Терри Пратчетт - Пастушья корона [litres]

Она не могла заменить матушку Ветровоск для ланкрцев.

И с каждым днём становилось всё труднее быть Тиффани Болен для жителей Меловых холмов.

Даже дома. Даже там. Однажды ночью она вернулась на ферму, мечтая только об ужине, покое и постели. Мама как раз достала из печи огромный, пышущий жаром чугунок и поставила его посреди стола, но тут разгорелась ссора.

– Я сегодня возле «Баронского герба» Сида Горлица встретил, – заявил брат Тиффани Винворт, крепкий паренёк, который по возрасту ещё не мог ходить в паб, зато мог и любил болтаться поблизости.

– Сида Горлица? – переспросила госпожа Болен.

– Это младший из двоих братьев Горлиц, – пояснил отец Тиффани.

Младший, мысленно отметила Тиффани. В сельском краю это многое значит. Ферма-то отойдёт старшему брату. Хотя ферма Горлицев, помнится, незавидное имущество – дела там идут плохо, хозяева живут в бедности. А отец семейства – завсегдатай «Баронского герба». Или нет?.. Тиффани попыталась вызвать в памяти лицо госпожи Горлиц, но у неё ничего не вышло. Зато Сида вспомнить оказалось нетрудно – она видела его всего несколько недель назад в окрестностях местечка Дверубахи. Это был низкорослый парнишка, которому кто-то дал кепку с длинным козырьком и свисток на шнурке, чтобы носить на шее, так что мальчишка стал смахивать на птицу, как раз под стать своей фамилии.

– Так вот, Сид мне про работу на железной дороге рассказывал, – увлечённо продолжал Винворт. – Он там неплохие деньги зарабатывает, этот Сид. И говорит, им ещё люди нужны. Пап, понимаешь, железная дорога – это будущее. Паровозы, а не овцы!

– Выбрось эти глупости из головы, – строго велел отец. – Железная дорога – она для тех, у кого своей земли нет. Не для нас, Боленов. Не для тебя, понял? Ты знаешь, какая у тебя судьба. Такая же, как у всех Боленов до тебя.

– Но… – Винворт заметно расстроился.

Тиффани бросила на брата быстрый взгляд. Она понимала, каково ему сейчас. Ведь и сама Тиффани посвятила свою жизнь вовсе не тому, чего от неё ожидали, верно? А то бы уже вышла замуж, как её сестры, и собиралась бы нарожать своей матери ещё несколько внуков, чтобы та могла хлопотать над ними.

Мама, похоже, подумала о том же.

– Что-то тебя в последнее время дома почти не видно, – обратилась она к Тиффани. Мать явно очень старалась, чтобы прозвучало это помягче, а не так, будто она чем-то недовольна. – Мне так жаль, что мы тебя редко видим, – добавила она с лёгкой грустью.

– Оставь девочку в покое, – сказал отец. – Она же теперь вроде главной ведьмы и не может поспевать везде.

– Я стараюсь почаще бывать дома, – сказала Тиффани виновато, словно по-прежнему была маленькой и должна была оправдываться. – Но работы очень уж много, ведьм не хватает.

Мама улыбнулась, неумело скрывая беспокойство:

– Я знаю, что ты вся в делах, милая. Стоит мне выйти с фермы, люди сплошь и рядом подходят ко мне и рассказывают, как ты помогла их малышу или отцу. Все замечают, что ты работаешь, не жалея сил. И знаешь, что люди говорят? Что ты становишься всё больше похожа на свою бабушку. Матушка Болен ведь самому барону указывала, что делать, и ты тоже.

– Но матушка Болен не была ведьмой, – напомнила Тиффани.

– А это как посмотреть, – сказал отец.

