Петр Воскресенский - Хеймдалль

– Что у тебя с лицом?

Хродмару не хотелось говорить правду, поэтому неловко сморозил:

– О! Пчела врезалась… в пень. Я пришел сказать, что, когда вернусь, женюсь на тебе!

Она рассмеялась, но по-доброму, поэтому ее смех не смутил Хродмара, даже наоборот. В такой важный, ответственный день ей захотелось сделать ему приятное, но не знала как. Кто знает, вдруг она в последний раз его увидела?

– Подожди минутку.

Фрида поспешно сбегала в другой конец дома, достала бережно спрятанную куртку из шкуры выдры и, вернувшись, протянула ее Хродмару, прошептав:

– Чтобы не замерз!

Во дворе правило лето, и у христиан очевидно солнце грело сильнее, чем у северян, поэтому ее подарок выглядел смешным и наивным, но, главное, сам жест был искренним и добрым.

Хродмар не знал, что сказать, он только промямлил:

– Спасибо тебе, большое.

– Когда будет дуть северный ветер – вспоминай меня.

– Буду.

Братья пришли в гавань и первое, что бросилось им в глаза, это огромный, невероятной длины и величины драккар Сидрока, сооруженный из дуба, в девяносто мест. Своей красотой он просто-напросто затмевал все остальные корабли. Во всю длину бортов были вырезаны орнаменты, напоминавшие морские волны, которые изображали богов. Змеиное горло 32 32 Змеиное горло – форштевень. было покрыто резной чешуей с рунами прибоя. Паруса на мачте готовились в любой миг расправиться и поднять в воздух корабль. Щиты, словно лунные диски, стояли в ряд, за ними смеялись в голос гребцы. А неподалеку громко разговаривал сам хозяин с пухлым лицом и красно-рыжей бородой, пылавшей ярче солнца. Он буйно что-то рассказывал, но, заметив проходивших мимо братьев, окликнул их:

– О, глядите-ка! Ульфхеднар! Прямо здесь! Воистину Один послал мне тебя! Давай ко мне, на моем борту должны сидеть самые свирепые войны, не медли, ну!

Ингольв равнодушно пожал плечами, а Хродмар чуть не пискнул от удовольствия и предвкушения.

– А это кто с тобой? – спросил Сидрок, упершись кулаками в бока.

– Брат мой, – тяжело вздохнул Ингольв.

– Ага! Так он должно быть такой же свирепый, как и… о-о-о! Что за топор? Сущее воплощение зависти карлов, чтоб их! Покажи скорей!

– Он кузнец, продолжает дело Дарри Доброго, – говорил за брата Ингольв.

Сидрок прикрыл себе рукой рот от удивления, потом сквозь пальцы рявкнул:

– Дам тебе столько золота, сколько ты сам весишь, только выкуй мне такой же, прям точь-в точь! По работе и мастера видно, вот уж точно!

Ингольв промолчал, а Хродмар забегал глазами, пробубнив, что это очень тяжело, потребуется много времени, да только при свете луны в таком-то месяце, в конкретном месте, и вообще подобное создается только раз в сто лет.

– Я знал, что мы поймем друг друга, – надул от удовольствия щеки Сидрок и вытянул руку, указав на свой корабль. – Добро пожаловать на моего змея!

Ингольв разглядывал соседние корабли, подумывая к кому же сбежать. Однако Хродмар заметил его изучающий взгляд и потянул за шею на борт Сидрока.

Они заняли места в самом хвосте, прямо у рулевого, который показался им немного странноватым. Если все группами из трех-шести человек о чем-то вели беседы, то рулевой сидел один, спокойный на вид, с вытянутым подбородком и длинными усами. Один был русый, а второй белый. Он стал пристально разглядывать новеньких. Хродмар не знал, что сказать, кроме как:

– Здравствуй, я Хродмар, кузнец.

Рулевой открыто протянул руку и глухим голосом произнес:

– И ты не болей, меня зовут Хавлиди Белоус, из Рогаланда.

– Добро, – Ингольв пожал ему руку.

