Ана Крист - Симфония Аристократов

– Будет сделано, Ваша Светлость, я могу удалиться, или вы желаете что-то еще?

Юноша отрицательно помотал головой, и красивый мужчина исчез так же быстро, как и появился.

Ева с иронией посмотрела на брата, – Они всегда такие неразговорчивые?

– Думаю если попросить его побеседовать, он не откажет, но только вопрос зачем? Мы и так, в конечном счете, слишком много ему платим, чтобы мило с ним общаться, – парень пожал плечами.

– Зато, каким же ты красивым сделал его, – глаза девушки хитро загорелись, – Прямо под стать тебе самому.

– Ой, милая, ты же знаешь мои слабости к прекрасному, как и у одного из наших покойных королей. Да и со временем, когда годы возьмут свое и если моя красота увянет, я всегда смогу изменить его внешнюю оболочку, насколько я помню это никогда не было проблемой, – беспечно парировал Макс.

Юноша кинул взгляд на массивные часы, стоявшие в другом углу комнаты, – А теперь дорогуша нам пора собираться к столу, а то маменька будет, как обычно, нервничать, ты же ее знаешь, поэтому лети в свое крыло и готовься, а потом, при удобном случае, я тебе все расскажу.

– Ладно, ладно бегу, – Ева поднялась с кровати, – Ты все равно не ускользнешь, и расскажешь все про свое посвящение. Ты знаешь, я от тебя не отстану! – это были последние слова Евы, перед тем как она закрыла за собой дверь.

Уже более легкой походкой, чем прежде девушка двинулась в сторону своего крыла. Хоть она чувствовала себя еще не так хорошо, как бы хотелось, но мысль о том, что она сможет принять ванну и привести себя в порядок придавала ей сил, а ведь путь предстоял не такой близкий.

Главный дворец семейства де Лафонтен был до неприличия огромен. Он состоял из крыла, которое принадлежало Максимилиану – единственного сына, крыла Евы, крыла их родителей, крыла для гостей, и крыла для родственников, помимо этого, конечно же, были и приемные залы, и много разных трапезных, а также все необходимые для поддержания работы дворца помещения, и крыло прислуги. Этот дворец был произведением искусства. Как великий завоеватель он стоял на небольшом возвышении рядом с чистейшим озером и могучим вековым лесом. В часы заката терракотовый цвет стен, как будто обогревал кровью его фасад, а белые элементы лепнины, словно глубокие раны еще больше проступали взору. Дворец был подарен семейству много лет назад самим королем, за долгую и прекрасную службу. Хоть это был и не единственный подарок от короля, но именно он был главной гордостью семейства.

Спустя время Ева уже добралась до своего крыла. Оно кардинально отличалось от крыла Макса, светло-голубые оттенки, никаких массивных материалов и красок, везде можно было чувствовать легкость. Это неспроста, каждое крыло постоянного обитателя дворца де Лафонтенов показывало его натуру. Если крыло Максимилиана было монументальное, пропитанное страстью и величием, что бесспорно присутствовало и в самом наследнике де Лафонтен, то крыло Евы показывало больше ее легкость, обремененную детскими прихотями и, скрытую под пеленой вежливости и чрезмерной игривости, доброту. Великие архитекторы работали многие годы, чтобы добиться этого эффекта, но он себя оправдал, и каждый гость всегда изумлялся, завидев такие различные убранства разных частей дворца.

В отличие от нового положения брата, Ева не могла никому отдавать приказы. Да и общаться ни с кем из прислуги она не могла, так как помимо того, что это запрещено, это еще было и невозможно. Вся прислуга не могла говорить с обитателями замка, а также их слышать. При поступлении на службу в любую семью высшего класса, юноши и девушки из Солума, оставшиеся без родителей, подвергались процедуре surdus-muta. Чаще всего ее проводил главный из прислужников хозяина дома. Surdus-muta это древний магический ритуал, позволяющий выключить уши и голосовые связки людей. Это крайне болезненная процедура, по прошествии которой прислужник оставляет метку: линии, переплетающиеся между собой, тем самым образуя лепестки невиданного цветка треугольной формы.

Любые приказы жители дома всегда отдавали своим прислужникам, а дальше это все передавалось остальной прислуге. А так как своего прислужника представитель Сумитатума мог иметь только после инициации, то дети господ сообщали о своих нуждах посредством сигнала. Ты дергаешь за нужный тебе рычаг, слуги слышат звук колокольчика, и понимают, что тебе нужно в данную минуту. Ведь они не могли слышать только господ и их гостей, а остальные звуки вполне.

Ева нажала на нужный ей рычаг и к ней тут же примчалась горничная подготавливать ванну. Ожидая все приготовления, Ева задумчиво встала у зеркала, одиноко стоящего у ее секретера. На нее смотрела хрупкая девушка с большими серыми глазами, белые, именно белоснежные волосы немного растрепано спадали ей на грудь, бровей было практически не разглядеть, они были кристально прозрачными, что еще было более трудно заметить на бледной коже Евы. В девушке чувствовалась необъяснимая, неземная порода, будто она сошла с мифических картин.

Если посмотреть на них с братом, никогда не скажешь, что они родственники. Максимилиан всегда такой яркий, дерзкий и активный. Он никогда не любил сидеть на месте, чем самым доставляя немало проблем, он был готов делать что угодно, только бы не сидеть учиться или делать общественно полезную работу. Все его выходки всегда сходили ему с рук, ведь он был наследник герцога, главная драгоценность родителей. И именно этим Макс всегда пользовался, он быстро все схватывал на лету, был не глуп, и поэтому сразу понял свое удачное положение в семье.

Если же говорить про характер Евы, она тоже была не самым спокойным ребенком, но все же была более усидчива, уравновешенна и усердна. Тем не менее она любила делать многое наперекор, в силу своего бунтарского характера, хотя многие бы это сочли бы за попытку привлечение внимания со стороны родителей, которые души не чаяли в своем старшем сыне, а к дочери местами относились холоднее. Тем не менее, в отличие от наследника, за свои проделки девушка часто получала выговоры.

Но самое главное их отличие это была внешность. Наследник де Лафонтен такой темный, крепкий, высокий молодой человек, чистое воплощение дьявола на земле, во всем его прекрасном обличии. Его кожа имела какую-то женскую нежность; черные волосы, вьющиеся от природы, так живописно обрисовывали его бледный, благородный лоб. У него был немного вздернутый нос, зубы ослепительной белизны и карие глаза. Они не смеялись, когда он смеялся! Из-за полуопущенных ресниц они сияли каким-то фосфорическим блеском. То был блеск, подобный блеску гладкой стали, ослепительный, но холодный; взгляд его – непродолжительный, но проницательный и тяжелый, оставлял по себе неприятное впечатление нескромного вопроса и мог бы казаться дерзким.