Тут Винворт шумно встал из-за стола и вышел, хлопнув дверью. Джо Болен проводил его взглядом, потом подмигнул Тиффани:

– Ведьмы-то разные бывают. Помнишь, как бабушка велела, чтобы, когда она умрёт, мы сожгли её кибитку? «Сожгите всё», – сказала она мне. – Отец улыбнулся. – Ну, я, в общем-то, так и сделал. Но в кибитке была одна вещь, которую нельзя было жечь, так что я забрал её, завернул аккуратно, а теперь хочу подарить тебе. Пусть будет тебе память о матушке Болен.

Тиффани с удивлением заметила, что отец плачет, хоть и продолжает улыбаться. Он вручил ей небольшой свёрток из мятой бумаги, перевязанной старой шерстяной ниткой. Тиффани развернула подарок и взяла в руки небольшой угловатый предмет.

– Это же пастушья корона, – сказала она. – Я видела такие раньше, они довольно часто попадаются на холмах.

Джо Болен усмехнулся и сказал:

– Это непростая корона. Твоя бабушка говорила, она особенная, всем коронам корона. И если всем пастухам пастух возьмёт её в руки, она станет золотой. Видишь, там кое-где золото малость проглядывает.

Тиффани ела тушёное мясо – никто во всём мире не умеет тушить мясо так вкусно, как мама, – рассматривала подарок и думала о тех временах, когда матушка Болен спускалась на ферму, чтобы поужинать вместе с семьёй.

Иногда казалось, бабушка вообще не ест и обходится одним лишь табаком «Весёлый капитан». И она совершенно точно знала об овцах всё, что можно. Но стоило об этом подумать, как одни мысли потянули за собой другие, и Тиффани стала вспоминать обо всём, что матушка Болен говорила и делала. Воспоминания обрушились, будто снежная лавина, захлестнули её с головой.

Тиффани думала о тех временах, когда ходила по окрестным лугам вместе с бабушкой. Чаще всего они молчали, иногда их сопровождали Гром и Молния, бабушкины овчарки. Тиффани многое узнала тогда.

«Бабушка научила меня всему, – поняла Тиффани. – Мы ходили по пастбищам, и она передавала мне знания. Прежде всего она научила меня заботиться о людях. Ну и об овцах, конечно».

А всё, что матушке было нужно от мира, – это маленькая кибитка и щепотка паршивого табака.

Тиффани выронила ложку. Здесь, дома, на кухне, не зазорно было и расплакаться, как в детстве.

Отец тут же очутился рядом:

– Ты многое можешь, джиггат, но никто не может успеть всё.

– Да, – подтвердила мама. – И дома тебя всегда ждёт застеленная постель. Мы знаем, ты делаешь людям много добра, и мы гордимся тобой, когда ты мчишься по небу, чтобы помочь кому-то. Но ты не можешь успеть всё и помочь всем! Побудь сегодня вечером дома. Пожалуйста.

– Мы всегда рады видеть нашу девочку, но особенно приятно, когда мы успеваем разглядеть её как следует, а не так, чтоб фьють – и нету. – Отец обнял Тиффани за плечи.

Пока они заканчивали ужинать, за столом царило молчание – тёплое, домашнее. Доев, Тиффани встала, чтобы подняться в комнату, с детства служившую ей спальней, но тут мама подошла к буфету. Там, среди бело-голубых кувшинов, которые, как это ни удивительно для фермерской кухни, стояли там только для красоты, дожидался конверт.

– Тебе письмо, Тиффани. От Престона, наверное, – сказала госпожа Болен специальным материнским тоном. В том, как она произнесла имя Престона, прозвучал невысказанный вопрос.

Тиффани взяла письмо и пошла наверх, окутанная любовью и заботой родителей. Вошла в комнату, радостно вслушиваясь в родной скрип половиц, и пристроила пастушью корону на полку, где уже стояли несколько книг, пополнив свою сокровищницу, – и устало переоделась в ночную рубашку. Этим вечером она твёрдо решила забыть о тревогах и немного побыть просто Тиффани Болен, а не Тиффани Болен – Ведьмой Меловых холмов.