Ксения Гранд - Лекарство

Часы на тумбе отмеряют двенадцать. Выглядываю в окно – охраны нет, света тоже. Только два фонаря возле центральных ворот. Отлично. Переодеваюсь в свою одежду, платье оставляю на кровати. Не хочу, чтоб что-нибудь напоминало об этом месте. Осторожно приоткрываю дверь. Никого. Можно идти. Ночью свет внутри горит не так ярко. Приглушили до максимума, словно не хотят, чтоб кто-то вроде меня ночью шастал по коридорам. Коридор, холл, лестница, второй этаж. Прохожу мимо дверей-близнецов, наугад дергаю ручки. Заперто. Наконец в конце коридора ручка одной подается, и дверь со скрипом проваливается в темноту. В лицо ударяет прохлада. В свете единственного окна проглядывается силуэт угловой кушетки, у ножек притаился кофейный столик. Книжный шкаф, комод, пара подсвечников. Похоже на кабинет. Открываю окно и выглядываю на улицу. Внизу виднеется силуэт охранников. Черт. Похоже, дом круглосуточно охраняется. И как мне отсюда выбраться?

– Решила подышать свежим воздухом?

У меня чуть сердце не останавливается. Уже представляю разгневанное лицо Блэквуда, но нет. Это всего лишь парень с пепельными волосами.

– Как ты меня нашел?

– Это моя комната. Так что это ты меня нашла.

В приоткрытой двери слева виден силуэт кровати. Книжные полки, комод со стопкой одежды, расческа, журналы. Как я могла этого не заметить? Хотя в потемках комната действительно выглядит нежилой.

– Расслабься. Я никому не расскажу, но при одном условии. Если ты прогуляешься со мной.

– Прогуляться? Куда?

– Поверь, здесь есть на что посмотреть. Ты ведь целый день сидела взаперти. Не пора ли освежиться?

Это правда, так и быть. Этот парень единственный вызывает у меня если не доверие, то хотя бы не неприязнь. Он мог бы меня уже давно сдать, пожелай он этого. И он прав. Я не выходила за пределы стен этого мрачного здания уже… Да, в общем-то, никогда. Любопытно увидеть, что снаружи.

– Идет.

Лабиринт змеиных закоулков, и мы выходим в сад. В жизни не видела подобной красоты. Живые изгороди образуют непрерывный лабиринт. Вокруг статуи, фонтаны, кустарники, клумбы. И повсюду белые цветы. На стенах, у подножия статуй. Белый снег, белые цветы. Похоже на чайные розы, но ведь сейчас зима, не так ли?

– Это камелии, – словно услышав мои мысли, отвечает парень. – Дивные цветы. Расцветают в разгар зимы. Никакие морозы не в силах их придушить.

Мысль о бегстве колет в спину. Теперь, когда я снаружи, мне ничего не стоит убежать, только куда. Сад кажется бесконечным.

– Я не знаю твоего имени.

– Прости, грубо с моей стороны. Я привык, что все здесь знают друг друга. Меня зовут Уильям, можно просто Уилл.

– Сильвер.

– Я знаю.

Пара секунд, и он уже мчит в другой угол сада к лабиринту.

– Сюда!

Следую за ним и поражаюсь размахам лабиринта. Кажется, кустарники раскинулись на добрые десятки километров. Стены в два раза выше меня. Отсюда точно не убежать. Поворачиваю за угол и нахожу Уилла возле статуи с цветами.

– Ты не похож на сумасшедшего.

– Сочту за комплимент.

– Извини, просто… ты вроде нормальный парень. Как ты здесь оказался?

– Это долгая история.

– Мы вроде не спешим.

Парень отвечает не сразу, очевидно, думает, стоит ли делиться со мной столь сокровенной информацией.

– Эти люди не такие плохие, как тебе кажется. Они приняли меня к себе, дали еду, одежду и кров. Это дорого стоит, поверь.

– Может, они не все такие замечательные, как тебе кажется.

– Упрямая до мозга костей, – улыбается он. – Как Николас и говорил. Я думал, он несерьезно. Теперь понимаю, он говорил в буквальном смысле.

При упоминании дяди внутри все леденеет.

– Ты знал моего дядю?

– По-твоему, кто привез меня сюда? – он шагает вглубь лабиринта. – Это были суровые времена. Вторая мировая, испанка. Страна трещала по швам, а люди выживали как могли…

– Стой, – перебиваю. – Вторая мировая? Ты ведь не можешь этого помнить. Сколько тогда тебе лет?

– Немного больше, чем кажется, – поворот за угол, и он продолжает: – Мой дом был разрушен во время войны. Я жил на улице, еды не было, денег тоже. Я был на грани, когда ко мне на улице подошел мужчина. Он сказал, что даст мне еду и кров в обмен на доверие, – он делает паузу, словно мысленно возвращаясь в тот момент. – Я согласился. Думал, он отвезет меня в приют, а это в любом случае лучше, чем умирать на улице. Но он привез меня сюда, к таким же людям, как и я. Людям, которые понимают меня потому, что сами столкнулись с подобной проблемой. Людям, которые знают, каково жить на улице, когда нет ни еды, ни шанса раздобыть кровь до того, как случится приступ. Людям, которые, как и я, вынуждены были собирать кровь умерших, рискуя умереть либо от инфекции, либо от испанки. Он дал мне намного больше, чем дом. Он дал мне семью.

С трудом перевожу дыхание. Мысль о дяде будоражит затягивающуюся рану, но это не та боль, которая заставляет тебя лить слезы, выкручивая наизнанку. Это приятная боль, боль воспоминаний.

– Старейшина не желает тебе зла. Он хочет уберечь всех от опасности.

– Посылая меня в отрезанные от цивилизации земли, кишащие тварями?

– С чего ты взяла? – он мотает головой. – С момента возведения стены прошло лет сто, а значит, моровы, оставшиеся там, вымерли.

– Правда?

– Всех людей эвакуировали за стену, скот выгнали. Запасы крови у моровов истощились лет восемьдесят назад. Так что тебе не о чем переживать.

Его слова меня немного успокаивают, но лишь слегка. Почему-то мне слабо верится, что эта затея такая уж безопасная.

– Все настолько серьезно? – решаю изменить тему. – Я про вашу болезнь.

– Ты даже не представляешь.

– Но ведь есть и положительные стороны. Тебе больше семидесяти, а ты выглядишь лет на двадцать. Многие люди мечтают о таком.

– И, как и любой сказке, за дар приходится платить.

– Ты о чем? Разве делать инъекции так сложно?

– Сильвер, все не так просто. Приступы не просто проходят, они убивают, а если не убивают, то изнуряют. Кислородное голодание может лишить тебя рассудка, даже если ты выживешь. Нам приходится постоянно носить с собой пробирки. Не взял шприц – считай, ты труп. Некоторым нужна инъекция каждые два часа. Два часа, понимаешь? Эти люди, – его рука обводит стены здания, – никогда не покидали поместья, боясь, что не успеют сделать инъекцию. И то, что они проживут на пятьдесят лет больше, ничего не даст, ведь они никогда отсюда не выйдут.

Как несправедливо. Если верить его словам, эти люди вынуждены страдать, и все из-за моровов. Они испортили их жизнь, испортили мою. Как же Эми? Неужели она останется монстром до конца жизни? Нет, она это не заслужила. Должен быть способ вернуть ее, если она еще не лишилась рассудка.

– Что такое?