Диана Юнкевич - Надя и Марея

Долиника не стала дослушивать недовольное бурчание Даворуса.

Она проворно вытащила из серебряной шкатулки, усеянной мерцающими сапфирами, старую связку ключей, бережно сунула в руки Даворусу, чуть задержала ее и мягко с тоской сказала:

– Даворус, берегите себя… будьте осторожнее. В следующий раз я вам еду принесу сама. Если что-то изменится или кто-то вас будет искать, я прибегу к вам и предупрежу. Я думаю, у деда в доме вас никто искать не станет, о нем уже все забыли.

Даворус молча кивнул матери, поцеловал на прощание, крепко сжал Надину руку, Верный зарычал.

– Т-с! – Надя прижала палец к губам и велела Верному: – Пойдем с нами. – Пес побежал за Надей, виляя хвостом.

На улице Даворус остановился и тихо предупредил:

– Будь внимательна и осторожна. Если покажу знак, – он поднес палец к губам, – стой на месте и молчи; если укажу направо, быстро бежим вправо, если укажу налево – сворачиваем налево. Темные тени всюду шныряют, проходу людям не дают, выслеживают государственных преступников.

Надя кивала, отвечать Даворосу она боялась. Каждый раз Даворус приводил ее в леденящий кровь ужас, что-то было в нем отталкивающее и холодное, особенно когда он был чем-то не доволен. Наде казалось, что его интересовало что-то другое, нечто большее, о чем он никогда не говорил вслух. Его карие глаза, всегда внимательные и цепкие, временами ей казались злыми и жестокими. Она не верила своему предчувствию и каждый раз объясняла себе, что сильно ошибается в этом человеке.

– Даворус хороший, госпожа Долиника считает его умным и порядочным человеком, – шептала себе Надя, когда ей было особенно страшно.

Выйдя из уютного, теплого дома, они сразу окунулись в нечто чужеродное, дикое, давящее, неподвластное человеческому разуму, в то, что телу несет болезненное оцепенение, а духу – смертельный ужас. На Надю насел тягостный, утомительный страх, он парализовал ее тело, в голову медленно, до боли противно вползала черная густая пустота. Надя пытливо, с усилием воли, которой почти не осталось, посмотрела на Даворуса, но не смогла произнести ни единого слова. Даворус неожиданно схватил Надю за талию и быстро затащил за угол, Верный забежал следом.

– Фу-у, успели! – буркнул Даворус себе под нос, плотно прижал указательный палец к губам, сурово посмотрел на Надю. Та стояла как вкопанная, сердце ушло в пятки и не хотело оттуда выбираться. Они успели слиться с мрачными стенами домов. Как раз в то самое время мимо пролетали два мертвеца в обтрепанных грязных платьях, от них несло протухшими яйцами. Надя заткнула нос, чтобы не чихнуть или не раскашляться.

– Смотри, окна светятся… – Мертвец пренебрежительно показал на дом Даворуса, указывая почти в то самое место, где стояли Надя, Даворус и Верный. Надя перестала дышать. Она еле заметно сделала знак Верному, умный пес разом все понял и вжался в землю.

Второй мертвец недовольно скривил разбитый череп.

– Ерунда какая-то, там женщина одинокая живет, я этот дом хорошо знаю. Сидит часами напротив печного огня, в огонь уставится и как ненормальная рыдает… Я раньше часто туда залетал, а потом надоело. Там уже давно ничего не меняется. Хочешь, слетай посмотри, а я здесь тебя подожду. – Он махнул костлявой рукой.

Мертвецы свернули за угол и больше не возвращались.

Даворус с Надей и Верным, как три невидимые тени, бесшумно пробирались сквозь мрачный город, переполненный нездешним ужасом. Сзади они услышали громогласный раскатистый бас, следом за ним послышался жуткий, пронизывающий душу хохот.

– Он так и говорит мне, – раскатывался гулкий бас. – Продай мне жизнь, я тебе все отдам, а я ему отвечаю, мол, не хочу, чтобы ты жил, и со всего маху как тресну по голове. А он мне крест протягивает золотой с камнем зеленым. Ну на кой мне твой крест нужен – хохочу. Он рухнул в грязь, как подкошенный, крест рядом с ним до сих пор валяется.

Над Даворусом, Надей, Верным вихрем пронесся пугающий дьявольский хохот, Надя даже пригнулась к земле, еще крепче сжала в руке мамину брошь.

– Твари бездушные, над крестом хохочат! А он людей от напастий защищает! – Тихо, почти неслышно бурчала себе под нос возмущенная Надя.

– Ты чего бубнишь? Тихо! Любой неверный шаг – и нам кирдык! – Резко прошептал Даворус и сжал крепче Надину руку.

Беглецы, переждав патруль очередных черных тварей, продвигались все дальше и дальше к окраине города, то вжимаясь в стены домов, то прячась в жутких опасных развалинах еще недавно величайшей красоты храмов, то на время забегая в проемы под мосты и там пережидая опасность.

– Люди нам не помощники, не надейся, – Даворус болезненно поморщился, посмотрел в темные окна домов. – Даже свет боятся включать.

Обитатели города жили в жутком, непереносимом страхе. Они боялись выходить из дома, по ночам на них находил особенный ужас, демонический, нездешний, из другого мира, он сковывал их разум и сердца ледяным дыханием. В людей входила пустота, она поедала воспоминания, за ней врывалось непереносимое отчаяние, разрывало человека изнутри, а потом его одолевал ужас, наваливалось раздражение и ненависть. Люди не находили себе места, что-то невидимое выбрасывало их из жизни, они считали себя одинокими, непонятыми.

Наконец, запыхавшись и тяжело дыша, беглецы выбрались из города. Даворус покачал головой:

– Опасно – открытое поле, но у нас нет другого выхода. Побежали! – Он обернулся к Наде. – Пригнись немного.

Надя послушно пригнулась.

Даворус бежал легко, быстро. Надя еле успевала за ним, тяжело дышала, в груди что-то давило и сжимало. Верный бежал рядом, как тень. На этот раз им повезло больше. Черные тени скучились над городом в одном месте, они громко ревели и нервно метались в разные стороны, но от места, которое их так привлекало, не отлетали, будто были прикованы к нему. Похоже, они летали над храмом богини Космелии.

– Нам нужно поторопиться, пока не хватились, – шепнул Даворус прямо в ухо Наде.

Она не могла бежать быстрее, сердце желало выпрыгнуть из груди, ей хотелось рухнуть на землю и укрыться в густой высокой траве, в висках громко стучало, будто кто-то невидимый бил по наковальне молотком прямо у нее над ухом.

– Потерпи, немного осталось, – прошептал Даворус и подмигнул ей. Таким Надя Даворуса никогда не видела, она даже на миг остановилась. – Скорей, не останавливайся.

Надя собрала последние силы.

Хмурый, неприветливый дубравник стоял молча, они влетели в него и упали на сырую землю.

Оперевшись на широкий, шершавый ствол, Надя закрыла глаза и почувствовала себя счастливой, хотя тело гудело. Неожиданно она почувствовала, как от дуба тонкой теплой струйкой в нее побежала жизнь, а потом ее окутывали мягкие, как вата, и приятные на ощупь волны. Она оживала на глазах, волны походили на мамины руки.