К. Ограм. - Непринятый да Непринявший

Сквозь мрак кого-то разглядеть было сложно.

– Кто здесь?

– Беляночка, миленькая! Пусти погреться. – Голос говорившего был тих. Он явно сидел на крыше против окна княжеской ложницы. Но достать до Беляны он бы не смог никак.

– Осоловел совсем! – шикнула Беляна, по голосу узнав ночного гостя. – Домой иди.

– Не пойду! – заскулил из тьмы пришелец. – Помру прям лучше здесь. Меня дубасят дома.

– А здесь Пересвет тебя по голове погладит? – жена съязвила.

– А ты не говори! Пожалей. Жена меня бьёт, братья-сёстры тоже. Одна ты меня, Белочка, любишь да жалеешь. Ну… ну, смилуйся. Околею ведь!

Поскольку зной уже стал пробираться в стены постельной, Беляна быстро закрыла окно. Малыш, спящий рядом с супружеской пастелью ложницы, закрутился в колыбели, сел на коленочки и закачался.

– Буеслав. – Беляна с улыбкою проговорила и обратно чадо уложила мягко.

Попривыкнув к тьме, однако же больше на ощупь, в сундуке она отыскала и накинула себе на плечи шерстяной платок. Захватив второй, тихо спустилась по лестнице в горницу с большим столом по середине. В отворённое ей окно кто-то влез, кому она на плечи быстро кинула покров и, оглядев тьму снаружи, затворила створки. Вряд ли кто-то его видел. Не впервой так лазил.

В свете свечи оказался высокий худощавый мальчишка с растрёпанными тёмными волосами, шею облепившими. Плечи, потирая, князь-отрок Олег бегом кинулся к выходу из горницы.

– Куда? – цыкнула Беляна, хихикая шкодливо.

Мальчишка не ответил и с тихим стоном печь обнял.

– Ты что ж творишь-то, друг сердечный?

– Оставь меня. Я помираю.

Соскользнул платок с его плеч было, но мальчишка с наигранною резвостью вернул его на место и снова обнял топку с стоном. Беляна опять прыснула.

– Тише. Стража же услышит.

– Да плевать хотел я! К чёрту всё пошло!

– Ну, не надо так.

– Сам решу, как надо.

Беляна вздохнула и села на лавку. Сколько говорила она мужу своему – князю Пересвету – на Олежку легло много. Слишком много для ребёнка. Бедный князичек слушался вначале старших братьев, как и свою жену Неждану. Теперь вот носится от всех. Как наставника его Руна не стало – никому не внемлет.

– Голодный хоть?

– Как пёс.

– Вот, орешки скушай. Корешки остались.

– Маменька. Батюшка здесь?

Беляна вместе с Олегом аж чуть не подлетели. В полумраке маленький Владимир стоял, потирая глаз.

– Великие пращуры… – выдохнула Беляна. – Нет, милый. Батюшка наш пока не воротился. Баюшки ступай.

Мальчик скрылся. Беляна замерла. И тут раздался грохот. Малютка Буеслав захныкал наверху. Беляна зашипела и побежала вслед Володе, кой на этот раз точно припустил к себе. Наверху, где ложницы, суета послышалась. Проснулась Ира, крикнула:

– Аддаааай!

– Володя, ляг! – раздался уже громкий глас Беляны.

Тишь разорвалась. Олег скривил уста, напрягая щёку.

– Сердечно прошу не ругать. – Он в воздух прошипел. – Я аки ветер тих был.

Хлопнула дверь с улицы. Олег на печь рывком напрыгнул, думая на ней укрыться, да с чем-то с неё соскользнув, на пол рухнул с «ухом». Вскочил, кинулся обратно к горнице, в кою он влез. На лету до искр башкой шарахнулся о край стола. Лоб потирая и попутно проклиная тьму, Олег в слезах от натуги наконец под стол заполз.

Быстрым шагом Пересвет по лестнице поднялся. Мурашки прошлись по Олегу. Не в духе явно брат.