– Прости, но не могу не спросить… – застеснялся Хродмар.

– Почему мой ус белый? Не стесняйся, – смешливо махнул рукой Хавлиди. – Важно доверять тем, с кем бьешься на одном поле. Дружина – одна семья, поэтому теперь…

Так он заговорил о вещах, известных каждому ребенку, причем надолго. Хродмару надоело это слушать, поэтому ему ничего не осталось, как прервать его.

– Ах, да, – опомнился Хавлиди. – Как-то раз рыбачил я недалеко от дома. Сижу все да сижу, а рыбы нет. Сижу себе сижу, а удочка не дергается. Так вот сижу-сижу себе…

– Мы поняли, – сухо вставил Ингольв.

– Хмурый ты какой-то, – заметил Хавлиди. – Так вот сижу-сижу… и так насиделся, что злость медвежья меня обуяла. Бросил удочку, да простит меня Ньёрд, опустил голову за борт и как крикнул: «Где рыбеха-то!?» Тут как выпрыгнула треска, белая как снег, тяп меня за ус и уплыла себе! Цвет мой украла! Сама стала темнее, а мой ус белым оставила.

Ингольв закатил глаза, а Хродмар нахмурился. Только он хотел было выразить сомнение, как рядом оказался Скьёльд Деревянный:

– Где твой отец?

– Дома, подустал старик, – ответил Хродмар.

Скьёльд развернулся было, дабы дойти до Бранда, но в эту минуту раздался призывной горн Сидрока: «Все на борт! Держим путь во Фрисландию, а оттуда пойдем вдоль Сены!» Скьёльд что-то забормотал себе под нос, повернув назад к своему кораблю, но потом снова остановился. Как же он бросит Бранда? Однако сквозь толпу провожавших протиснулся человек. Скьёльд прищурился и увидел приближавшегося Бранда с перекинутым через плечо мешком.

– Ну наконец-то! Я-то уж подумал было без тебя отправимся! – обрадовался Скъёльд.

– Да куда уж! – улыбнулся Бранд.

Он холодным взглядом оценил сына и, прежде чем направиться к кораблю Вестейна, грозно приблизился сперва к Хродмару и, совершенно не постеснявшись посторонних людей, громко рявкнул:

– Чтоб я тебя больше не видел в своем доме! Ищи себе другой приют! Не сын ты мне!

Эти слова прозвучали настолько холодно и безучастно, будто вправду были адресованы чужому человеку. Моряки принялись перешептываться, тыкая в него пальцами, кто-то не к месту звучно хихикнул. Бранд ушел на свой корабль, а Хродмар от испуга и стыда чуть было не потерял сознание. Такого унижения во всеуслышание он никогда не испытывал. А как же он вернется домой? Бранд ведь не шутил, это точно. Ингольв безучастно глядел в сторону, даже не думая утешить или поддержать Хродмара, считая, что тот получил по заслугам.

Проводив взглядом отца до соседнего драккара, Хродмар заметил там Вестейна Обуздавшего бурю, который бил себя в грудь, рассказывая одну и ту же историю: как он вывел из страшной бури свой корабль. Тогда Хродмару стало еще хуже, завяло былое воодушевление, он повернулся спиной к Хавлиди и плевать хотел на все его россказни, даже если они были правдивы.

Воины, попрощавшись со своими женами и детьми, погрузились на корабли, взялись за весла и отчалили. Толпа народа в разноголосицу желала им удачи, взывая к богам о помощи.

Олени моря отправились в путь.

Корабли вышли в открытое море. Сидрок встал на нос драккара, ухватившись за его змеиное горло. Сильный порыв летнего ветра вдарил ярлу по лицу и тот, воодушевившись, приказал поднять парус. Суровый дракон раскрыл свои крылья, морской вал разбился о его крепкое брюхо, окропив моряков каплями северного моря. Казалось, что корабль вот-вот взлетит и пустит густой дым из своих широких ноздрей – с такой скоростью он заскользил по волнам. Кольчужники дружно захохотали, а Сидрок принялся расхваливать на удачу в походе свой корабль: