Елена Булганова - Возвращение [litres]

Наконец раздались легкие шаги, и сердце его едва не выскочило из груди от радости. Орлик и глаз открыть не успел, как Дея осыпала его лицо поцелуями. Он крепко сжал девушку в объятиях.

– Орлик, любимый, ты вернулся!

«Как ты и просила», – едва не ответил он, но поймал слова на кончике языка. Ведь перед ним снова была его Дея-девчонка, у которой в пушистых косах запутались цветы репейника, а не Дея-мать и чужая жена, оставленная им на башне. Прежняя веселая Дея, от которой пахло осенним лесом, пряной листвой и горькими ягодами.

– Где же ты пропадал все эти дни, родной? – не замедлила с вопросом девушка. – Ровно седмица прошла, как испуганный Балабан примчался домой без тебя. Волки обычно приходят по первому снегу, неужели в этот год появились раньше? Да и когда твой Балабан боялся волков?

– Не знаю, Дея, и не спрашивай меня. Братья Креслав и Возгарь отыскали меня на островке посреди топи, но как я забрел туда, мне неведомо.

– Чудно и то, как ты выглядишь, – продолжала девушка, все больше волнуясь. – Помнишь, как прошлым летом заблудилась на болотах старая Душана, отправившись по ягоды? Ее успели найти живой, но она ослабела от голода, вся почернела и распухла от укусов насекомых. А ты ничуть не изменился, и одежда на тебе не слишком изорвалась. Орлик, я боюсь…

– Чего, любимая?

– Вдруг, как говорила мне Душана, тебя заманила шишимора болотная или водяница из омута, чтобы взять в мужья? Или какой аука зазвал в чащу как жениха для своих уродливых дочерей? Они ведь не отпускают тех, кого сумели заполучить, разве что на время! А что, если они снова уведут тебя от меня?

Тут Дея всплеснула руками и, зарыдав, обвила Орлика руками, приникла к нему, прижалась так, как никогда себе – и ему – прежде не позволяла. Он выждал немного – уж больно сладко было обнимать любимую, – а потом сказал:

– Глупости, Дея. Я не верю в эти старушечьи сказки, к тому же при мне были мои родовые обереги. Лучше скажи, не могли ли жители Скоручея напасть на меня или устроить засаду.

Девушка уставилась на него с таким испугом и изумлением, словно он заговорил на незнакомом языке или начал утверждать, что он – не Орлик.

– О чем ты говоришь, любимый? Зачем на тебя нападать нашим ближайшим соседям, с которыми мы всегда жили в мире и согласии? Когда вернулся Балабан, твой отец и братья первым делом поскакали туда, спросить, не известно ли им что. Скоручейцы ничего не знали, но все эти дни помогали нам тебя искать. А еще знаешь, что я тебе скажу?..

Дея интригующе замолчала, слезы ее давно высохли, теперь на лице играла лукавая и радостная улыбка. Орлик не мог оторвать от нее взгляда, не сразу и спохватился:

– Скажи.

– Это насчет дочери старейшины Хотомира Лепавы. Ей ведь никак не удавалось встретить парня по душе, а выходить замуж без любви она конечно же не желала. Мы с другими девушками жалели ее, ведь она уже не слишком молода. Но теперь у Лепавы, сдается мне, будет не только старейшина-отец, но и старейшина-муж.

– Кто же это? – заволновался Орлик, почему-то сразу подумав, что из всех старейшин Кречета вдовым был только отец. Да нет, быть не может…

– Это Данияр, – радостно выпалила Дея. – Он ездил сюда всю седмицу, иногда по несколько раз на дню. Искал тебя, а нашел совсем другое. Думаю, Хотомир не будет против, ведь не за иноземца придется дочь отдавать, а всего лишь в ближайший город.

Орлик задумался. Если дочь старейшины из Кречета станет женой скоручейского старейшины, осмелятся ли соседи напасть на них, как случилось в его дивном сне? Они ведь породнятся через этот брак, а нет большего позора, чем напасть на свояков. Все равно что прикончить собственных родителей.

– Это хорошо, это очень хорошо, – пробормотал он, привлекая к себе за руку Дею и завладевая ее косой, якобы для того, чтобы очистить от колючек и веточек.

Он был счастлив в этот миг и если и желал чего-то, то лишь одного: поскорее забыть свой страшный сон. Сон, который, однако, подарил ему немыслимую прежде смелость: улучив момент, он несильно дернул девушку за косу, а когда подруга подалась вперед, припал к ее губам. Дея слабо ахнула, но не отстранилась, да он бы и не позволил. Все сомнения и страхи отступили разом…

Лишь грохот в сенях заставил девушку шустрой белкой отпрыгнуть в сторону, и сразу же в дверях возник сродник Ждан, откровенно ухмыляясь во весь рот. Похоже, ему пришлось что-то уронить, дабы привлечь к себе внимание.

– Иди-ка домой, Дея! – распорядился, словно в собственном доме. – А то как бы тебе не опозорить свою родню чересчур поспешной свадьбой.

Залившись краской, девушка метнулась прочь. Ждан же, напротив, приблизился, огромной ручищей стукнул привставшего Орлика по плечу, и тот рухнул обратно на перину.

– Ну, с возвращением домой неведомо откуда, сродник, – произнес Ждан с таким скорбным видом, будто готовился сообщить убийственную весть. У любого, кто не знал Ждана, душа провалилась бы в пятки. Орлик хорошо знал, но все равно спросил на всякий случай:

– Мой отец и брат еще не воротились?

Ждан энергично помотал головой:

– Нет, они сегодня отправились в чащу леса. Это была последняя попытка отыскать тебя. В случае неудачи старейшина Владдух собирался объявить о твоей кончине, дабы нам кого-то еще не потерять на болотах. Уверен, когда они вернутся, им будет достаточно и того, что ты жив и снова дома. Но я желаю знать все. Что с тобой случилось, Орлик?

Орлик задумался: не рассказать ли сроднику правду о странном сне, который и на сон совсем не похож. Ждан умен и въедлив, он может догадаться, что стоит за диковинным происшествием. Но вдруг всплыло в памяти лицо друга детства, круглоглазого и конопатого Тихомира, чей голос мог скрипеть несмазанной телегой, а мог литься растопленным маслом. Он тоже вдруг начал рассказывать странные сны, потом стал пропадать надолго, не приходил даже на спевки, а после и вовсе сгинул, – говорили, в болоте утоп. Вдруг существует такая опасная хвороба, о которой Орлик пока не слыхивал, а вот Ждан о ней знает? Тогда он сообщит печальное известие старейшине Владдуху, станут за Орликом приглядывать, как за неразумным дитятей, а отец и брат Деи могут и не отдать ее в жены баламошке. Нет, лучше уж промолчать.

– Не помню я, Ждан, – сказал Орлик. – Наверное, упал с коня, да так и пролежал все эти дни где-нибудь под деревом.

– Чтоб ты да упал с Балабана, – обнажил крепкие длинные зубы сродник, но пытать больше не стал. Потрепал на прощание по плечу да пошутил грубовато: – Ладно, пойду ворочусь к Оляне, пока она себя снова девкой не вообразила.

Неловко повернулся и зашагал к двери, но тут Орлик не выдержал и окликнул его:

– Слушай, Ждан. А ты ведь умеешь драться и ножом хорошо владеешь.