Петр Воскресенский - Хеймдалль

– Э! Сторольв! Сторольв, тролль тебя дери! Хорош придуриваться, ну, песий сын, вставай уже! Сдох, все-таки…

Они все разом неторопливо подняли глаза на Ингольва:

– Что ж, – сказал один, взяв в каждую руку по топору, – сам на колени встанешь иль помочь тебе?

Тут появился Сидрок:

– Это что за тролльщина! – рявкнул он. – Вас уже одних оставить нельзя? Какого дверга вы тут устроили?

Сидрок перевел свой взгляд на окровавленный рот Ингольва.

– Какой альв позволил тебе схоронить моего берсерка?!

– Попрошу заметить, – вступился Хавлиди, – что Ингольв всего лишь защищал своего брата, дорогой мой ярл, весь этот кавардак учинили медвежеголовые, Тюр мне свидетель!

– Это правда? – обратился к остальным очевидцам Сидрок.

– Белоус не врет, волк требовал честного боя!

– Не-не, ульфхеднар дрался, как сущий зверь, покуда братишка его слюни пускал!

Вальборг шепнул Сидроку на ухо:

– Сам ведь, дурень, посадил себе осиное гнездо на мачту и даже не смутился. Я тебя предупреждал.

Сидрок раздраженно махнул рукой.

– На правду не обижаются! – добавил Вальборг.

– Оружие убрали и тихо-мирно сидим! – крикнул Сидрок.

Берсерки нехотя попрятали оружие и направились куда-то за угол, не спуская озлобленных взглядов с Ингольва. Сидрок подошел к Хродмару и спросил:

– А ты что? Правда зассал?

Хродмар ничего не ответил, но все было ясно по его виду.

– Мда-а-а, – протянул Сидрок, – взял на свою голову, тут не берсерков надо бояться, а вот таких вот…

– Тюленей! С топорами! ХА-ХА! – засмеялся один.

Поднялся хохот, и Хродмару захотелось умереть на месте, только бы прекратить это бесконечное унижение.

– Ну ты и остряк, Агнар!

Сидрок тяжело выдохнул и раздраженно обратился к Ингольву:

– Пойдем-ка с нами.

Ингольв, утерев кровь с лица, повиновался. Его провожали одобрительные взоры кольчужников, некоторые укоризненно и с усмешкой поглядывали на Хродмара, который, от страха чуть было лужей не пропитал штаны. То были невыносимые минуты для него, он совсем не знал куда себя деть. А отец его? Кто-то спросил его ли это сын, на что тот лишь отрицательно покачал головой.

Ингольв с ярлами направились в церквушку. Отныне храм франков превратился в место для отдыха, игрищ и переговоров. Все помещение насквозь пропахло жареной свининой. Всякая утварь, скамьи и прочее были хаотично разброшены. Сами властители восседали за длинным столом с яствами, тут же неподалеку стояли брюхатые бочки меда и пива. На краю стола ярлы играли в хнефатафл 36 36 Хнефатафл – скандинавская настольная игра. , оживленно переставляя костяные фигуры на оленьей шкуре, расшитой в клетку светлыми нитями. Оранжевые факелы освещали золотую гору драгоценностей в том месте, где ранее возвышался алтарь. Гисли нежно водил смычком и таинственный звук тихонько звучал в храме.

Ингольв приготовился выслушивать упреки, но вдруг Сидрок из всего этого завидного огня двергов 37 37 Огонь двергов – золото. вытащил малюсенькое колечко и хвалебно протянул его Ингольву в знак доблести. И Вальборг Железная кость, забыв на минуту о партии, не постеснялся выразить свое уважение волку.

– Возьми-ка и моей удачи заодно, ты хорошо дрался, – протянул ему Вальборг золотой браслет.

И его отпустили. Ингольв почувствовал себя дитятей, которому дали пряник, чтобы больше не проказничал. Но все же поблагодарив щедрых ярлов, он поспешил обратно. По пути многие воины выразили ему свое почтение, подметив, что никогда им еще не доводилось видеть собственными глазами владеющего собой эйнхерия. Хоть Ингольв и не изменил своей суровой мины, ему было приятно.

Он вернулся к Хродмару и упрекнул его в бездействии:

– И это ты называешь побратимством? Я с тобой заключил кровный договор перед богами, а ты! В следующий раз выручать тебя не буду, сам выкручивайся.

Публичный позор, укоры брата и громкие мысли очевидцев сковали все нутро кузнеца, он еле выдавил из себя:

– Я исправлюсь.

– Что-то не верится, – сказал Ингольв.

Хродмар глядел в одну точку, боясь смотреть куда-либо еще, чтобы не пересечься с чьим-либо осуждающим взором. Белоус тоже думал что-то сказать, но решил промолчать и предложил сберечь оставшиеся силы до завтра. Братья развернули спальные мешки у костра, поскольку все дома уже давно заняли дружины ярлов и конунгов. Войско таких размеров не поселишь в какой-то деревушке, как ни старайся. Тут подошел один кольчужник и, окликнув Ингольва, предложил ему переночевать в амбаре, мол, ему-то не жалко уступить место. Ульфхеднар ответил, что примет предложение, если найдется место и для брата.

– Прости за грубость, – сказал тот, – но рядом с трусом только рабам спать.

Хродмар сделал вид, что ничего не услышал и, зарывшись лицом к себе в спальный мешок, никак не мог уснуть. От стыда и внутреннего напряжения он задержал дыхание, боясь даже пошевельнуться, мышцы всего тела непроизвольно сковало, он словно окаменел. Живот ныл, лицо горело, голова гудела, хотелось плакать. И Хродмар тихонько заплакал.

***

Ингольв двигается вдоль темных колонн, медленно приближаясь с каждым шагом к одинокому столу. Это не ноги несут его к столу, а сам стол, не торопясь, летит к Ингольву. За столом сгорбились четыре фигуры. Они играют в тавлею, вдоль поля двигают фигуры, сплетенные из искорок света. Позади них пылает костром золотая гора украшений, монет и драгоценностей – единственный источник света во всем помещении, не позволяющий густому мраку объять храм. Ингольв переходит из тьмы в светлую часть помещения. Постепенно с его приближением проявляются черты лиц нескольких игроков. Первый из них – Сидрок, который едва размышляя над ходами, спешно передвигает фигуры. Перед ним корпит Вальборг, который старается ходить сдержанно и осторожно. Рядом ждет своего хода Бьорн Железнобокий с равнодушным выражением лица. Он ловко жертвует своими воинами, чтобы вот-вот захватить короля, отчего Сидрок негодует и чуть не опрокидывает стол. Ингольв не понимает правил игры, они отличаются от привычных, но инстинктивно до него доходит, что не хватает еще двоих игроков. Как они могут ходить против короля, стоящего в центре игрового поля, если за него никто не играет? А четвертая армия так вообще стоит нетронутой.

Вдруг пешка короля сдвигается с места, без чьей-либо помощи. И Ингольв видит проступающий из тьмы черный олений рог, это он передвинул ее. Тут над всеми, словно из тумана, возникает широкая тень, это какой-то черный человек с дымчатой головой. А олений рог оказывается его рукою. Из-за плеча расправляется одно огромное вороное крыло. Он не двигается, словно терпеливо выжидает удобного случая для хода. Внезапно он устремляет свой омутный лик на Ингольва. Ульфхеднар испытывает ужас перед черным человеком. Существо приглашает его занять свое место и принять участие в партии. Волк садится.