Татьяна Богатырева - Последний Ковчег [litres]

Капитана теперь считали сумасшедшим. Он потратил все свое состояние на совершенно безумный корабль, который назвал Ковчегом. Предстояло сделать его обитаемым.

Логику действий Капитана не мог понять и объяснить никто, даже Ученый, фактически круглосуточно находившийся с ним рядом целых десять лет. Одних он приглашал сам, другие пытались его уговорить, ища спасения даже таким крайне спорным способом. К моменту отплытия Корабля доброй половины городов Восточной Европы уже не существовало. Лил и лил дождь.

Капитан сам придумал правила Корабля. Ученый пытался спорить, доказывал, что придерживаться таких правил на протяжении долгого времени просто не получится, Капитан не нуждался в помощи, мнениях и советах. Он делал все так, как считал нужным, и именно в тот момент стал называть себя Капитаном.

Несмотря на очевидное безумие, очень многие хотели попасть на Корабль. Капитан придумывал совершенно нелогичные тесты, устраивал тщательные проверки, зазывал или отказывал без объяснения причин.

Например, среди вопросов теста был такой: если в Лувре начнется пожар, кого вынесет из горящего музея испытуемый: «Мону Лизу» или котенка? Ответы при этом Капитан то ли не читал, то ли понимал как-то по-своему – он мог отказать обоим претендентам, ответившим на вопросы совершенно по-разному, а мог и пригласить вдруг одного из них. В другом задании из теста Капитана предлагалось выразить свое отношение к рабству.

Ученый, которому нечего было особо терять – у него не было семьи, дома и карьеры, был только Двигатель, который они собирали долгие десять лет, и он ухитрился все, кроме Двигателя, потерять, – отстраненно думал, что безумие может быть заразным. Иначе объяснить свое участие в этой дикой истории он не мог. Может быть, по-настоящему сильные личности, при всей своей возможной неадекватности, обладают некой титанической, необъяснимой с точки зрения физиологии харизмой?

Как бы то ни было, спустя год после их отплытия миру и вправду пришел конец. Такого никто не ожидал. Теперь получалось: то, что началось как прихоть сумасшедшего магната, эксперимент над собою и своими живыми игрушками, происходило с ними всерьез.

Они не рассчитывали плыть так долго, для этого не было возможностей, энергии и ресурсов. Но плыли.

Капсулы-разведчики, управляемые дистанционно, возвращались ни с чем или не возвращались вовсе. Тогда они стали отправлять на поиски суши шлюпки для эвакуации. И это тоже не приносило плодов.

Спустя десять лет после отплытия измученные непосильной работой по обслуживанию Корабля люди подняли восстание, неумелое и отчаянное, которое привело к жестоким казням, еще большему извращению придуманных правил и окончательному безумию Капитана.

Ученый нашел книгу «1984», которую за неимением свободного времени упустил в молодости, и, прочитав ее, хохотал до слез.

Потом ему стало не до смеха. Капитан, съезжая в какой-то свой воображаемый мир еще больше, вдруг увидел в нем своего врага, и Ученый попал в опалу. Кончилось все тем, что его сослали в архив, а Капитан, крепко сидящий на всех имеющихся в медицинском отсеке препаратах, позабыл свое имя – серьезно, он не помнил, как его раньше звали, и не понимал, как его зовут теперь. И окончательно перестал принимать какие-либо решения.

– Почему вы… почему вы не стали бороться? – спросил наконец Дуг. – Нас же очень много, мы живые, мы можем все здесь изменить! Просто люди не знают правды! Им нужно это все рассказать!

Ученый попросил Дуга встать и отодвинуть стол. Елена тоже вскочила, испуганно наблюдая за действиями Дуга.

Старик сидел в кресле и спокойно смотрел на детей. У него были ампутированы обе ноги.

Моя сестра умеет смотреть мысли других людей, – произнес Дуг. – Вам об этом что-либо известно?

Старик вскинул голову.

