Анастасия Вихарева - Выжить и вернуться

Спорить с матерью бесполезно – Любка взяла сумку и вышла, с силой хлопнув дверью.

На улице было морозно и уже взошло солнце. И на мгновение замерла, когда заметила покрытую изморозью и припорошенную снегом рябину, которая в свете солнца, взошедшего красновато-желтым шаром и зависшего над домами с высокими столбами дыма, искрилась миллионом разноцветных искр. Любка потопталась на месте, наслаждаясь сказочной красотой. Запомнить бы, но запоминать такие красивые вещи у нее не получалось, образы словно бы падали на дно глубокого колодца. Слушая хруст снега под ногами, она все еще продолжала мысленно спорить с матерью – и в этом ее разговоре побеждала не мать, а она.

На душе как-то сразу стало легче, дурные мысли вылетели вон.

В конце концов, куда они денутся от нее эти конфеты? А платье можно у Тани попросить, Надя ей привезла много одежды. Конечно, одевать чужое себе дороже – однажды попросила у Вали Иволгиной платье на танцы, а потом весь вечер пришлось краснеть. Валя не перестала повторять всем и каждому, что платье это ее, и что одевала она его всего лишь несколько раз, и рассказывала, откуда она его взяла, и сколько стоит. А еще при всех несколько раз одернула, чтобы не порвала или не запачкала. После того раза Любка чужое носить зареклась крепко-накрепко, уж лучше в школьном платье – но ведь Новый год не каждый день, один вечер можно и потерпеть…

По дороге она зашла на почту, купила открытку со снегирями и надписала для Инги.

На почте было тихо – ни одного человека, оператор и кассир пили чай и со скучающим видом что-то обсуждали, позволив ей перерыть всю коробку с открытками, разглядывая каждую подолгу. Поднялась на второй этаж, внезапно вспомнив, что ее там ждут.

В доме быта, наоборот, толпились клиенты. На новый год заказов было много, последние две недели швеи работали до поздней ночи, а приходили на работу раньше матери, которая топила печи. И теперь народ торопился получить заказ до обеда, пока дом быта не закрылся. Швеи тоже люди, объявление висло на дверях и внизу. Постояла у открытого шкафа с множеством готовых нарядов, перебирая их в руках, дожидаясь, пока ее заметят.

Сама шить Любка не умела, и у матери так красиво не получалось. В доме быта одежду шили по журналам, а материал заведующая, она же закройщица, совсем молоденькая, наверное, лишь на год или два старше Сережи, привозила из города. Иногда материал приносили с собой, тогда платья получались еще красивее. Как это, от которого Любка не могла оторвать глаз. Черная основа, а поверх красные тюльпаны и желтые языки пламени по низу. А рядом костюм и белый полушубок…

Любка задумалась, представляя себя в брюках из серебристо-серого материала и в полушубке из козы на молнии, у которого был капюшон. Дороговато, но оно того стоило, такие наряды в магазине не продавались.

И тут же вздрогнула.

– Кыш, не мешайся под ногами, – выгнала ее заведующая, забрав и черное с тюльпанами платье, и полушубок, и брюки. – Не до тебя, иди отсюда…

Любка оглянулась и вздрогнула… Сильно пожалев, что вообще сюда пришла.

За нею стояла Нинка и ее мать. А на стуле сидел тот самый десятиклассник, Мишка Яшин, который с интересом рассматривал Нинку и ее наряды, которые теперь она держала в руках. Он взглянул на Любку лишь краем глаза.

Любка покраснела до кончиков ушей, вылетев из дома быта пулей…

На улице она остановилась. Лицо и уши у нее горели, будто на нее плеснули серной кислоты, сразу стало жарко. И надо же было так попасть, чтобы ее выгнали ни в какой другой день, а именно в тот момент, когда сидел он и рядом стояла Нинка со своей подлой матерью…

А она-то, она-то! Зачем натянула на себя двое штанов и пришила черную пуговицу на синее пальто, которая со светло голубыми пуговицами смотрелась, как позор, который она только что испытала на себе?

Понятно – ни в какой клуб она не пойдет…

Она представила, как все веселятся, а она сидит дома – и чуть не разревелась от досады. Настроение сразу снова испортилось. Ну а как без штанов-то и без пуговицы? Она сильно пожалела, что не перебрала старую одежду в сундуке. Наверное, не обязательно синие, лишь бы одинаковые были… Шесть пуговиц! В магазине их тоже не продавали… давно уже…

Любка с силой стукнула себя по лбу – зато в доме быта были!

Она постояла на дороге, дожидаясь, когда Мишка Яшин выйдет, но он не торопился. А когда вышел, был раздет – покурил и вернулся. Любка сразу догадалась, что это надолго, значит, что-то не понравилось и переделывают, а он будет сидеть до конца, пока не получит заказ.

Слава богу, что Нинка с матерью ушли…

Инга с родителями Новый год собирались отмечать в столовой. Ее родители купили входной билет в учительской. Билеты продавали только взрослым, и тем, кто работал в администрации совхоза или сельсовета.

Про вазу Любка и заикаться не стала, заметив на столе сразу четыре точно такие же хрустальные вазы, наполненные салатами. Отец и мать Инги встретили ее навеселе, уже начав праздновать.

Заметив, что отец собирается встать, чтобы усадить ее за стол, Любка быстро ретировалась. Сергей Юрьевич то хвалился собой, то возбужденно вскакивал и начинал вышагивать с угрожающим видом, то пытался выпить водочки, а его всей семьей уговаривали повременить до вечера. Ингины родители были ничем не лучше отчима, разве что не буянили. Слушать стариковские поучения радости мало – одного раза Любке хватило за глаза, в присутствии пьяных людей ей сразу становилось не по себе.

На улице она вспомнила про газировку, свернула в столовую. Народу там было не протолкнуться. Для покупателей оставили небольшой зал, в котором располагался буфет. Общий зал уже закрыли – его украсили, поставили елку. Развесили блестящие гирлянды, серпантин, дождь, гирлянды из разноцветных ламп, снежинки. На столы, покрытые белыми скатертями, расставляли салаты. Вкусно пахло выпечкой. На плите жарились котлеты, запекалась мясо. А еще газировка – ее отложили прямо в ящиках в сторону, рядом с двумя ящиками конфет и печенья, тремя ящиками с вином, шампанским и водкой. В углу Любка заметила приготовленную музыкальную аппаратуру: электрогитары, барабаны, ионику.

Значит, Мишки в клубе не будет…

С одной стороны, она почувствовала облегчение. После позора в доме быта встретить на дискотеке десятиклассника ей не хотелось. А если не будет, то вроде как можно сходить. Но с другой стороны, сердце вдруг больно кольнула игла и осталась – увидеть его еще раз хотелось, пусть бы краешком глаза. Думать о том, что он встретит Новый год с Нинкой и ее матерью, было невыносимо.

Когда ее очередь подошла, газировку уже выдавали по две бутылки в одни руки.

Любка расстроилась… Разве что отстоять еще одну очередь, как делали все? Она ужаснулась – конец очереди стоял на улице, все в малом зале не поместились. Наверное, она провела в столовой часа три.