Павел Химченко - Дитя Зла

— Я… Великий князь, это всё не я, и вы мне не поверите, если я расскажу вам.

Мужчина громко рассмеялся, по–доброму хлопая Алистера по ноге под одеялом.

— Поверю, ещё как поверю! Мне такое снилось все два месяца, что в твои рассказы я уж точно поверю. А вот дружинники Тихомира, походу, верить отказались: почти все решили оставить службу. Теперь у него нет гордых пяти сотен, которыми он без устали хорохорился да кичился.

Паладин улыбнулся, вспоминая, как Тихомир всюду совал своих дружинников.

— Тихомир храбрый воин, великий князь.

— Спорить не буду, но ты про себя–то расскажи. Тихомир рассказал, что через несколько минут, как ты вышел на поляну, её затянуло чёрным туманом, и он уже не знал где ты и что ты. Он даже кинулся в туман, чтобы найти тебя, когда покончил с напавшими дикарями. Сказал, что они с дружинниками заблудились и бродили кругами, пока — как он выразился — «этот чёртов туман» не рассеялся. В конце концов они чудом смогли выйти на эту поляну и нашли тебя уже без сознания.

— Государь, я право хотел бы рассказать, но история слишком долгая. Может, чуть позже за бочонком доброго мёда?

— Хорошо, я распоряжусь. Но есть то, что до́лжно знать тебе уже сейчас: своим подвигом ты навсегда вписал своё имя в историю Славизема; я лично повелел отдельно указать твоё имя в летописи. Ты свергнул моего надменного и нахального дядю, ты спас меня, ты восстановил равновесие в силах природы, ты уничтожил необъяснимое зло.

— Лес не затронул столицу? — взволнованно спросил паладин, вспомнив первопричину своего подвига.

— Нет, только подвинул посад да поцарапал стены. Лес уже три дня как засыхает и увядает. У нас будет много работы, чтобы расчистить от него наши земли.

— Три дня? — на лице Алистера проступило удивление, в глазах ‒ испуг.

— Да, три. — Владислав перевёл взгляд на свою супругу. — Ты ему не сказала?

— Нет, ты же видел в каком он был состоянии.

— Да, Алистер, три дня. Ты буквально балансировал между жизнью и смертью.

— А где моя во… — паладин запнулся и тотчас поправился. — Где моя спутница?

— Я больше не видела её с тех пор, как вы были в моих покоях. — теребя рукав, ответила София. — Кто–то из слуг сказал, что она покинула дворец ещё днём, в день лесного похода. А кувшинчик с наказом мне принёс камергер. Я даже сочла это вздором, когда он пересказал её слова, но вечером привезли тебя, и я всё поняла.

Алистер отвёл глаза в сторону, не желая, чтобы великий князь и княгиня увидели проступившую слезу.

— Всё образумится, Алистер. — поспешил утешить Владислав. — Ты спас Славизем, остальное ‒ ерунда.

— Ерунда. — тихо повторил паладин.

— Послушай, у меня есть для тебя поистине великокняжеский дар за то, что ты вытащил меня из лап смерти.

Чуть помедлив, паладин вернул взгляд на великого князя.

— Недавно погибло всё небесное воинство во главе с Первым Мастером, и Славизем остался без защиты перед внутренними врагами, которые всё ещё жаждут расколоть страну. Стали поднимать головы те князья, о которых я уже почти забыл. После великой битвы на Святополовом поле осталось много небесной брони, которую активно пытаются растащить те лиходеи и разбойники, кто не боятся выйти на ужасное пожарище, порождённое магическим огнём. Алистер, — голос великого князя стал серьёзным, — как представитель божественной власти на этой славной земле, я назначаю тебя Первым Мастером и поручаю возродить орден паладинов. Ты восстановишь Ружанский замок, наберёшь и подготовишь тысячу небесных воинов, дабы мир Славизема не пошатнулся вовек. И да помогут тебе Перун и Даждьбог совершить дело сие великое.

Трепетный момент не позволял Алистеру глубоко вздохнуть, он ощущал лёгкое удушье.

Великий князь наклонился к новоявленному Первому Мастеру и положил руку на плечо. Два ария оказались лицом к лицу. Он смотрел ясными голубыми глазами прямо в душу Алистера.

Неожиданно губы Владислава растянулась в улыбке от уха до уха и он проговорил:

— Ты же понимаешь, что нам понадобится как можно больше мужиков в латах?

Великий князь решил не назначать неделю празднеств по случаю великой победы, ибо величие победы оказалось настолько неочевидным, что такой повод мог плохо сказаться на репутации государя среди других князей Славизема.

Вместо этого Владислав назначил месяц траура по погибшим в кровопролитной гражданской войне славиземцам, пообещав воздвигнуть монумент памяти на южной торговой площади столицы. Сотни зодчих мигом ринулись наперебой предлагать свои услуги государю, но великий князь не спешил принимать их проекты, зная, что обещания не тождественны осуществлениям.

Несколько дней понадобилось Алистеру на то, чтобы полностью прийти в себя, ибо зелье Мовиграны обладало лишь временным эффектом.

С тех пор он ни дня не обходился без хмеля, ежедневно находя себе очередной веский повод, чтобы залить бочонок–другой за кадык. Стольный великого князя в одночасье стал самым лучшим другом Алистера, балансируя на тонком канате между великим князем, с его личными запасами лучшего хмеля, и Первым Мастером, с его неуёмными запросами.

Алистер каждый день поднимался на стену, в ожидании какой–нибудь затейливой пташки, и каждый день грустный ветер приносил лишь пустоту.

Несколько раз он предпринимал попытки выйти в столицу, но едва ли нога ария переступала порог дворца, как тоска и боль тотчас загоняли его обратно, усаживая за дубовый стол в глубоких погребах великого князя.

Бронислав последний раз видел своего господина, когда оного везли на куске полотна, привязанного между двумя лошадьми, в столицу. Оруженосец отчаянно старался пробиться во дворец, но пятнадцатилетнему сопляку всякий раз отказывали в проходе, угрожая расправой за назойливость; ему не верили в то, что он был на службе у самого паладина в столь юном возрасте.

Напросившись помощником в корчму, Бронислав работал за одну десятую ставки, чего едва хватало на дневное пропитание. Ему пришлось спать на соломе в подвале корчмы, взамен охраняя запасы продовольствия хозяина от крыс.

Радомир ещё целый месяц мучился со своей челюстью, перелом оказался существенным, а посему и заживление проходило болезненно и неровно. Князь не мог полноценно общаться ни то что с великим князем, а даже с собственной свитой, всюду таская с собой Онагоста. К слову, доблестный ворсуньский военачальник стойко исполнял непривычную для себя роль посредника в разговоре между полуинвалидом господином и остальным здравым людом.

Тем не менее, Радомир получил назад во владение Хнавский удел, восстанавливая свою честь и достоинство.

Овдовевшая Милава и вправду была рада своей, как она выражалась, счастливой «несчастной участи». Княгиня настолько быстро нашла общий язык с Радомиром, что Онагост даже временно избавлялся от функции переводчика между ними, когда те уединялись в гостевых покоях; в такие короткие моменты военачальник мог со спокойной душой составлять компанию Алистеру.