Яна Вуд - По тропам волшебных лесов

Страшная ящерица возвышалась над ними подобно острому утесу, но нападать не спешила. То ли опасливо выжидала, то ли решила поиграть напоследок с добычей. С легким свистом втягивался и выпускался ее длинный липкий язык.

Растеряв остатки терпения, Борхольд воинственно зарычал и кинулся вперед, метя ножом в большой, ядовито-красный глаз. От неожиданности ящерица попятилась. Нож голодно звякнул о стальную чешую и отскочил, едва не вывернув старику руку. Ящерица тут же лязгнула зубами, силясь отхватить обидчику голову, но Борхольд ловко увернулся.

– Им надо помочь! – яростно закричал Бральд.

– Ага, надо, – эхом отозвался Фэйр, лихорадочно копаясь в дорожном мешке.

– Чего ты там ищешь? Лечить, что ли, зверюгу эту собрался? – Бральд с досадой махнул рукой и, подхватив с земли тяжелую палку, с диким криком бросился на подмогу.

Мальчик на него даже не взглянул, а продолжил спешно перебирать свои пожитки.

– Брал же с собой эту штуковину! Махонький мешочек. Неужто забыл? Дурень беспамятный! Погоди-ка, а это что…? Нет, не то! Загрызи меня упырь, да что же это такое!

Когда Бральд подоспел на выручку, Борхольд уже подымался с земли, потирая ушибленное плечо. Листовка вперила в Бральда огненный взор и угрожающе зашипела. Тот только палку покрепче перехватил, решительно стиснул зубы и как следует замахнулся.

– Нашел! – ликующе возопил Фэйр, выудив из сумки пестрый мешочек. – Она или нет? – он поднес мешочек к носу и тут же отдернул руку. – Она самая, – пробормотал он заплетающимся языком, – сон-трава .

Поднявшись на ноги, Фэйр обнаружил Бральда на земле в груде щепок – все, что осталось от увесистой дубины. Борхольд же бесстрашно стоял между зверем и его добычей, выставив перед собой могучие, заскорузлые руки.

– Эй! Громадина! – закричал Фэйр, но диковинная ящерица не обратила на него никакого внимания.

Тогда в ход пошел тяжелый голыш. Звяк – камень угодил в бугристый затылок. На этот раз чешуйчатая голова обернулась. Опасно сверкнули хищные глаза, воздух сотряс очередной раскат утробного рева.

– Вот так. Иди сюда, – прошептал мальчик и добавил задиристо. – Что я, по-твоему, не вкусный? Да ты таких вкусных еще не пробовала!

Листовка грозно двинулась навстречу Фэйру, полетела вперед рогатая голова, разверзлась клыкастая пасть. А мальчику только того и надо было. С решительным криком он метнул в бездонную глотку заветный мешочек и тут же проворно откатился в сторону.

Ящерица недоуменно поелозила языком, прикусила странную вещицу и… пошатнулась. Страшная голова накренилась влево, потом вправо, листовка стала беспомощно оседать, а мигом позже, обиженно взвыв, тяжко повалилась набок.

Бральд и Борхольд, не сговариваясь, кинулись к Лахте. Женщина приникла губами к детскому лбу и задрожала от ужаса – он был таким холодным! Она чутко прислушалась и облегченно выдохнула – медленно и неохотно, но сердце дочки стучало. Амулет целителя не подвел.

Борхольд неприязненно покосился на ящерицу.

– Издохла?

– Уснула просто, – качнул головой мальчик. – От сон-травы.

Держа светильник на вытянутой руке, он подошел к невиданному зверю, и, проведя рукой по теплому, чешуйчатому боку, с благоговейным трепетом промолвил.

– Листовка…

Бральд недоуменно нахмурился. «Что за странное назвище?» – подумалось ему. Как вдруг в струящемся лунном свете он заприметил нечто, от чего его серые глаза широко раскрылись от удивления.

По длинному телу ящерицы шел частый рисунок, один в один напоминавший извилистые лиственные прожилки. А цвет ее блестящей чешуи: бурый, желтый, зеленый – повторял все многообразие оттенков палой листвы.

Путники ахнули – не ящерица лежала перед ними, а бугристое всхолмье, щедро припорошенное осенними листьями.

– И впрямь листовка-невидимка! – восхищенно присвистнул Бральд. – Потому-то мы ее и не приметили!

– Да, притаиться на виду – это листовки умеют лучше всех! – кивнул словоохотливый Фэйр.

– Может, пойдем уже? – нетерпеливо вмешался Борхольд. – Или дожидаться будем, пока расчудесная ящерица ваша проснется?

Спорить никто не стал. И они устало двинулись вперед. Но сколько ни брели, больше тропки найти не удавалось. Заповедный лес провожал их подозрительными взглядами. И вдобавок ко всему, с каждым шагом становилось все темней и темней.

– То ли тут темнота какая-то особая, чародейская, – не выдержал Борхольд, – то ли светильник хваленый светить перестал.

Мальчик пристально оглядел светильник и огорченно цокнул.

– Разбился! Видать, когда нас листовка сшибла с ног. Скоро совсем погаснет.

Бральд кивнул.

– Надо поторопиться!

Они ускорили шаг, но в таком тусклом свете быстро двигаться не получалось. Вскоре лунный свет окончательно истаял, а вместе с ним канули в небытие и надежды отыскать тропу. Бродить в потемках толку не было – все это хорошо понимали. Не сговариваясь, хмурые и удрученные, они без сил опустились на землю, привалившись спиной к широкому древесному стволу.

Первое время люди сидели молча, каждый погруженный в свои невеселые мысли. В лесу было тихо. Даже беспокойный осенний ветер уснул, то ли от усталости, то ли от скуки. Лишь изредка какой-нибудь пожелтелый лист срывался с ветки и с печальным шелестом опускался на землю.

– Что дальше делать будем? – наконец нарушил молчание Борхольд.

– Ждать, пока я что-нибудь не придумаю, – отозвался Фэйр. – Или пока не рассветет, тогда тьма хоть немного рассеется.

– Предлагаю ждать у костра, – вмешался Бральд, поднимаясь. – Лахта уже как осиновый лист трясется. Да и меня, надо признать, дрожь побивает слегка.

Фэйр тоже подскочил. Вдвоем они натаскали немного сушняка и мха для растопки. Но сколько ни пыхтел над ними с кремнем и кресалом Бральд, а потом и Борхольд, – пламя не занималось. В лесу было сыро, и хворост напитался влагой. Крошечные искорки, едва народившись, тут же тускнели и гасли.

– Ты бы помог, что ли! – вконец потеряв терпение, бросил мальчику старик.

– А что я могу? – изумился тот. – Всякие штуки волшебные – это всегда пожалуйста. Но сам-то я не волшебник! Не пастырь какой-нибудь. Простой человек. И не умею так – махнул рукой, и загорелось!

– Да знаю, – скривился Борхольд. – Ну, мало ли что у тебя там в суме еще припасено.

– Не, ничего такого нету, – с сожалением ответил тот.

Старик кивнул и неожиданно хлопнул в ладоши.

– Тогда давайте поедим. Как у нас в деревне любят говорить: «Утолишь голод – позабудешь холод». – С этими словами он извлек из мешка душистый хлеб, разломил его и раздал своим спутникам.

Ужинали молча, запивая водой. Всего ничего – но озноб и правда отступил. Пережитый ужас постепенно разжимал когти, неохотно обращаясь в свежее воспоминание.