Рявкнул Пересвет, и тишь вернулась, будто не было тревоги. Лишь через мгновенье проявился тонкий всхлип Буеславки малого. Беляна что-то молвила, Пересвет отрезал жёстко. Дверь в постельную супругов в конце затворилась.

Без мира

Всегда Олег спал крепко. Сны редко прерывались. Уже явно было утро. Сквозь веки пробивался свет.

Потянувшись на полу, задел он чьи-то ноги. Одёрнув руку, вскочил и грохнулся башкой о стол.

Услышал он негромкий вздох смиренный Пересвета.

Брат сидел и ел один. А Олег же, в этот раз стоны не сдержав, ухватил свою главу. Затылок – как упал с печи, лоб – о стол, когда под него спешил укрыться, теперь темя пострадало. Оставались уши. Выглянул несмело Олег из-под стола. От удара паренька о стол, видно, молоко с крынки расплескались. Пересвет обрызганную руку тряпицей вытирал.

– Сядь. – велел он. Есть продолжил. Олег угрюмо сел.

Тишина гнетущая. Все явно ещё спали. Даже солнце полностью пока не поднялось. Голосили петухи. Живот у Олега отчаянно зверел, но Пересвет на брата даже не глядел, уплетая кашу. И вот окончил трапезу, вытерев платком рот, отставил миску глава рода и взял молоко.

– Сколь годов тебе, Олег?

– Тринадцать.

– Так вот, коль через зиму ты в ночи сюда полезешь я тебе не только уши оборву.

Олег угрюмо глянул на дверь, думая о том, сможет ли он добежать, пока брат подскочит. Пересвет спокоен был. Да он и не подскочит. Только вот манёвр свой Олег проделать не решался.

– Когда возьмёшься за башку? – изрёк Пересвет.

Олег молча скрестил руки.

– Эй, Кондратий! – негромко кликнул Пересвет. – Готовь плеть.

– Не надо! – Олег взвыл, шаги услышав. Мужик остановился.

– Хорошо. Спрошу ещё раз. Когда за ум возьмёшься? – Пересвет отставил крынку. Кондратий ушёл.

– Не хочу я ничего! – Олег взорвался и осёкся, вспомнив, как в ночи уже перебудил всех. Продолжил тише. – Вы ненавидите меня! Неждана, ты, все вы! Затрещину дал Ярослав, как она к нему пришла! Не выслушал меня ведь даже! Говорите, мол, я Чуров. Моя жена с князей из местных! Мать приехала! Избила – мол, братьев недостоин я! Хочет, чтоб я на престол сел и вас подвинул. Почему ей ничего вы не сказали?

– Герда говорила Ярославу на престол сесть, мне же – моя мать, Лизавета – Весемиру. Ты желаешь, чтобы я боролся с материнскими мечтами? —Пересвет спросил. – Знаешь, может, Игоря и лучшим из нас не считали, но он знал свои долги и достойным был.

– Вот брат и утопился. – обронил Олег. И, осознав свои слова, в ужасе взор поднял.

Пересвет глядел на брата, замерев, расширив очи. После сплюнул:

– Поди вон.

– Пересвет, прости.

– Вон.

Олег быстро встал и вышел. Затворив за собой дверь, он на крыльце остановился. Порыв вернуться, чтобы выбить прощенье с Пересвета, он давил в себе из всех сил. Совесть сердце разрывала. Как он сказать такое мог? Трагедия пяти зим назад до сих пор семью терзала. Игорь утопился. Его собственная женка, что русалкою была, в воду утащила. Пересвет себя винил. Он должен был предугадать как глава их рода. Защитить его должон был! Один лишь Ярослав твердил, что Игорь жив. Что за женой ушёл, и всё. Но Пересвет не верил. Не верил и Олег. Утопленницы-женщины русалками могли стать, но вот мужчины – никогда. Русалами могли быть те, кто рождены в воде. Игорь же за пять годов так и не объявился. Тела не осталось. Нашли на берегу лишь его коня и меч. Жена его – русалка Марья – исчезла также навсегда.