху банок, чтобы не помялись.

– Привет, лауреат! – Отец притянул меня и облапил.

– Да ладно… – заулыбался я.

– Купил уже что-нибудь?

– Прицениваюсь, пап! Кухонный чешский гарнитур в новую квартиру. За шестьсот сорок всего!

Папа захохотал и подхватил сразу две сумки.

– Ого!

– Вес взят! – ухмыльнулся я.

– И вы всё это тащили?! Аллес капут…

– Миша нам не давал! – пожаловалась мама.

– Молодец, сына! Да я тут рядом, во‑он наша общага!

И мы потопали по тропинке между молчаливых сосен. Деревья дремали, лишь порой, как бы спросонья, пошевеливали лапами, и тогда по хвое скользил снег, рассыпаясь в воздухе искристой пыльцой.

«Общага» оказалась «гостинкой», стильной и чистой, без тех загаженных темных коридоров с расписанными стенами, на кои я насмотрелся в будущем. Лифт, слава богу, работал. Не переставая гомонить, мы поднялись на тринадцатый этаж и ввалились всем семейством в просторную комнату.

– Ух, ты! – обрадовалась мама, снимая шубку. – У тебя даже санузел есть!

– А как же! – моментально возгордился отец, с нежностью глядя на свою прелестную «половинку». – Майне кляйне…

– И плита! – восхитилась мама, как будто не замечая повышенного интереса к своей персоне. – Ух, ты… И холодильник!

– У меня и телевизор есть! – похвастался папа.

– А где мы спать будем? – крикнула Настя, заглядывая в «аппендикс»-альков, где уместилась двуспальная кровать.

– Лично я, – засмеялась мама, кладя ей руки на плечи, – вот в этом спальном вагоне!

– А у нас с тобой плацкарта! – подмигнул я сестричке.

– Это как?

– Постелим на полу! – бодро сказал отец, не сводя глаз со своей «Лидочки». – Аллес гут!

Настя захлопала в ладоши.

– Всё, всё! – Мама повязала фартучек и приняла командование. – Быстро накрываем на стол! Наступающий пора встречать, а мы еще уходящий не проводили! Настя, на тебе сладкое и чай. Миша, почисти картошку, пожалуйста!

– Есть! – лихо козырнул я.

– Не померзла?

– Не успела! – фыркнул я.

Сестренка, напевая, вынула из сумки роскошный вафельный торт и две пачки невиданного чаю – «Цейлонского», по пятьдесят две копейки.

– Пап, а чайник где?

– Чайников не держим-с. Электросамовар! На подоконнике.

– Так, вижу…

Папа гордо выставил на стол бутылочку «Токайского» и отправил на балкончик «Советское шампанское» – впитывать холод, дожидаясь последних утекающих минут.

А я чистил картошку – и будто плавал в тихом омуте, с головой окунаясь в тепло и ласку. В час веселой суеты, немного бестолковой суматохи, как-то по-новому понимаешь родство и близость. По телику Иван Васильевич менял профессию, но Гарины больше интересовались собой.

Мама вешала шторы на голое окно, вытягиваясь стрункой, а папа удерживал ее, едва справляясь с жаркими позывами…

Настя вырядилась в макси – я купил ей в ЦУМе. Выглядела сестричка, как куколка, только стеснялась декольте, прикрываясь воздушным шарфиком…

Я толок пюре, не жалея масла, Настя колдовала над заваркой по всем канонам чайной церемонии, папа разделывал селедину, мама вдумчиво перемешивала оливье…

Почему-то именно в этот момент я поверил, что всё у меня выйдет на «хорошо» и «отлично». Пропали мои сверхспособности? Да и черт с ними! Переживу. Пусть даже в новом году КГБ и выйдет на мой след, но сцапать «Миху» и упрятать в сверхсекретный «ящик» чекистам вряд ли удастся – я себе такое «паблисити» наработаю, что придется Юрию Владимировичу договариваться с юным «селебом».

И СССР не загасят, не затопчут пятнадцать лет спустя! Не дам. Ведь получилось у меня семью на новую орбиту вывести! Я оглядел родных мне людей. Ныне я не ведал их будущего, но можно ведь дать волю мечтаниям, не отрываясь от коллектива и реала?

Папа накропает докторскую, станет солидным и важным… членом-корреспондентом. А пуркуа бы и нет? Будет ездить на всякие международные конгрессы и симпозиумы да снисходительно похлопывать Билли Гейтса по плечу…

Мама завоюет славу прекрасного химика, прекрасного в обоих смыслах, и ее пригласят на работу в Берлин. Или в Будапешт, куда-нибудь в «Гедеон Рихтер». Выделят кандидату химических наук Л. В. Гариной дачу на озере Балатон, а мы с Настей не раз к ней наведаемся, чтобы скупнуться – и налопаться тамошнего паприкаша…