– Надо же, – сказал он с горькой издевкой, – так они получили нужны результаты?

– Кто это они? Какие они? – Дуг не ожидал такой реакции.

Неужели старику что-то известно? Он беспомощно обернулся к Елене, не понимая, как себя вести в такой ситуации.

– Я хотел бы посмотреть на вашу девочку, – ответил Ученый. – Мне интересно, какая она… получилась.

– Никакая она не получилась! Она родилась! Она моя сестра и из-за ваших дурацких правил всю жизнь провела в каюте, – взорвался Дуг.

Он бы много чего еще наговорил, если бы не вмешалась Елена.

– Не сердитесь. Дуг очень любит свою сестру. Расскажете нам? – просто спросила Елена. Она была спокойна.

– Послушайте, дети, вас ведь всю жизнь кормили байками о том, что мы когда-нибудь найдем землю и высадимся на нее. Ну вот представьте, даже если это просто байки, это же их план, в это верит множество взрослых людей на нашем Корабле. Ясное дело, что все мы здесь немного спятили от этого затянувшегося круиза. Но все же. Допустим, пройдет еще десять лет до Прибытия. Или двадцать, или сколько еще продержится на плаву это дырявое корыто. Вот высадимся мы на землю. Найдем людей. Какими они будут, эти люди? Вы об этом никогда не задумывались?

– Нет…

– На каком языке они будут говорить? О чем думать? Как нам выйти с ними на контакт?

– Да, но при чем тут моя сестра?!

– А вот для того, чтобы найти общий язык, нам понадобятся такие, как твоя сестра.

Юлий был с Капитаном почти что с самого начала, еще до Ковчега. На Ковчеге у него появилась жена, потому что так захотел Капитан, это было естественно и не оговаривалось. Юлий нуждался в чем-то, чему можно и нужно было служить, к чему примкнуть, что сохранять и по возможности улучшить. Капитан нуждался в нем, а значит, в нем нуждался и Ковчег.

Ему всегда казалось, что команды – если не лучший вид коммуникации, то точно один из лучших. Жизнь представлялась полосой препятствий, которую следовало пройти самому и провести сквозь нее тех, кого будет поручено вести.

Можно было бы сказать, что Юлий человек без комплексов, если иметь в виду широту и терпимость его взглядов – идея Капитана о том, какой эксперимент можно поставить на самом себе, на Корабле и на мире, казалась ему не то чтобы успешной, но занятной, – и Юлий следовал за Капитаном до тех пор, пока было за кем следовать.

В какой-то момент Капитан решил, что Юлию необходима семья, и назначил ему в жены Олимпию. Юлий принял это как должное, ведь все вокруг, в том числе и он сам, было элементами схемы, а значит, частью эксперимента.

Олимпия в детстве была слабым и болезненным ребенком. Она сама была похожа на тоненький росточек в горшке, наполненном плотной, перекормленной удобрениями и не подходящей ей почвой. Ей очень хотелось встретить кого-то сильного и мудрого, кто сказал бы, как ей следует жить. Кого-то интересного. Капитан, при всей своей неоднозначности, был кем угодно, только не скучным. Небезынтересным. Он любил манипулировать людьми, Олимпии хватало ума это понимать, но не хватало силы воли сопротивляться. Капитан смотрел на мир с позиции шахматиста, который проводит свободное время за партией с самим собой – передвигает и ставит на место фигуры, смотрит с разных сторон, оценивает изменения. Он хотел, чтобы Олимпия отправилась с ним, но не желал, чтобы ее сопровождали родные. Родных у Олимпии толком не было, был только друг, школьный учитель, безнадежно в нее влюбленный. Капитан согласился взять и его тоже, только не на палубу, а в трюм. Ему показалось забавным поставить педагога на очистку трубопровода, хотя на Ковчеге требовались учителя, и посмотреть, что из этого выйдет. Олимпия уверяла, что это временно. «Временно» растянулось на долгих двадцать лет.