Алан Чароит - Эльфийский подменыш

Он рассказал Мартину, как жадно и яростно расспрашивал всех родственников про Эллерину – свою старшую сестру, которую никогда не видел. Все как один говорили о ней только хорошее: помощница матери, любимица отца, красавица и умница – жаль вот только сгорела от лихорадки в считаные дни, а то далеко бы пошла. У Эллерины действительно был талант. Про таких людей говорят, что они родились уже с арфой в руках и песней на устах. Поэтому несчастный Элмерик всю жизнь был вынужден соревноваться с умершей сестрой, не имея ни малейшего шанса сравняться с нею. В глазах других родичей – а особенно отца – Эллерина была подобна божеству, а младшему брату досталась незавидная участь навеки оставаться лишь тенью у её ног.

Внезапная смерть матери потрясла Элмерика. Ему тогда было всего одиннадцать, и в первые дни он даже не мог говорить – так мучительно его душили слёзы. Даже в музыке он не мог найти утешения – лишь когда минули осень с зимой и снова настало лето, юный бард сумел вновь взяться за арфу и флейту, и звуки их были полны тоски и печали. Отец же довольно быстро оправился от горя и уже через год решил взять в жёны девицу по имени Мэрилинн из горных кланов. Мачеха была лишь немногим постарше Элмерика, обладала неприятным писклявым голосом и дурным вкусом в музыке, зато славилась большим приданым и такой статью, что все мужчины, увидевшие её, ещё долго смотрели вслед, не в силах отвести взгляд. В тот день Элмерик впервые осмелился вслух возразить отцу. Они крепко поругались, и юный бард наговорил таких дерзостей, что даже схлопотал пощёчину. С тех самых пор они больше не разговаривали. А время шло, и вскоре весь дом был охвачен приготовлениями к приезду невесты и к скорой свадьбе. Все только об этом и говорили, и однажды Элмерик просто не выдержал. Он ушёл за несколько дней до торжества, в чём был. Взял с собой лишь арфу, на которой начинал учиться музыке, и серебряную флейту, принадлежавшую когда-то прабабке Марджери, – отец всё равно на духовых не играл из-за слабых лёгких. С тех пор минуло пять лет. Элмерик слыхал, что отец, узнав о его побеге, был зол, как сотня болотных бесов, но свадьбу всё равно сыграли, и писклявая девица стала зваться леди Лаверн. Судя по дошедшим слухам, жили они в довольстве и согласии. Лишь одного Элмерик не знал (а по правде говоря, и знать не хотел): родила ли мачеха отцу других детей или же он по-прежнему оставался единственным сыном. Впрочем, это было не важно. Если что, семья у Лавернов большая – кому оставить наследство, и без него найдётся.

Выложив всё это, он понял, что должен теперь отдышаться, как после пробежки. Слова будто всколыхнули тёмные воды, выпустив наружу тщательно хранимые в глубине души обиду и гнев. Сейчас бард был даже рад, что утренний дождь усилился: капли, проникавшие сквозь яблоневую листву, охлаждали его разгорячённые щёки, позволяя скрыть непрошеные слёзы.

Поняв, что рассказ окончен, Мартин хлопнул его по плечу.

– Тебе просто нужно время, – сказал он. – Оно лечит любые раны.

– И сколько его ещё надо? – фыркнул Элмерик. – Десять лет? Двадцать? Может быть, вся жизнь?

– Может, и так, – согласился Мартин. – Ясно одно: тебя гнетёт то, что случилось. Думаю, твоему отцу тоже несладко. Значит, рано или поздно вам придётся поговорить.

– И что я ему скажу? – Бард пожал плечами, понемногу успокаиваясь. – Мне больше нечего добавить.

– Для того и нужно время: чтобы найти новые слова – лучше прежних. Если их пока нет – значит, время ещё не пришло.

Элмерик хотел было заявить, что ни за что не пойдёт на мировую первым и пусть отец сам делает шаги навстречу, но удар утреннего колокола прервал его на полуслове.

– Идём в дом, – сказал Мартин. – Глупо будет пропустить завтрак. Особенно когда накануне не ужинал.

Не дожидаясь ответа, он быстрой походкой зашагал по дорожке, которая вела ко входу. Элмерик, не заставляя себя уговаривать, бросился следом, топая по лужам. В животе и впрямь урчало от голода, и бард не знал, чего хочет больше: есть или всё-таки спать. А ещё ему было обидно: Мартин теперь знал о нём почти всё, а вот о себе так и не рассказал. А ведь мог бы – на волне общих откровений. Но проклятый колокол, прозвенев не вовремя, всё испортил.

Впрочем, Элмерик уже понял: у каждого из обитателей мельницы имелись свои секреты, и ничего зазорного в этом не было. Само место располагало: Чёрный лес тоже хранил немало тайн. А уж сколько загадок водилось в библиотеке мастера Патрика… Но бард был уверен: всё тайное со временем становится явным. Надо лишь иметь терпение, чтобы узнать всё в свой срок.

В этот день он шёл на занятия, едва переставляя ноги, но воодушевлённый мыслями о будущем. Если он в полной мере постигнет колдовское искусство и станет одним из Соколов – пускай даже не рыцарем, – ему точно будет что сказать отцу при следующей встрече. А вот тот, пожалуй, потеряет дар речи.

И лишь одно продолжало тревожить барда: проклятый подменыш по-прежнему был где-то рядом. И хоть тот никак себя не проявлял, его незримое присутствие не давало Элмерику жить спокойной жизнью…

Осень наступила быстро. Вроде ещё вчера на дворе царило позднее лето, и вдруг за одну ночь всё переменилось. Небо стало ниже, тучи принесли мелкую холодную морось, листья на деревьях окрасились в цвета заката и золота, а гроздья росшей на склонах холма рябины алели, будто язычки пламени в сплетении тёмных ветвей. Пшеничные и ячменные поля уже успели убрать, сбор же прочего урожая был в самом разгаре. Наступало традиционное время деревенских ярмарок и осенних свадеб, а на мельнице возле Чёрного леса готовились отмечать Мабон – праздник, когда день становится равен ночи, а Колесо Года поворачивается, проходя очередной рубеж.

Издавна считалось, что в канун Мабона нужно избавляться от всего, что отгорело и стало ненужным, чтобы идти навстречу тёмной половине года без лишнего груза на душе. Но, признаться, Элмерик и думать забыл о прошлом – некогда было. А сожалеть если и приходилось, то лишь об одном: учёбы было много, свободного времени почти не оставалось, и они с Брендалин оставались наедине так редко, что бард до сих пор не осмелился рассказать ей о своих чувствах.

Обучение Соколят, как их называли между собой учителя, тем временем подошло к середине. За почти две луны, прошедшие с Лугнасада, новобранцы узнали множество тайн, о которых ранее и помыслить не могли. Они продолжали изучать огам вместе с молчаливым мастером Флорианом и теперь могли сами творить заклинания. Умели найти безопасный путь в лесу и в холмах, отвадить недоброжелательных фейри, отыскать потерянную вещь, раздобыть дичь или чистую пресную воду. Теперь никто из них уже не заблудился бы в болотах Чёрного леса. Последние уроки были посвящены защите от вредоносных чар, и Элмерик с превеликим удивлением узнал, что средства «от всего на свете» не существует. Даже самым великим чародеям приходилось всякий раз выбирать, от чего лучше будет себя обезопасить: от ветра, молнии, нападения диких животных или, скажем, от дурного глаза. А больше трёх защит одновременно накладывать было вообще нельзя.