Александр Зиборов - Космический шериф и др.

– Попался, голубчик! Теперь не уйдёшь! – Вепрев ощупал пояс задержанного. – Ого-го, что это там у тебя? Небось, наша новая продукция – «Лунные сосиски»… Точно, они самые! Ишь, сколько ухитрился навертеть на себя! Думал вынести с предприятия? Шалишь, брат несун, это тебе не Венера, где ты прежде работал, лунная охрана не дремлет!..

С этими словами он повёл сникшего Федю к проходной лунного мясокомбината: составлять акт о задержании.

1989 г.

В августе 2115 года я в качестве практиканта явился на борт суперновейшего звездолёта «Дно бездны». Он стоял, чуть покачиваясь на магнитных присосках, на марсианском космодроме в пустыне Оскал Бешеной Смерти. Багажа со мной почти не было, ежели не считать элегантного молекулярного кейса, спортивной и пары хозяйственных сумок, трёх мешков, двух тюков, пяти саквояжей, нескольких чемоданов и увесистого рюкзака за плечами. Кроме того слева под мышкой я нёс автоматический сачок для ловли инопланетных насекомых, складной карманный телескоп с набором штативов для него, а фотоаппараты, видеокамеры и бинокли висели на шее вместе с брелоком и мобильным телефоном. Справа под мышкой я держал два увесистых тома «Приключения в джунглях Бетельгейзе» и «Определитель флоры и фауны планет Тау Кита». Из карманов же торчали электронный сканирующий микроскоп, кляссер, фотоальбом, самоучитель игры в лото….

Теперь же, с вашего любезного позволения, несколько слов о себе.

В те времена я был легкомысленно молод, где-то даже весьма пригож и не отвергал тезиса, что жизнь прекрасна.

Моё мужественное лицо было жестоко обветренным, как астероидные скалы, а там, где его обвевал ветерок вентилятора, даже задубевшим, словно кожа марсианской овцекозы. Я был с избытком наделён силой, умом, редкой проницательностью и многими другими достоинствами. Не будь я столь бессовестно скромен, то мог бы даже заявить, что был вообще лишён недостатков. Понятно, кроме тех, которые у меня всё же имелись.

Проходя мимо борта корабля, я не мог не засмотреться на отражение самого себя в почти зеркальной обшивке. Зрелище было поистине впечатляющим! Я видел высокого, обаятельного молодца, ладно скроенного и крепко сшитого, с косой саженью в плечах и торсом могучего атлета. Лицо с образцово мужественными чертами дышало беззаветной отвагой и благородством. Словом, я имел вид заправского астронавта. Я несколько раз падал в обморок от своей собственной красы…

– Добро пожаловать, мистер Чиххаус, – окликнул меня капитан Беймордс, вышедший из камбуза с увесистой ляжкой цыплёнка-табака, похожей на слоновью ногу, которую он с редким смаком обгладывал.

Я внимательно осмотрел капитана. Передо мной стоял настоящий космический волк лет тридцати-шестидесяти. Лицо его было безукоризненно выбрито за исключением мохнатых бровей, огромных усов, пышной бороды и чудовищной длины бакенбардов. Густая грива нечесаных волос ниспадала на лоб, закрыв не только его, но и глаза вместе с красным бесформенным носом. На Бемордсе был лёгкий железобетонный скафандр с двойной циркониевой бронёй. Шагал он уверенной походкой, которую чуть портила хромота на обе ноги, каждая из которых была на три дюйма короче другой.

Я вежливо расшаркался с капитаном и почувствовал, что он сразу проникся ко мне искренней симпатией. Её он тут же выразил смачным плевком на мои вычищенные ботинки и энергичными многоэтажными выражениями, которые позже я не сумел отыскать даже в самых полных словарях, что говорило о немалом словарном запасе.

Суперзвездолёт был полностью готов к старту. На нём завершались последние приготовления, столь милые сердцу каждого астролётчика: вставлялись бронестёкла в иллюминаторы, приваривались дюзы, монтировались внутренние перегородки, устанавливались топливные баки и загружалась провизия. Вот-вот должны были подвезти двигатели и серо-водородные ускорители.

Капитан Беймордс ласково поторапливал экипаж:

– Тысяча чертей и одна ведьма вам в глотку! Чтоб вы провалились в антимир! Пусть ваши кишки завяжутся двойными космическими узлами! А ну, поворачивайтесь быстрее, копуши-задохлики! Вот посажу вас всех на кол или выброшу за борт, когда будетмпролетать мимо Чёрной дыры!

Повернувшись ко мне, он добродушно заметил:

– В команде подобралась одна шваль, только шваль и ничего кроме швали! Сплошь и рядом недоумки, недотёпы и кретины. Понятно, к вам сие не относится. Вы парень хоть куда!

Польщённый, я с чувством пожал ему руку.

Ровно в назначенный час, только неделей позже, капитан дал команду:

– Старт!

Взревели могучие сероводородные двигатели, и суперзвездолёт оторвался от паркетных плиток космодрома…

Описав дугу вокруг Марса, он без особых происшествий лёг на намеченный курс, если не считать снесённого с вековечной орбиты одного из спутников планеты. Кажется, это был Деймос. Затем включились основные, гравитонные, двигатели и мимо нас замелькали созвездия, туманности, галактики…

Эффект Доплера превращал их в дивные абстрактные картины феерической расцветки.

Увы, я не мог в полной мере всем этим насладиться, ибо неимоверно страдал от космической болезни и всё время находился в своей каюте. Обставлена она была предельно скромно: я возлегал на кушетке венецианской работы, пол покрывал простой персидский ковёр ручной выделки, который я одолжил на один рейс у главного багдадского музея. Так же здесь в номере стояли столы, стулья, кресло-качалка, пианино, трюмо, рояль, книжные стеллажи под самый потолок и гардероб в стиле «ампир». Одну из стен занимал экран стереоскопического телевизора, а на другом висела картина кисти гениального Джорджоне «Спящая Венера», которую я купил по случаю в студенческие годы на стипендию.

Добавлю, что в каюте не было даже бассейна, а лишь кафельная ванна-джакузи с ионным душем. Но жаловаться на неудобства я не привык, хотя и сильно подмывало. Брал пример с капитана, он тоже жил по-спартански, довольствуясь жалкими тремя комнатами с салоном, кабинетом, спортзалом, кухней и турецкой баней.

Оправившись от своего недуга, я мужественно поднялся в рубку. Из любопытства пролистал вахтенный журнал и при прочтении обнаружил загадочные записи: «Во время пролёта туманности Андромеды выпал за борт пилот Бухкопф…», «При тормозных манёврах вблизи звезды Бетельгейзе не удержался и сорвался с палубы диспетчер Кляцманн…», «При облёте Млечного Пути вывалился за борт кибернетик Морис Онпасье…»

«Странная эпидемия падений за борт, – насторожился я. – Что-то тут неладно. Следует быть начеку».

Во время обеда произошла дикая ссора у капитана из-за компота со штурманом Брюхайером, а назавтра в вахтенном журнале добавилась запись: «На полпути между Канопусом и Альфой Эридана по собственной неосторожности выпал за борт штурман Брюхайер…»