Павлина Морозова - Лес видений

– Теперь оно мне ещё дороже! – дрожащим от волнения голосом ответила она. – У меня тут где-то лежали нитки, снимай кафтан, я его заштопаю.

Нитки нашлись довольно быстро. Грубые и волокнистые, по качеству они и рядом не стояли с теми, которые были использованы на пошив царского наряда, но кто сказал, что они не сгодятся заделать дыру в ткани за неимением лучшего?

Однако Немила радовалась своей находке недолго, ведь подушечку с иголками оказалось найти гораздо сложнее. Весь сундук пришлось перерыть сверху донизу, но тщетно. Не было подушечки ни в мешочке с бусинами, ни среди требующей переделки одежды, к которой давным-давно никто не притрагивался, и оттого она приобрела затхлый запах. Вот что значит не прикасаться к шитью неделями, а то и месяцами!

Пока Немила, беззвучно ругаясь, переворачивала сундук, царевич сидел на лавке. Он застыл в одной позе, немного сгорбивши спину, и исподлобья стрелял глазами по сторонам со скучающим видом.

Он уже успел расстегнуть застёжки на кафтане, а поддетая под низ рубаха была под стать остальным предметам одежды: тоненькая, пошита из белоснежной гладкой ткани, она после всех скитаний выглядела на удивление новой.

– Где же вы, иголочки? Не найти никак, – от злости на саму себя, что не может сделать для Ивана даже такую малость, она готова была расплакаться. Как будто и этого было мало, из-за двери послышались лёгкие шаги.

Царевич в облике лягушки затаился под лавкой. Немила ловко сорвала с себя колечко, швырнула его в чемоданчик и повернулась к двери ровно тогда, когда Нелюбино лицо с впалыми скулами появилось в дверном проёме.

– Нелюбушка! – бросилась она к сестре, пряча руку с кольцом за спиной. – Как я рада, что ты зашла! Не одолжишь иголочку?

– Что же такого ты в поздний час шить собралась? – поинтересовалась Нелюба. Её маленькие глазки по привычке обшаривали комнату, пока не остановились на свече. – Так-так-так, это не похоже на тот огарок, что тебе выдала Злоба. Не бойся, я ничего ей не расскажу.

– Ты на что намекаешь? – вскинулась Немила и обиженно надула губы. Если уж Нелюба сказала, что ничего не расскажет, то как пить дать, завтра же с самого утра побежит разбалтывать! Но пока сестрица не ушла, позарез надо было выпросить иголочку, а то негоже суженого завтрашним утром в неподобающем виде сёстрам представлять. Надо же, чтобы они хорошенько обзавидовались .

– Я хочу тебе признаться… – Немила припомнила увиденный на дне сундука кусок холщовый ткани. – Мне захотелось сшить себе новый передник для дел хозяйственных, а днём времени не было. Вот и взяла я одну свечу, чтобы при её свете хотя бы наметить будущую работу, да совсем из головы вылетело, что игл-то у меня нет.

Нелюба задумалась.

– Я как раз нашла у Злобы несколько штучек. Хорошо, выделю тебе одну. Но учти, вернёшь в целости и сохранности, каждая из них на вес золота.

Передник Немила, конечно, шить не планировала. А что Нелюба обнаружила подворовывания свечек – так не беда! Завтра откроется вся – вообще вся – правда, весь свет узнает, что Немила и царевич помолвлены, и тогда дела никому не будет до каких-то несчастных свечек!

Пока Нелюба ходила в свою комнату, Немила наклонилась под лавку и погрозила пальцем лягушонку: «Сиди там, не высовывайся!»

Вот у Немилы в руках оказалась долгожданная иголочка. Лягушонок не издал ни звука, пока за Нелюбой не закрылась дверь, а когда вылез, то тихо квакнул – то ли хотел что-то сказать, то ли лягушачья природа того требовала – после чего подпрыгнул на месте, и не успели лягушачьи лапки приземлиться после прыжка на пол, как комната снова наполнилась золотым сиянием.

– Снимай кафтан, – повторила Немила весело.

Вместе с кафтаном Иванушка скинул сапоги, задвинул их под лавку, и босиком стал прохаживаться по комнате, пока Немила мучилась с починкой кафтана.

В одной рубахе царевич стал даже более хорош собой. Под облегающей тканью виднелись очертания груди и мускулов рук, а от того, как белая рубаха оттеняла желтоватую кожу, тонкие черты лица ещё больше заострились, сделались изящнее. Волосы из тёпло-каштановых стали почти чёрными.

Итог немилиного труда говорил сами за себя: горизонтальные стежки пересекали весь рукав, как перекладины очень кривой лестницы, однако Иван, казалось, и не заметил ничего подобного. Он наклонился к немилиному уху и повеселевшим голосом шепнул:

– Я так рад, что ты закончила. А ну-ка, полезай в постельку, будем целоваться.

Немила страшно оробела от прямоты царевича. Щёки её мгновенно вспыхнули, но невзирая на робость она повернулась к царевичу и вытянула губы дудочкой. И зажмурилась.

Но вместо того, чтобы её поцеловать, царевич заразительно хохотнул и упал на лавку.

– Погоди! Ложись рядом.

Немила поначалу восприняла предложение Ивана с опаской, но его глаза так заразительно искрились – озорством, предвкушением, чем-то ещё, чему она не могла дать названия, – что она не выдержала и тоже расплылась в улыбке.

В этот раз им на лавке не было тесно. Немила и Иван прижимались друг к другу, как будто знали друг друга сто лет, перебирали друг другу волосы, похихикивали и касались коленками. Ей казалось, что вот он – лучший момент её жизни, благо, Иван больше не старался поторапливать её и не делал неуместных высказываний. Пожалуй, когда он молчал, то нравился ей даже больше, чем, когда говорил.

Наконец, она почувствовала, что готова к поцелую, более того – не в силах ждать, когда же он произойдёт. Тогда она облизнула губы и шепнула:

– Спасибо за подарок. Я буду носить это колечко не снимая.

– Пожалуйста, – ответил царевич и дрожащим голосом добавил: – Я больше не в силах сопротивляться твоим чарам, Немила.

Она чуть наклонила голову, и уже через мгновение их губы слились. Для неё это был первый поцелуй, но, как оказалось, ничего сложного в самом процессе не было – знай раскрывай себе рот как рыба, высовывай язык. Приятным было, в общем-то, не само это действие, а то ощущение, что приливами возникало внизу и волной распространялось вверх до самой груди, новое, незнакомое доселе. Это ощущение ввело Немилу в небольшое замешательство.

– Эй, – с растерянной улыбкой она принялась полушутя отталкивать Ивана, когда он придвинулся ещё ближе.

– Тебе не нравится? Или ты боишься меня? – спросил царевич и снова приложился к её губам поцелуем.

– Боюсь, – пискнула она.

– Разве я не обещал, что женюсь на тебе?

– Обещал, – сглотнув, ответила Немила. – Но у нас ещё будет время…

– Ты мне веришь? – перебил её царевич.

– Верю, – проронила Немила, не в силах отвести взгляд от непроглядной черноты глаз, в которой не было видно ни зрачков, ни вкраплений постороннего цвета.