Ричард Кнаак - Право крови [litres]

– Это сделал не зверь, – едва ли не прошипел брат Микелий.

Мелькнувшие в голове подозрения касательно предмета их разговора заставили Серентию ахнуть. Брат Микелий тут же устремил гневный взор на нее.

– Кто это? – властно спросил он, как будто ей был известен ответ. – Кто это сделал?

– О святейший, – пролепетала Серентия, – я не понимаю…

Тут в дело вмешался Ахилий.

– Не может же она…

Но их протестов никто не пожелал даже слушать. Сверля обоих властным взглядом, мастер-инквизитор с силой рассек воздух ребром ладони.

– Повторяю в последний раз, коротко и без околичностей…

Охранники разом сдвинулись с мест, окружили обоих, будто преступников.

– Кто осквернил могилу и тело нашего злодейски убитого брата?

Уже не впервые с тех пор, как брата огульно обвинили в гибели миссионеров, у Мендельна жутко разболелась голова. Прислонившись к дереву, росшему в лесной чаще к северу от деревни, брат Ульдиссиана в надежде унять боль прижал ладонь к виску.

Но куда хуже невыносимой пульсирующей боли было другое: вот уже в третий раз он временно впал в беспамятство. Помнил лишь, как покинул ферму, чтоб повидать брата, а дальше… дальше – словно отрезало.

Ущипнув себя за переносицу, младший из сыновей Диомеда крепко зажмурил глаза. Может, хоть это облегчит страдания…

Все мысли из головы вмиг вытеснил образ пронзительно вопящего человека в долгополых одеждах.

Жалобно закряхтев, Мендельн отшатнулся от ствола дерева и огляделся. Сомнений быть не могло: то, что он видел, происходит в это самое время, прямо у него на глазах.

Но нет, лес оказался безлюден. Мало-помалу Мендельн сообразил, что человек тот не издал ни звука, хотя и разевал рот – шире некуда. Помнил он буйный шелест травы, помнил и раскат грома, а вот голоса, крика не припоминал.

Кошмарное видение? Причуды переутомленного разума, порожденные чудовищным человекоубийством? Мендельн вполне готов был поверить, что так оно все и есть… однако видение выглядело уж больно настоящим .

Голова загудела под натиском нового приступа боли. Не в силах стерпеть ее, Мендельн невольно зажмурился.

Стоило сомкнуть веки, все мысли Мендельна снова вытеснил, заслонил собой образ того же самого человека, только на сей раз человек лежал, беспомощно распростершийся на земле, а над ним возвышался кто-то еще. Лицо миссионера, тщетно старавшегося отползти от приближающегося прочь, искажала гримаса невыразимого ужаса.

Мендельн открыл глаза… видение пропало.

Однако теперь Ульдиссианов брат понимал: то, что он видит – не причуды воспаленного воображения и не события, происходящие в настоящем. В лесу он точно один. На этот раз видение длилось так долго, что Мендельн успел узнать одежды кричавшего, если не его самого.

Облаченный в ризы служителя Церкви Трех… человек этот мог оказаться только тем самым, столь жестоко убитым ее посланцем.

Мендельна затрясло. Что все это значит? Откуда вдруг эти видения гибели миссионера?

О ведунах среди родных со стороны отца либо матери он ни от кого не слыхал и сам сомневался, что таковые имелись среди его предков. Нет, всему этому наверняка существовало другое, более разумное, незатейливое объяснение…

Нос зачесался. Поспешно смахнув нечто, прилипшее к переносице, Мендельн был вознагражден несколькими крупицами земли на ладони. Мало этого, только сейчас он заметил, что и пальцы его изрядно измазаны свежей землей.

А это-то когда могло произойти? Ульдиссианов брат был не на ферме, и в поле работать давненько уж не выходил – только и думал, чем бы Ульдиссиану помочь. Может быть, отчего-то с коня на скаку упал? Этим вполне могло объясняться и беспамятство, и грязь на ладонях.

– Что же… происходит ? – пробормотал Мендельн.

Его жизнь от роду была совершенно обычной и даже изрядно скучной. Теперь же все перевернулось с ног на голову. Припадки беспамятства, отчаянное положение Ульдиссиана, древний камень в лесу…

Камень .

В случайные совпадения Мендельн не верил. До прикосновения к древнему камню памяти он не терял никогда. Выходит, камень-то и подействовал на него каким-то непостижимым образом? О, ребенком Мендельн слышал немало сказок о волшебных местах и созданиях… но это ведь всего-навсего сказки !

Все это заставляло задуматься: отчего же сейчас ему видится именно убийство служителя Церкви Трех? При первой пришедшей в голову мысли младший из сыновей Диомеда побледнел, как полотно.

«Нет… нет, не может быть! Это не я!»

Неужто он видит убийство… да еще под таким углом, будто стоит прямо перед жертвой… оттого, что сам – так ли, иначе – в нем виноват?

Однако здравый смысл возобладал над страхами. Во время убийств он, Мендельн, был не один, а с Ахилием, а, следовательно, невиновен в этих гнусных деяниях – как, разумеется, и Ульдиссиан.

Вот только это не могло объяснить ни испачканных рук, ни странных, становящихся все продолжительнее припадков беспамятства. Между тем, сии обстоятельства вселяли в душу нешуточный страх.

Мендельну снова вспомнился томящийся за решеткой брат. Представив себе Ульдиссиана в неволе, младший сын Диомеда собрал волю в кулак. Собственными неурядицами он займется, когда время позволит, сейчас же важнее всего позаботиться о том, чтобы Ульдиссиан не томился в камере дольше необходимого.

Выпрямившись, расправив плечи, Мендельн направился назад, в Серам, однако же на ходу принялся тщательно оттирать ладони от грязи. Возможно, эта грязь ничего и не значила, но рисковать ему не хотелось. Слишком много тревожного произошло вокруг – как знать, не намекают ли невинные крохи земли на какую-нибудь новую беду? Если его вдруг заподозрят еще в одном преступлении, помочь брату он не сумеет ничем…

Подумав об этом, Мендельн досадливо крякнул: каких только глупостей в голову не придет! Ну, о каком преступлении могут свидетельствовать испачканные землею ладони здесь, в крестьянских краях?

И все-таки Ульдиссианов брат старательно оттирал землю с рук об одежду всю дорогу в Серам.

Двое стражников явились за Ульдиссианом как раз в ту минуту, как он наконец-то сумел забыться тревожным сном. Он заворочался, когда стражник громыхнул дверью камеры и отпер замок.

– Идем с нами! – рявкнул тот, что повыше ростом, плосколицый юнец, насколько Ульдиссиану было известно, доводившийся племянником Дорию. – Идем, да гляди у нас: без озорства!

Вместо ответа крестьянин спокойно завел руки за спину и повернулся так, чтоб стражники смогли надеть на него кандалы. Покончив с этим, его вывели в коридор.

У двери, ведущей наружу, их встретил Тиберий. Скрывать недовольство капитан деревенской стражи даже не пробовал, но и объяснить Ульдиссиану причину сего расположения духа не удосужился. Следовало полагать, крестьянину это не предвещало ничего хорошего.