Терри Пратчетт - Платье цвета полуночи [litres]

Сейчас примерно так ощущала себя Тиффани. Ей необходимо сосредоточиться, а эта женщина болтает как заведённая, а боль только и ждёт, чтобы ведьма на краткий миг утратила бдительность. Ну что ж, ничего не попишешь… Тиффани швырнула болью в подсвечник у кровати. Тот разлетелся вдребезги, свеча полыхнула пламенем; Тиффани поспешно затоптала огонь. И обернулась к потрясённой сиделке.

– Госпожа Лоск, безусловно, всё, что вы говорите, чрезвычайно интересно, но в общем и целом, госпожа Лоск, мне безразлично ваше мнение о чём бы то ни было. Я не возражаю, чтобы вы тут оставались, госпожа Лоск, но то, что я делаю, очень трудно и опасно для меня, особенно если что-то пойдёт не так, и против этого я решительно возражаю, госпожа Лоск. Уходите, госпожа Лоск, или оставайтесь, но главное – заткнитесь, госпожа Лоск, потому что я только-только начала и боли мне предстоит забрать ещё очень много.

Госпожа Лоск грозно воззрилась на неё.

Тиффани в свой черёд одарила её особым взглядом, а если ведьмы в чём и навострились, так это в особых взглядах.

Дверь за возмущённой сиделкой захлопнулась.

– Говори потише – она подслушивает у двери, – раздался голос барона. Вот только разве это голос? – надтреснутый, срывающийся; повелительные интонации в нём слышались еле-еле, и каждое слово словно умоляло, чтобы хватило времени для следующего.

– Простите, сэр, но мне нужно сосредоточиться, – объяснила Тиффани. – Здесь ни в коем случае нельзя ошибиться.

– Конечно. Я помолчу.

Забирать боль – дело опасное, трудное и изматывающее, но до чего же отрадно было видеть, как посеревшее лицо старика оживает на глазах. Кожа уже слегка порозовела и набирала упругость по мере того, как всё больше боли вытекало из барона через Тиффани в новый невидимый шарик, парящий над её правым плечом.

Равновесие. Всё дело в равновесии. Таково было одно из самых первых заученных ею правил: середина качелей не поднимается и не опускается, взлёты и падения проходят сквозь неё, а она остаётся неподвижна. Нужно стать центром качелей, чтобы боль текла сквозь тебя, а не внутрь тебя. Это очень трудно. Но она это умеет! Тиффани гордилась собой; даже матушка Ветровоск хмыкнула, когда Тиффани в один прекрасный день продемонстрировала ей, как освоила этот фокус. А хмыканье от матушки Ветровоск – всё равно что шквал аплодисментов от любого другого.

Барон заулыбался.

– Спасибо, госпожа Тиффани Болен. А теперь мне бы хотелось пересесть в кресло.

Это было что-то новое; Тиффани призадумалась.

– Сэр, вы уверены? Вы всё ещё очень слабы.

– Да-да, мне все так говорят, – отмахнулся барон. – Можно подумать, я сам не знаю. Помоги мне подняться, госпожа Тиффани Болен, потому что мне нужно поговорить с тобой.

Это оказалось нетрудно. Девушка, способная вытащить из кровати господина Пенни, с бароном управится играючи: она обращалась с ним как с хрупкой фарфоровой статуэткой, на которую он, кстати, весьма походил.

– Не думаю, чтобы мы с тобой, госпожа Тиффани Болен, за всё то время, что ты за мной приглядываешь, хоть раз поговорили толком, а не коротко и по делу, – заявил больной, когда Тиффани устроила его и вручила трость для опоры. Барон был не из тех, кто вальяжно разваливается в кресле, если можно сидеть на самом краешке.

– Ну, да, сэр, наверное, вы правы, – осторожно согласилась Тиффани.

– Прошлой ночью мне приснилось, что у меня тут гости, – сообщил барон, лукаво усмехаясь уголком рта. – Что ты на это скажешь, а, госпожа Тиффани Болен?

– Пока что я не знаю, что и подумать, сэр, – отозвалась Тиффани, твердя про себя: «Только не Фигли! Пожалуйста, только не Фигли!»

– Это была твоя бабушка, госпожа Тиффани Болен. Чудесная была женщина, и красавица редкостная. О да, я здорово расстроился, когда она вышла за твоего деда, но, наверное, всё сложилось к лучшему. Я по ней очень скучаю, знаешь ли.

– Вы? – удивилась Тиффани.

Старик улыбнулся.

– После смерти моей дражайшей супруги только она одна и смела со мною спорить. Тому, кто облечён ответственностью и властью, нужен кто-то, кто бы одёрнул его, если он поведёт себя как распоследний дурак. Матушка Болен выполняла эту обязанность с похвальным рвением, должен отметить. И спасибо ей большое, потому что я частенько вёл себя как распоследний дурак, которому надо бы надрать задницу, метафорически говоря. Я надеюсь, госпожа Тиффани Болен, что, когда я буду уже в могиле, ты окажешь ту же услугу моему сыну Роланду, который, как ты знаешь, порою слишком много о себе воображает. Ему нужен кто-то, кто надрал бы ему задницу, метафорически говоря, или даже в буквальном смысле, ежели он чересчур зазнается.

Тиффани сдержала улыбку и, улучив момент, поправила крутящийся шарик боли, что по-свойски парил над плечом.

– Спасибо за доверие, сэр, я сделаю всё, что в моих силах.

Барон вежливо кашлянул.

– На самом деле в какой-то момент я питал надежду, что вы с моим мальчиком вступите во… взаимоотношения более личного свойства.

– Мы добрые друзья, – промолвила Тиффани, тщательно подбирая слова. – Мы всегда были добрыми друзьями, и я надеюсь, мы и впредь останемся… добрыми друзьями. – Тиффани поспешно утихомирила опасно завибрировавшую боль.

Барон кивнул.

– Вот и славно, госпожа Тиффани Болен, но, пожалуйста, будь так добра, пусть узы дружбы не помешают тебе справедливо надрать ему задницу, ежели в том возникнет нужда.

– Я с превеликим удовольствием исполню ваш завет, сэр.

– Ты молодец, юная барышня, – похвалил барон, – и спасибо, что не отчитываешь меня за употребление слова «задница» и не спрашиваешь, что значит «метафорически».

– Нет, сэр, я знаю, что такое «метафорически», а «задница» – это общеупотребительное слово, тут стыдиться нечего.

Барон кивнул.

– Да, ощущается в нём этакая похвальная прямота. А «попу» оставим для старых дев и малышни.

Тиффани покрутила слова на языке и согласилась:

– Да, сэр, мне тоже кажется, что здесь вы в самую точку попали.

– Превосходно. Кстати говоря, госпожа Тиффани Болен, не могу не полюбопытствовать, с какой стати ты нынче не приседаешь передо мной в реверансе. Почему нет?

– Я теперь ведьма, сэр. Мы этого не делаем.

– Но я твой барон, юная барышня.

– Да. А я – ваша ведьма.

– Но там, за дверью, моя стража; солдаты тотчас сбегутся, стоит мне кликнуть. И ты, конечно же, знаешь, что здешний народ ведьм не то чтобы жалует.

– Да, сэр, я это знаю, сэр. Ведь я – ваша ведьма.

Тиффани внимательно вглядывалась в лицо барона. Его светло-голубые глаза озорно, хитро поблёскивали.

«Худшее, что ты сейчас можешь сделать, – сказала себе Тиффани, – это выказать слабость. Он – как матушка Ветровоск; он проверяет людей на прочность».