Терри Пратчетт - Пастушья корона [litres]

Она поднялась по винтовой лестнице наверх и вымыла до блеска пол в спальне. В этом году матушка сварила отличное мыло [13] Матушкино мыло во многом походило на её советы: не очень-то приятное и довольно едкое, зато прекрасно помогает. , так что кувшин и тазик для умывания у кровати так и сияли. Паукам, рассчитывавшим пребывать в спальне до скончания века, было решительно указано на окно – чтобы убирались, прихватив с собой паутину и прочее. Даже матрас она вытряхнула от души, и теперь он был чист и дышал свежестью. Время от времени кошечка Эй наведывалась взглянуть, что происходит, и полежать на лоскутном одеяле, расправленном на кровати так ровно, что оно смахивало на расплющенную гигантскую черепаху.

Потом матушка ещё раз вымыла уборную. Не самое подходящее занятие для солнечного дня, но Эсмеральда Ветровоск была очень щепетильна в таких делах, и уборная после всех её усилий опять-таки ослепительно засияла. Невероятно, но факт.

Кошка следила за ней с выражением глубочайшего внимания на усатой мордочке. Эй чувствовала – этот день особенный. День, какого ещё не было. День, за который надо успеть так много, будто он последний. А когда и в жилых комнатах всё засверкало чистотой, Эй последовала за матушкой в кладовку.

Ведро воды, накачанной при помощи насоса из колодца, совершенно преобразило кладовку. Матушка улыбалась. Кладовка ей всегда нравилась. Здесь не только хранились припасы, но и мылись кастрюли и сковородки, так что в кладовке пахло хорошо сделанной работой. Здесь тоже жили пауки, в основном они скрывались за бутылями и банками на полках. Но матушка решила, что пауков в кладовке можно оставить. Они не в счёт. Живи и дай жить другим.

Дальше она вышла из дома, чтобы проведать коз в загоне. Здесь тоже всё оказалось в порядке, можно было мысленно поставить ещё одну галочку. Матушка осталась довольна – по крайней мере, насколько вообще ведьма может быть довольна, – и направилась к своим ульям.

– Вы – мои пчёлы, – сказала она. – Вы давали мне мёд много лет. Пожалуйста, не горюйте, когда на моё место придёт другая. Надеюсь, вы будете приносить ей столько же мёда, сколько приносили мне. А сейчас я хочу потанцевать с вами в последний раз.

Но пчёлы тихо загудели и сами станцевали для неё, мягко не позволив её разуму войти в них. И матушка Ветровоск сказала:

– Когда я в прошлый раз танцевала с вами, я была моложе. Теперь я стара. И танцы для меня позади.

Эй к пчёлам не пошла, но крадучись последовала за матушкой в сад. Матушка шла по саду, нежно касаясь стеблей и листьев, и казалось, сад откликается на её приветствие, каждое растение почти что кланялось ей, выражая почтение.

Эй прищурилась и взглянула на растения с истинно кошачьим неодобрением. Любой, кто видел их, мог бы поклясться, что травы, кустарники и деревья матушки Ветровоск разумны; часто они качались, когда никакого ветра не было. А однажды – хотя, может, даже и не однажды, – когда Эй вышла на охоту, они все повернулись и уставились на неё. Кошка предпочитала растения, которые делают, что им велено, то есть стоят смирно, пока она не вернётся в дом, чтобы поспать.

Дойдя до конца грядки с травами, матушка остановилась у яблони, которую ей посадил старый Парсонс только в прошлом году. Яблоня росла там, где полагалось бы стоять изгороди, но ведьмы никогда не обносили свои сады изгородями или стенами. Кто решится забраться в сад к ведьме? К злой старой ведьме, живущей в лесу? Порой сказки бывают очень полезны, особенно если ведьма, так сказать, не владеет навыками строительства заборов. Матушка пригляделась к крохотным яблочкам на ветках – они ещё только-только завязались, ну так что ж, время, чтобы вырасти, у них есть. И она двинулась обратно к двери своего домика, по пути снова кивая каждому корешку, стебельку и плоду.

Она покормила коз, которые с подозрением уставились на неё своими глазами-щёлочками и проводили её взглядом, когда матушка перешла к курам. Куры всегда принимались толкаться и драться из-за еды, но сегодня суетиться не стали. Они смотрели на старую ведьму так, будто её и не было.

Накормив скотину и птицу, матушка сходила в кладовку и вернулась с охапкой ивовых прутьев. Устроившись возле дома, она принялась за работу, тщательно вплетая каждый гибкий прут точно туда, куда нужно. Когда труд был завершён и матушка осталась довольна, она пристроила то, что получилось, под лестницей – чтобы те, кто умеет смотреть, сразу увидели.

Прибрав оставшиеся прутья назад в кладовку, она снова вышла из дому. В одной руке у неё был небольшой белый мешочек, в другой извивалась алая лента. Матушка взглянула на небо. Время близилось.

Она быстро зашагала через лес, и Эй побежала за ней, подстёгиваемая чисто кошачьим любопытством – все кошки невероятно любопытны до тех пор, пока не израсходуют хотя бы восемь жизней. Выполнив задуманное, матушка вернулась по своим следам к ручью, бежавшему неподалёку. Ручей весело журчал.

Она знала свой лес. Каждую корягу. Каждый сук. Каждое создание в нём. Знала так хорошо, как может знать только ведьма. Принюхавшись и убедившись, что рядом нет никого, кроме Эй, матушка открыла мешок, достала оттуда кусок мыла и разделась.

Она вымылась в ручье чисто-начисто, вытерлась и завернулась в плащ на голое тело. Так она и вернулась в домик, где ещё раз накормила кошку, погладила её по голове и поднялась по скрипучей лестнице в спальню, напевая себе под нос старую погребальную песнь.

Там Эсмеральда Ветровоск расчесала свои длинные седые волосы и заново собрала их в обычный узел на затылке, заколов целой армией шпилек. Потом надела своё лучшее ведьмовское платье и наименее штопанную пару панталон. Открыла крохотное окошко, чтобы впустить свежий вечерний воздух, и аккуратно положила две монетки по одному пенни на столик у кровати, рядом со шляпой, украшенной неиспользованными булавками.

И наконец, прежде чем лечь в кровать, она взяла старую картонку, которую надписала когда-то давным-давно.

Чуть позже Эй запрыгнула на постель и поняла, что происходит нечто необычное. Заухала сова. Залаяла лиса где-то в ночи.

А потом осталась только кошка по имени Эй. Одна.

Но если только кошки могут улыбаться, она улыбалась.

Это была необычная ночь. Совы ухали, почти не умолкая. Ветер, завывавший снаружи, пробрался в дом и мстительно набросился на огоньки свечей, пока вовсе не задул их. Но матушка Ветровоск была одета в своё лучшее платье и готова ко всему.

И вот в тёплой темноте того часа, когда рассвет украдкой потянул с неба ночь, по душу матушки пришёл гость. Некто с косой, лезвие которой было тонким, будто тень, – таким тонким, что могло с лёгкостью отделить душу от тела.