Джастин Колл - Молчаливые боги. Мастер артефактов

В изумрудных глазах полыхнул яростный огонь.

– Он врал мне. Обольстил меня. Проклятый кеокум! Ненавижу его. Он лишил меня отца. Отнял у меня красоту, мое лицо, саму мою жизнь. Он забрал все . – Маюн затрясло от гнева. – Аннев должен умереть. Хоть смерть и слишком милостивая кара для него.

Ойру изучающе глядел на молодую женщину перед собой. Ее звенящий от ненависти голос и грубые слова, вылетавшие из ее уст, совершенно не соответствовали мягким, соблазнительным линиям золотой маски на ее лице. И даже следы от кровавых слез, навсегда застывшие на идеально очерченных скулах, придавали облику девушки не угрожающий, а печальный вид.

Ойру тряхнул головой: маска-артефакт могла ввести в заблуждение даже Возрожденную Тень. На деле же девчонка, что скрывается под ней, чертовски опасна, а ярость и вовсе превращает ее в кровожадного хищника. В ее глазах читается коварство, ее движения невероятно быстры – да, Маюн не напрасно назвала себя воином. Ее действительно научили убивать, и, пусть опыта у нее почти никакого, в ней чувствуется такой потенциал, какого не имела ни одна из его учениц. Прошло уже более двадцати лет с тех пор, как он последний раз получил удар ножом от своей подопечной…

Ларисса дан Карли. Когда срок ее обучения уже почти истек.

А Маюн он еще даже не начал обучать. Что ж, инстинкты у девчонки отличные, с этим не поспоришь.

Она напомнила ему Ораки.

– Если ты заметила, ты двигалась быстрее, когда уворачивалась от кинжалов, и еще быстрее – когда напала на меня. Так действует магия этого артефакта, он называется «маска любовницы Гевула». Он питается твоей болью, а в ответ дает тебе силы. Поэтому когда ты ранена – действуешь быстрее, когда тебе больно – твои удары смертоноснее. И нет опаснее тебя существа, когда твои страдания становятся невыносимыми. Кроме того, маска залечивает твои раны, но это не главное ее свойство. Она не может сделать тебя неуязвимой – однако может дать тебе ощущение неуязвимости, к тому же, пока тебя не разорвет на части, любое увечье будет делать тебя сильнее.

Ойру поднялся на ноги и навис над девушкой.

– Вот тебе первый урок. Прими свою боль. Отныне агония – твой союзник, страдание – твой верный меч.

С этими словами он ударил Маюн по лицу. Раздался звон металла. Маюн опрокинулась на спину, съежившись от нового взрыва боли в оставленных призрачным оружием ранах.

– А это второй урок, – продолжал Ойру как ни в чем не бывало. – Я тебе не друг. Я не на твоей стороне. Я твой учитель, а ты – моя ученица. Мой слуга. И ты будешь беспрекословно выполнять все, что я тебе прикажу. Скажу: вонзи кинжал себе в грудь – и ты даже не пикнешь. Скажу: ступай в самое сердце пекла – и ты подчинишься. Ты поняла меня?

Маюн кое-как поднялась с земли.

– Значит, теперь я твоя рабыня? – прошипела она. – Девочка для битья, вынужденная терпеть все прихоти твоей больной фантазии?

– Да. Если я того пожелаю.

Маюн застонала. Раненая нога подогнулась, не выдержав ее веса, и девушка снова рухнула на землю.

– Но ведь ты поможешь мне расквитаться с тем, кто предал меня и убил моего отца? – спросила она. – Обещай, что поможешь найти и прикончить этого демона, что называет себя Айнневогом.

– Обещаю.

Маюн кивнула, ее прерывистое дыхание стало более ровным.

– Тогда оно того стоит. Скажи мне, где этот кеокум, и я его убью.

– Ты еще не готова. – Ойру поднял палец, не давая Маюн возразить. – Когда время придет – я дам тебе знать. Твоя подготовка вкупе с магией артефакта дает неплохой результат, но пока он далек от совершенства. Ты не смогла перехватить оружие в воздухе и атаковать им меня, не говоря уже о твоих жалких попытках увернуться.

Маюн глухо заворчала:

– Ты застал меня врасплох. И ранил меня дважды – в плечо и ногу. Я же ударила тебя ножом пять раз, три из которых прикончили бы тебя, не будь ты призраком из поганого Кеосова племени!

Она была права. Да, он не собирался убивать ее, к тому же девчонка тоже застала его врасплох, но – он ведь действительно был уверен, что она беспомощна! Непростительное легкомыслие, которое Ойру позволил себе лишь потому, что не чувствовал реальной угрозы!

После покорности всех предыдущих по-овечьему безропотных учениц откровенный бунт Маюн был сродни дуновению свежего ветра в разгар удушающего летнего зноя. Он дал ей лазейку – и девчонка не стала долго думать: тут же поймала его на крючок и, не дав опомниться, выпотрошила, как рыбу.

С ней нужно держать ухо востро. Ведь, если начистоту, на этот раз Маюн его превзошла.

– Согласен, – произнес он наконец. – Тебе удалось меня удивить, а это уже кое-что.

Со сколькими он уже это проделывал? Ойру давно сбился со счета. Имена и лица стерлись из памяти, была только эта золотая маска, глядя на которую Ойру видел лишь одно лицо и вспоминал одно-единственное имя.

Ораки.

Так странно, что мысли о ней не будят больше никаких чувств. Ни боли, ни гнева; ни печали, ни сожаления; ни томления, ни любви. Это заслуга времени. Ему неподвластно «все раны до единой залечить», как любил утверждать в своих поэмах Нилантеска, но только время даровало ему долгожданное облегчение, которое он не мог найти ни в вине и женщинах, ни в чужой крови и самобичевании, ни даже в собственной смерти. Время являлось для него единственным лекарством, но даже это чудодейственное средство было несовершенно, в нем не хватало еще одного ингредиента, чтобы раз и навсегда утолить эту неизбывную тоску.

И Ойру стал одержимым. Он не мог вернуть Ораки, как и последовать за ней, зато в его силах было создать новую Ораки. Каждую из своих учениц он лепил по ее образу и подобию, стараясь, чтобы копия превзошла оригинал. А если терпел неудачу – если его творение оказывалось слишком убогим или переставало его радовать, – ломал его и принимался за новое. На его счету были сотни попыток, и с каждым разом ему становилось все легче, а его чувства притуплялись все больше. Как будто вместе с очередной ученицей умирала и часть его самого. Наконец он омертвел настолько, что временами ему стоило неимоверных усилий преодолевать собственную меланхолию и следовать приказу своего хозяина.

Найди сосуд. Принеси его мне. Он должен быть живым.

Задания проще и представить нельзя, и все же Ойру его провалил. Никогда еще ассасину не приходилось являться перед Первым вампиром с повинной головой, и теперь он понятия не имел, как объяснить Дортафоле причину своего провала. А потому решил, что, пока сам Дортафола не посчитает иначе, его миссия не закончена: он доставит Айнневога в Фала-Туир, а обещание помочь Маюн – да гори оно огнем.

Только самой Маюн знать об этом необязательно. Ему нужны союзники. Кто-то посерьезнее и понадежнее, чем спятившая лесная ведьма или ее тупые уродливые прислужники. Да, у него есть эйдолоны – демоны-тени, умоляющие выпустить их в этот мир, – но сейчас толку от них мало. Поймать зверя, на которого он охотится, можно лишь с помощью воина, который может сражаться при свете дня не менее мастерски, чем Ойру – во мраке теней. Ему нужна вторая Ораки, чтобы держать собственных демонов на привязи.